Служанки, конечно, не знали подробностей, но они поняли, что случилось. И на этот раз они тоже сделали вид, что ничего не случилось.

Женеста прислушалась к себе. Теперь она была уверена, что у неё теперь есть силы, чтобы разговаривать.

Но для начала она только улыбнулась.

Незнакомец вздрогнул, очнулся от дремоты и посмотрел на неё удивительно тёплыми, орехового цвета глазами. Он тоже улыбнулся – чуть-чуть, по-мужски, но удивительно симпатично.

Женеста уже хотела повторить тот самый вопрос. Но потом решила, что у неё хватит сил на кое-что получше.

И она просто отбросила прочь покрывало, открывая ему отдохнувшее обнажённое тело. И чуть отодвинулась к стене, освобождая место для прекрасного незнакомца…

Особняк торговой семьи Фуменалей был, конечно, не единственным богатым домом в этом бесстыжем городе. Сейчас, в полумраке весеннего вечера, он так и давил на прохожих серой четырёхэтажной тенью. Первый этаж был облицован плитами из необработанного камня, так что палаццо Фуменалей становилось похоже на неприступную крепость, но Филс прекрасно понимал, что проникнуть туда не только нужно, но и возможно.

Парнишка с внешностью Филса – не редкость на улицах приморского нашего города. Тощий, но не измождённый, а жилистый, привычный к самой грязной работе, со спутанными густо-каштановыми волосами до плеч. Только довольно привлекательное лицо не позволяло ему слишком легко затеряться в толпе. А ведь это было очень важно для того занятия, которое предстоит ему этим вечером.

Филс был из породы ночных демонов. Так называют юных воришек, которые достаточно упорны и наблюдательны, чтобы не ограничиваться кошельками случайных прохожих, или тушёной рыбой, или кочанами капусты с городского рынка. Они долго, внимательно и совершенно незаметно для хозяев наблюдают за домом, чтобы за один ночной визит утащить что положено. Причём делают это настолько ловко, что пропажу порой обнаруживают только спустя несколько месяцев.

Филс обхаживал этот особняк второй месяц и уже смог разглядеть всё, что нужно. Сейчас ему оставалось дождаться третьих сумерек, этого самого тяжёлого, одуряющего часа, когда солнце уже скрылось за горизонт полностью, и только над Железными горами слабо тлеет отсвет умершей зари. В приличных домах уже закончили с ужином и гасят свечи, готовясь ко сну. Даже слуги ничего толком не соображают, измученные дневной суетой, а для хозяев тоже уже всё закончено, и все оставшиеся дела можно сделать и завтра.

Это самый счастливый час и для ночного демона, потому что на улицах уже почти никого, пробраться можно незаметно, а слабого света весенних сумерек хватает, чтобы отыскать самое ценное.

Особняк был здоровенный, настоящее палаццо, хоть и стоял на краю не особенно престижного мукомольного квартала. Окна первого этажа выходили в сад, а между глухой стеной сада и соседнего особняка был невероятно тесный даже не переулок, а щель между домами, куда не протиснуться взрослому человеку. Именно туда и прокрался Фил, чтобы подготовиться к своему тихому ночному визиту.

Раздевшись догола на зябком весеннем ветерке, он натирал тело оливковым маслом, словно древний атлет. И вот оно уже лоснилось, так что в свете медленно всходившей Луны можно было разглядеть и мускулы, и подтянутый живот, а на лицо, напротив, легла тень отросших волос.

Как и многие мальчишки его положения, он укорачивал волосы, только когда они начинали слишком сильно болтаться по плечам и мешать зарабатывать на жизнь. Но на его изумительно подтянутом теле не было ни ожогов, ни свежих шрамов – верный признак того, что Филс был достаточно ловок, чтобы не попадаться.

Закончив с маслом, тщательно вытер ладони и заткнул этой тряпочкой кувшин. Теперь его окружал пряный аромат оливок. Только кисти рук оставались сухими – ведь именно ими предстояло сегодня работать.

Ловко ухватившись за едва заметные выступы из грубого камня, он принялся карабкаться на стену. Если бы кто-то взглянул на него со стороны пустынной улицы, то мог бы заметить, как задорно сверкает лунный свет на его масляной заднице.

Вскарабкавшись на уровень второго этажа, он осторожно опёрся ногой на край ограды, где сверкали острые кусочки обсидиана, установленные больше для порядка. Перевёл дыхание и начал медленно, готовый в любую секунду соскочить на землю и броситься наутёк, подбираться к окну, закрытому коваными решётками.

Те, кто возводил этот дом и обустраивал в нём защиту, судили по себе. Они защитили его от проникновения взрослых, отяжелевших и тех, чей завтрашний хлеб не зависел от шанса сюда проникнуть.

Немного работы ножовкой, и край решётки, похожей на ромбовидную сеть, отошёл от штукатурки. Потом осталось немного отогнуть, чтобы проходила голова. А туда, где проходит голова, пройдёт и всё тело.

Дело было привычным, тем не менее сердце колотилось у Филса прямо в ушах. Сегодня ночью ему предстояло сорвать чудесный плод, который он бережно выращивал два месяца. Каждое мгновение этих двух месяцев он понимал, что стоит хозяевам что-то заподозрить, то они устроят ему весёлую жизнь и спустят все шкуры. Он был слишком ничтожен, а они слишком могущественны и богаты, чтобы была необходимость обращаться к закону. Конечно, они не убьют, это было бы слишком милосердно.

Филс не хотел даже задумываться, какие кары его ждут, если поймают. Особенно с поличным. Но толку от этих мыслей всё равно не было. К тому же они отвлекали от основного дела.

Замерев на подоконнике, он вглядывался в полумрак комнаты. К привычному и потому почти незаметному запаху оливкового масла примешался аромат благовоний. Перед ним была типовая гостевая комната: в углу поблёскивал гладкими створками шкаф из красного дерева с позолоченными ручками, рядом пристроился небольшой столик на резных ножках, какие обязательно бывают в богатой спальне. На первый взгляд ничего ценного. Придётся искать в остальном доме, еле сдерживая себя от какой-нибудь выходки, когда крадёшься совершенно голым по его чопорным лестницам и переходам. Хотя даже если отломать эти вот ручки, можно неплохо питаться не меньше чем месяц.

Филс осторожно прокрался к шкафчику, бережно ступая по узорчатому коврику. Надо же, какие привереды: Фуменали делают свои ковры, а сами предпочитают ходить по заморским. Причём закупают дорогие заморские коврики даже для тех комнат, которыми сами не пользуются.

Филс уже положил руку на позолоту, когда слева от него в полумраке послышался шелест. Он повернулся, не двигаясь с места, чтобы не создавать лишнего шума, и смог разглядеть кровать в полукруглой нише стены.

И на этой кровати кто-то был.

Сначала пришёл страх. Словно ледяной клинок вонзился Филсу прямо в сердце. Но этот холод продержался не дольше, чем вспышка искры. Потому что в следующий момент заговорил уже разум. И Филс смог опознать ту, кто, щуря сонные глаза, сейчас приподнималась на ложе.

Это была Вигилия Фуменаль, одна из младших дочек семейства Фуменалей. Днём, среди домашней суеты и в дорогом неудобном платье, чьи пышные рукава словно отвлекали внимание от её холёного личика, низкорослая Вигилия казалась совсем мелкой, почти девочкой. Но, как и почти все горожане, она предпочитала в тёплые месяцы спать обнажённой. И сейчас, когда тонкая простыня даже не прикрывала, а словно ещё отчётливей облегала её формы, было очевидно, что её тело уже сформировалось – и сформировалось неплохо. Даже высокие скулы, от которых глаза казались немного по-восточному узкими, выглядели естественными и прекрасными, когда он мог видеть её тело полностью, без утомительной тяжести тканей.

Сегодня вечером она собиралась уезжать на виллу в деревне. Но почему-то не уехала…

– Кто вы? – спросила Вигилия. Её прекрасные глаза были полуприкрыты, пряди распущенных волос лежали на лице и плечах, словно тени от оконной решётки.

У Филса не было плана на этот случай. Но суровая школа улицы научила его неплохо импровизировать.