В распространении отрицательного мнения о возможности существования праязыка немалую роль сыграло убеждение о смешанном характере всех языков мира. В одной из своих работ Марр писал, что
«индоевропейская семья языков вовсе не является расово особой по языкам, а результатом нового скрещения доисторических языков, яфетических языков, последовавшего в результате коренного переустройства общественности»[378].
И далее:
«В самом возникновении и естественном дальнейшем творческом развитии языков основную роль играет скрещение»[379].
Следуя Н.Я. Марру, некоторые лингвисты делали вывод, что группы родственных языков могли возникнуть в результате смешения языков неродственных. Такую позицию, например, не совсем последовательно, занимал Н.С. Трубецкой. По Трубецкому, языковое семейство может быть продуктом чисто дивергентного или чисто конвергентного развития или, наконец, продуктом сочетания обоих типов развития в разных пропорциях. Предположение, что индоевропейское семейство получилось благодаря конвергентному развитию первоначально неродственных друг другу языков (предков позднейших «ветвей» индоевропейского семейства), отнюдь не менее правдоподобно, чем обратное предположение, будто все индоевропейские языки развились из единого индоевропейского праязыка путем чисто дивергентной эволюции[380].
Однако если Н.С. Трубецкой рассматривал конвергентный путь образования семьи родственных языков только как возможность, то некоторые лингвисты возвели такую возможность в абсолют и широко использовали ее для отрицания возможности существования праязыка.
Особенно показательна в этом отношении теория контакта, предложенная Д.В. Бубрихом. Согласно этой теории древний финно-угорский язык был представлен совокупностью диалектов, на которых говорили родственные племена, находившиеся между собою в состоянии контакта. Эти диалекты имели черты сходства и различия, которые определялись степенью близости контакта. Финно-угорская языковая семья возникла в результате контактирования языков[381].
«Представляется совершенно очевидным, – заявляет В. Таули, – что уральские языки являются результатом смешения. Поэтому невозможно вывести современные уральские языки из гипотетического, более или менее монолитного праязыка»[382].
Ошибка этих лингвистов состоит в том, что скрещивание языков они просто рассматривали как процесс, не учитывая того, что этот процесс подчиняется определенным закономерностям. Образование новых языковых единиц в результате смешения других может быть с достаточной достоверностью прослежено только на уровне близкородственных диалектов, не достигших так называемого порога интеграции. Под порогом интеграции понимается совокупность языковых особенностей, препятствующих языковому смешению. Несмотря на то что на определенных территориях русский язык контактирует с такими родственными языками, как польский или литовский, все же не наблюдается образования смешанных польско-русских диалектов. Это означает, что вышеуказанные родственные языки достигли порога интеграции.
Когда контактируют между собою близкородственные языки, еще не достигшие порога интеграции, то смешение этих диалектов может происходить абсолютно во всех сферах: смешиваются звуковые системы, слова, словообразовательные формативы, грамматические формы и синтаксические конструкции.
Но когда контактируют между собой родственные языки, достигшие порога интеграции, или языки, различные по происхождению, то здесь уже начинают действовать другие законы. Языки в этих условиях определенным образом деформируются под влиянием других языков, но не перемешиваются. При этом разные уровни реагируют по-разному. О смешении в подлинном смысле слова можно говорить только в области лексики. В области звуковой системы происходит усвоение некоторых чуждых данному языку артикуляций, но отнюдь не перемешивание двух систем. Системы словоизменительных элементов, как правило, почти никогда не перемешиваются. Поэтому здесь не может быть речи о смешении. В области морфологии язык может воспринять только отдельные типологические модели. Усвоение типологических моделей характерно также и для синтаксиса, хотя в этой области может наблюдаться заимствование некоторых элементов связи, например, союзов. Отдельные словообразовательные элементы могут заимствоваться. Иноязычное влияние может проявляться в характере ударения, значении грамматических форм, оно может в известной степени направлять языковое развитие и т.д.
На этом основании можно сделать вывод, что образование нового языка в результате смешения с другими языками в тех случаях, когда контактируют родственные языки, достигшие порога интеграции, или языки, неродственные по происхождению, является фикцией.
4. Существует мнение, что волновая теория Иоганна Шмидта, а также успехи лингвистической географии в сильной степени осложнили создание праязыковых схем.
По мнению И. Шмидта, никаких достаточно четких и определенных границ между индоевропейскими языками первоначально не существовало. Каждый отдельный индоевропейский язык можно рассматривать по отношению к другому как переходный язык, и все индоевропейские языки связаны между собою сетью переходных явлений. Географически ближе расположенные друг к другу языки больше имеют между собой сходств, чем языки, более далеко отстоящие. Пытаясь объяснить явление лингвистической непрерывности, Шмидт исходил из предположения о возможности распространения инноваций из определенного центра. Эти инновации при распространении охватывают прежде всего географически близко расположенные языки и по мере отдаления от центра постепенно прекращаются, напоминая волны отброшенного в воду камня.
Если представители младограмматической школы рассматривали французский язык как некое однородное целое и пытались возвести каждое его слово к латинскому языку, то в «Лингвистическом атласе» Ж. Жильерона Франция предстала как необычайно пестрый ковер. Создавалось впечатление, что каждое слово имеет собственный ареал распространения и собственную историю. Слова различных взаимодействующих между собою говоров могут влиять друг на друга и образовывать смешанные компромиссные формы.
Теория волн Шмидта, теория субстрата, показатели смешанного характера языков и т.д. не опровергают праязыковую гипотезу. Они только вносят существенные коррективы к представлению о прямолинейном распаде праязыка, характерному для А. Шлейхера.
Достижения ареальной лингвистики только дают возможность реально представить процесс образования групп родственных языков, но ареальная лингвистика сама по себе не устраняет праязыковую гипотезу.
5. В реконструируемой праязыковой схеме языковые данные сплошь и рядом не находятся в одной хронологической плоскости, что исключает возможность отождествлять праязыковую схему даже с понятием языка.
Характеризуя книгу А. Мейе «Общеславянский язык», С.Б. Бернштейн замечает, что автор совершенно свободно сопоставляет языковые факты самых различных эпох. Смело и уверенно создает из разнородных фактов «общеславянский язык», отдельные элементы которого реально существовали, но в разные эпохи[383].
Создание праязыковой схемы обычно рассчитано на то, чтобы реконструировать состояние праязыка, непосредственно предшествующее его распаду. В той или иной мере это удается сделать. Конечно, реконструировать ряд языковых явлений, находящихся в одной хронологической плоскости, значительно труднее, чем реконструировать слова и формы безотносительно к одноплоскостному ряду. Возможность хронологического несовпадения различных архетипов в данном случае не исключена.
