Я зло его оглядела, но шагала к подруге, попутно проходя со всё той же мерзостью на лице мимо учительницы.

— «Милые бусы, — пропела, глядя на её ожерелье на шее».

А когда я зашла и закрыла за собой дверь, из коридора донёсся ещё больший хохот парней, хрип учительницы и удары по двери.

— «Вот посадят его в тюрьму, что ты будешь делать? — притихла рядом Фрея».

— «Радоваться», — ответила ей.

Мое лицо больше не показывали — только просвечивающие сквозь плотные колготки синяки на ногах. Целая россыпь. Особенно на внутренней стороне бедра. На этом видео закончилось. За ним шли снова лица тех девочек.

— «Она после того, как начала с ним встречаться, стала вообще другой. Какой-то безразличной, злой и очень неприятной. Высокомерной такой. Могла как и он над кем-то издеваться или обозвать обидно», — вторая.

— «Это он её провоцировал, — первая, — про неё всегда много слухов было, но и без них видно было, что она шею замазывает от засосов или… она вообще всегда в синяках была. А Реджи говорил, что это у него любовь такая».

По телу прошёл холод.

— «Они в прошлом году стали королем и королевой школы», — вспомнила вторая, пока на экране показывали фотографию школьной сцены, где мы с Реджи сидим на тронах в высоких коронах и с улыбками. Платье мне тогда мама сшила шикарное, едва ли я про него хотела сейчас думать.

— «Её отец вроде как даже до полиции доходил, чтобы они ей защиту от него ставили. Это как раз после того раза, когда она ей „нечаянно“ руку сломал вроде, или все же нос разбил? Ты помнишь?».

— «А не ребро? Не тот раз? Нет?» — вторая.

— «Да какая разница! — первая девушка, — главное, что потом в нашу школу перевелись двое близнецов. Мальчик и девочка. Их отец стал новым градоначальником, взамен отца Аямако. И они с Реджи естественно повздорили за место правления».

Снова видео. Шум компании Реджи, пока мы сидим на чьём-то уроке или занятии по бейсболу. У одного из парней бита, которой он отбивает мячи. Я рядом с Реджем, запрокинула на край лавки голову и смотрела в никуда. Не знаю кто снимал.

— «Эта тварина рыжая мне ещё что-то чешет!» — Редж под волну хохота.

— «Его сестра напротив, — указал в сторону подачи мячей тот, кто с битой».

— «Дай мне, — поднялась я, — мне она тоже пыталась что-то рычать».

Я поднялась под общий довольный свист.

— «Не промахнись, змейка, — подбодрил довольный Редж».

А я забрала биту и приготовилась к её броску. Оз был неправ — на каблуках я могла всё. Удар! И крик под свист и хохот парней за моей спиной.

— «Она ей нос раздробила, — буднично сообщила первая, — говорю же — удар сильный, а из-за Реджа она научилась маниакальной точности. Они вроде как развлекались иногда тем, что ножи по мишеням кидали в его гараже».

— «Её отец замял этот случай, как и остальные».

А после уже моя снятая история. Я лежу у себя в комнате на кровати, строю губы на камеру, пока подпирающая меня мама гладит меня по голове. А вот папа кричит, меряя разъярёнными шагами пространство от двери до балкона. Нет, он тогда скорее орал, впервые в жизни, но так, что мама прибежала меня защищать своим присутствием.

— «Какого чёрта ты это сделала, Аямако⁈ — папа, — где была твоя голова, когда ты делала это? Да ещё и пока кто-то снимал? Ты думаешь, что всё так просто⁈ Тебя посадят в тюрьму за такие увечья!».

Я продолжала кривиться на камеру. За мной следило почти двести человек онлайна.

— «Она погорячилась, Адам, — мама, — а ты уже всё исправил. Что поделать если эти рыжие… люди раздражают всех?».

Папа взвыл с рычанием.

— «Я с ума сойду с вами двумя! — тяжело дышал он, — Кими, ты же понимаешь, что скрыть от системы это видео не получится? А ты? — на меня, — Ая, ты должна думать о последствиях. Хотя бы иногда».

Лицо ведущего на весь монитор:

— «У Аямако нет записи в личном деле об этой или других историях. Не знаю, что именно будет с этой информацией после выхода видео, но я вам точно скажу, что милый папуля Аямако замнёт и это».

— «А потом она получила по заслугам, — вторая ехидно».

— «Нет, вообще незаслуженно, — первая, — она и до этого психопата терпела, а тут он совсем с ума сошёл, так что… нам сказали молчать, но…».

— «Давайте одно слово, которое вы вырежете, — вторая, — насилие».

Они обе опустили голову.

— «Нам прямо никто не сказал, — она же, — но как только будущая история вышла на всеобщее обозрение, руководство сменилось, а нам начали показывать лекции по сексуальному просвещению. Что норма, а что нет».

Я зажмурилась.

— «Что за история?» — диктор.

— «Реджи обвинил Аямако в том, что она спала с тем рыжим близнецом, — все вторая, — она отрицала. Они расстались. А на следующий день Реджи распечатал на листах её нюдсы, ну то есть обнаженные фотки, и расклеил по всей школе. Заставил кого-то».

— «Её травили около двух месяцев, не переставая, — первая, — и она, я вам скажу, так и осталась королевой, — смешок, — она их выставила в свой профиль, пока её не заблокировали, как эротику».

— «А ещё как-то запрограммировала центральную системную стойку, чтобы она транслировала только две страницы переписки того самого близнеца и её самой, где он пишет ей, что либо она бросит Реджа, либо он соврёт ему, что они спали».

— «У нас до сих пор взамен звонка на обед играет голосовое сообщение, где Реджи поет ей какую-то любовную песенку, — хихикнула первая, — мило, но для него было ужасно позорно!».

— «И что потом?» — диктор.

— «Потом Реджи очень долго извинялся, а её всё ещё травили, — вторая, — пока её папа не узнал масштабы, — она тяжело вздохнула, — за три дня у нас сменился весь учительский состав, руководство школы и исключены некоторые ученики. Мако ходила к психологу эти полгода, а Редж донимал её и её отца, который, к слову, хотел его посадить в тюрьму за распространение личного и… еще эротики с несовершеннолетней. У Реджи были ужасные проблемы».

— «Он по разговорам за эти полгода пострадал больше самой Аямако — он трижды резал вены, потому что она его не прощала, а его отец тоже судился с сенатором Фиджесом, но проиграл. А мама Мако при первой встрече отправила его в нокаут одним ударом прямо возле здания суда!».

Мне было уже не смешно. Я смирилась. Папа обнимал меня за плечи.

— «Насилие? — спросил ведущий, — вы имеете ввиду сексуальное? Он её…».

Они обе склонили головы сильнее. Я пыталась дышать под косящимися взглядами со всех сторон.

— «И он всё ещё на свободе? — диктор».

— «Он ее любит!» — первая, — очень сильно!'.

— «Вот ты дура, — буркнула вторая, — Аямако хоть на человека стала похожа, когда его не было рядом. Извинялась при возможности, говорила так спокойно и… — она взглянула четко в камеру, — я считаю, что ей попало по заслугам, потому что она сильно изменилась после этого. Словно другой человек. Добрая и помогающая. И я не говорю по Фратрии — она была такой и в школе у нас. Пока её не окунули в грязь, она не понимала, как это неприятно».

Чёрный экран.

Я пыталась не реветь, думая, что сейчас ещё придется вставать, однако:

— «А это ещё не всё, — диктор, — вашему вниманию центральный полицейский участок столицы».

И довольная улыбка Реджи на весь экран.

— «Ты уверен, что она меня увидит? — он поставил на стол руку в наручнике, прицепленной к столу, — клянёшься, ты, с камерой?» — он издевался.

— «Точно увидит и услышит, — репортёр, который его явно побаивался, — можешь передать ей всё, что захочешь».

— «Змейка, — его улыбка стала шире пока он опасно подавался вперед, — тут так невкусно кормят. Когда пойдешь ко мне — принеси что-нибудь вкусное».

Слёзы хлынули из глаз.

— «Это всё? — ведущий».

— «Ну и ещё отцу своему вонючему скажи, что он ублюдок, — Реджи, — если вы думаете, что змейка меня не любит, то вы тупые. Это её папаша драный там воду мутит. Он вчера меня у её новой школы поймал сразу с полицией. Срать я хотел на ваши запреты на приближение, — хихикнул, — этот ненормальный, что жену свою в плену держит, что мою змейку!».