— Культурные люди стучаться, прежде чем вламываются в чужой кабинет — барышня мне тоже не понравилась.
— В присутственных местах, в рабочее время стучать не обязательно — отрезала я, проходя мимо девицы и усаживаясь на стул возле начальственного стола.
Начальник юридического управление на мгновение зависла с тюбиком помады в, руке- наверное, словарь не врал и слово «присутственное» действительно относилось к устаревшим.
— Да вы кто такая?
— Мы с вами десять минут назад договаривались о встречи. Я Сомова Людмила Владимировна, директор «Немезиды» и вы сейчас зря тянете мое время.
Девица фыркнула, но надо дать ей должное, сразу же вытащила из ящика стола нужные документы, и положив их передо мной, вернулась к прерванному занятию у зеркала.
— И что вы мне показываете? — я быстро пролистала несколько листов и повернулась к хозяйке кабинета, что закончила с губами и перешла к ресницам, разлепляя их друг от друга специальной кисточкой.
— У вас в договоре указано, в пункте семь — пятнадцать, что любые изменения вступают в силу по истечению недели после получения уведомления об этом, если в указанный срок от вас не будет получено возражение. Срок на возражение оканчивается сегодня. Так что о чем вы спорите, девушка?
— Я никаких уведомлений не получала.
— Ничего не знаю. Вот, на нашем экземпляре стоит подпись получателя и расшифровка — Глотова А. Н., цветовод.
— То есть вы всучили уведомление старой и слепой пенсионерке и теперь гордитесь этим?
— Я предполагаю, что вас не было на месте, и мой сотрудник вполне правомерно вручил документы вашему представителю.
— Глотова не является моим представителем, у нее нет полномочий, доверенность есть у…
Юрист завода снисходительно улыбнулась мне:
— Полномочия Глотовой определились наличием ее на вашей территории и наличие трудового договора с вами. Этого достаточно, чтобы принять документы. Или вы будете это оспаривать, ссылаясь на отсутствие доверенности?
Да, молодая и красивая, что скрывать, сучка с юридическим дипломом, в этой ситуации крыла меня как бык овцу.
— Я могу взять копию, так как я ничего не получала.
— Да пожалуйста, у меня есть копия, только распишитесь в получении. — Считая, что победила меня, юрист была вполне любезна.
Я схватила документ и предвкушая, как оторву тупую башку Глотовой, побежала к своим теплицам.
Пока я, под всхлипывания напуганной старушки, разборчивым почерком писала возражения, пытаясь придать рукописному документы хоть какой-то официальный вид, желание кровавой расправы над забывчивой садоводом улетучилась.
— Людочка, ну прости меня, дуру старую, только не выгоняй. Ты же знаешь, что сейчас на пенсию прожить совсем невозможно…
— Ладно, баба Саша, проехали, не надо плакать. Просто так больше не делайте, и все. Так, я побежала, а то времени очень много.
Ага, разбежалась. Когда я, проскальзывая на поворотах, ткнулась в двухстворчатую дверь канцелярии, то с леденящим ужасом поняла, что сегодня уже пятница, а согласно белеющему на белой двери белому листочку расписания работы, по пятницам канцелярия завода работала до шестнадцати часов. Приемная, с секретарем, которому я, теоретически, имела права всучить мои возражения, тоже работала по тому же графику, а более никому на огромном заводе свой опус я вручить не могла.
Почтовое отделение напоминало осиное гнездо — у двух окошек грозно гудело и колыхалось черное облако курьеров, канцеляристов и прочего служивого люда с кипами конвертов и листами почтовых марок, которых разбавляли шипящие как змеи пенсионерки, пришедшие получить или отправить посылки своим многочисленным внукам и внучкам. Я поняла, что перед такой злобной и агрессивной толпой я бессильна и безропотно встала в конец очереди. Через два часа я стала испытывать серьезное беспокойство. Работать почте оставалось всего около часа, а я как стояла в конце очереди, так и продолжала стоять. Малооплачиваемые почтовые работники не торопясь клеили на конверты многочисленные марки, долго высчитывая стоимость отправки заказного письма в аул Навой- Балык, находящийся в живописных горах республики, о которой большинство из стоящих в очереди людей никогда не слышали. Пенсионерки долго заполняли квитанции, после чего из посылки, как в замедленной сьемке упаковывались, опечатывались, обвязывались специальными, почтовыми веревочками. Жизнь текла между громовыми ударами почтовых штемпелей по рядам марок, наклеенных на конверты, а я судорожно пыталась вспомнить, до скольких работает центральный почтамт, и где, в аэропорту или на вокзале я видела объявление, что почта работает круглосуточно. Единственным вариантом для меня не разорится вследствие забывчивости бабы Саши Глотовой было успеть отправить свои возражения сегодня, заказным письмом, чтобы металлическая колотушка, ударив в почтовую квитанцию и выдавив на ней черные сухие цифры сегодняшней даты подтвердили, что я успела в срок подать свой возражающий голос.
Когда зловещие стрелки часов, висящих на стене, как орудия судьбы, показали, что через десять минут двери почты будут закрыты, из подсобного помещения переваливаясь появился добрый, светлый ангел — пожилая женщина, которая открыла третье окошко. Мгновенно возник бурный водоворот из быстрых и ловких тел, кого-то уронили, но у нового окошка я оказалась второй — передо мной стояла, как стена, бабуля лет семидесяти пяти, опровергая книгу одного известного фантаста, что выживают только молодые и сильные. Утвердившись у заветного окошка, бабуля тут-же потеряла свою живость и под стон стоящих за моей спиной людей стала медленно доставать из чехла очки, а затем еще медленней извещение о посылке из кошелька.
— Заполняйте — пожилая сотрудница почты бросила взгляд на извещение и равнодушно отложила его в сторону, а затем бросила, не глядя не меня:
— Кто следующий по очереди.
Штамп, подтверждающий, что государство в лице почтового отделения номер тридцать два выполнила свою функцию и приняла мое послание к коварной администрации завода, стукнул в мою квитанцию за две минуты до окончания рабочего дня славных почтальонов. Я вышла из отделения, прижимая к груди серенький клочок бумаги, не слыша за спиной разгорающийся скандал, кто же будет последним героем в очереди — первый бой с заводом я выиграла.
Когда утром понедельника я показала начальнику юридического управления квитанцию и опись вложения, подтверждающие, что свои возражения я отправила вовремя, барышня скривилась, как будто что-то не то в рот положила. По злобному взгляду.
— Ну и чего вы добились? Мы расторгнем с вами договор и отрубим вам свет.
— Отрубайте. Расторгнуть договор со мной не получится. Это договор энергоснабжения, а государство настаивает на стабильности поставок энергоресурсов. Поэтому, если вы, в соответствии с нашими требованиями не подтвердите документально рост ваших затрат на подачу электроэнергии в пятнадцать раз, то я буду принуждать вас заключать договор через арбитраж. А в соответствии с гражданским кодексом на время переговоров действуют условия старого договора. Я тоже подготовилась, девушка — я улыбнулась побледневшей девице и вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь юридического кабинета.
— Люда, я сегодня в заводоуправлении был, так их новая юристка из кабинета директора в слезах выбежала, о он еще долго еще там бушевал, и тебя с твоей мамой несколько раз помянул, в каком-то нехорошем ключе — Алексей, мой друг и арендатор, владелец СТО, занимающий здание гаража на моем участке, грустно улыбнулся мне из-за огромной чашки с чаем, который мы пили вечером, пытаясь разработать план по нивелированию новой угрозы нашим бизнесам — на этот раз энергетической.
И вот, судя по названию — Энергосбыт, дирекция прилегающей территории, сделала следующий шаг.
Энергосбыт, в лице молодого человека в темно-зеленом костюме, с каким-то лейблом, очевидно именитом, пришитом на рукав пиджака, пришел не один. С ним пришел государственный Энергонадзор, хотя юноша был примерно в таком –же костюме и тоже, с недобрыми глазами.
