Вопрос о меньшей степени абстрактности мышления первобытных людей – вопрос немаловажный. С этим фактом приходится считаться при изучении проблемы развития человеческого мышления. С совершенной очевидностью на основании изучения косвенных фактов можно сказать, что мышление древних людей было менее абстрактным по сравнению с мышлением современных людей. В этом плане само понятие абстрактности требует некоторого пояснения. Способность к абстрагированию была конечно свойственна и людям древних эпох. Без этой способности вообще не могло бы быть языка, поскольку каждое слово и грамматическая форма могли возникнуть только на базе абстракции. Можно, однако, предполагать, что людям древних эпох не были свойственны более сложные типы абстрагирования, основанные на отвлечении от многих и притом разнородных предметов и явлений (ср., например, такие понятия, как справедливость, унижение, неполнота, неприспособленность, множество и т.д.). В сознании первобытного человека наиболее устойчивыми были те типы абстракции, которые базировались на повторяемости непосредственно ощущаемых предметов и явлений. Изучение истории различных языков с достаточной убедительностью подтверждает тот факт, что чем дальше мы углубляемся в древность, тем меньше обнаруживается грамматических категорий, представляющих сложные типы абстракций. Например, показатель абстрактного множества для языков древних эпох не является типичным. Гораздо раньше возникают различные суффиксы так называемой собирательной множественности, как множественности более конкретной. Л. Леви-Брюль не без основания утверждает, что первобытное мышление обладает способом для выражения не просто мн. числа, а различных его видов[356].

Двойственное число как менее абстрактное и более наглядное в целом ряде языков возникло, по-видимому, раньше абстрактного мн. числа.

Можно с полной уверенностью утверждать, что древние языки не имели большого количества залогов. Возвратный залог, выражающий менее абстрактные отношения, в истории многих языков мира возникает раньше страдательного залога. Категория страдательного залога для языков древних эпох вообще не является типичной.

В индоевропейских языках страдательный залог возникает значительно позже медиума. В тюркских языках, а также в значительной степени в финно-угорских показатели залогов были некогда суффиксами многократного действия. То же самое следует сказать и в отношении количества наклонений. Наклонений в архаических языках, по-видимому, немного. Раньше всего выделялись наклонения, выражающие менее абстрактные отношения.

Отличительной особенностью протоуральского языка-основы была крайняя скудость наклонений: кроме повелительного и изъявительного существовало некоторое подобие желательного, или возможностного, наклонения. Наиболее архаичный индоевропейский язык – хеттский – не имеет никаких наклонений, кроме изъявительного и повелительного. Раньше всего возникает повелительное наклонение, затем чаще всего появляется оптатив, но ни одному историку языка не удалось пока реконструировать в плоскость праязыка условное наклонение. По-видимому, видовые оттенки действия как наиболее наглядные занимали в древних языках больший удельный вес. В индоевропейских языках в системе презенса обнаруживается значительное число прибавляемых к основе словообразовательных суффиксов, которые первоначально, видимо, обозначали различные оттенки протекания действия. Уральские языки отличаются наличием довольно большого количества глагольных суффиксов, обозначающих различные оттенки многократного и мгновенного действия. Все эти факты дают основание предполагать, что в мышлении людей древних эпох действие, выражаемое глаголом, оценивалось прежде всего с точки зрения его качества (Aktionsart).

Будущее время как более отвлеченное и абстрактное часто возникает значительно позднее по сравнению с настоящим и прошедшим временем. По утверждению индоевропеистов, индоевропейский праязык не имел специальной формы будущего времени; в финно-угорских языках настоящее время может выражать будущее время совершенного вида; в тюркских языках будущее время с показателем -r в древности обозначало также настоящее время.

В истории различных языков отмечены случаи, когда формы будущего времени возникают в результате переосмысления форм наклонения, например, в латинском формы будущего времени глаголов III скл. (типа legam ʽя буду читатьʼ, legas ʽты будешь читатьʼ и т.д.) в прошлом были формами конъюнктива. Существует предположение о том, что формы так называемого c-ового будущего времени в древнегреческом языке типа δειξω ʽя покажуʼ и т.д. по происхождению являются формами c-ового аориста. Случаи превращения форм оптатива в формы будущего времени отмечены в тюркских языках. Древнегрузинский язык не знал того футурума, который в новогрузинском образуется прибавлением преверба (ç rs ʽпишетʼ, daçers ʽнапишетʼ). В древнегрузинском для выражения футурума используется conjunctivus praesentis и conjunctivus aoristi çerdes ʽписал бы, напишетʼ, çeros ʽнаписал быʼ, ʽнапишетʼ[357].

Содержание человеческого мышления охватывает очень большое количество понятий. Однако эти понятия содержат совершенно различные потенции к изменению. Есть понятия очень стабильные. Их содержание может оставаться без существенных изменений в течение тысячелетий.

Возьмем такие понятия, как сук дерева, ноготь, туман, сырость и т.д. Вряд ли что-либо существенно изменилось в содержании этих понятий на протяжении многих веков. В то же время есть такие понятия, содержание которых очень быстро меняется в связи с развитием науки и техники. Содержание понятия атом, возникшего еще в древней Греции, изменилось с течением времени настолько существенно, что можно без преувеличения сказать, что в настоящее время это совершенно новое понятие. То же можно сказать о содержании понятия дом, которое проделало огромный и сложный путь от примитивного шалаша до современного небоскреба. Кроме того, само понятие может рассматриваться в двояком аспекте. Есть понятия, которые называют узкими и формальными понятиями. По существу это совокупность наиболее существенных признаков предмета. Такое понятие играет роль своеобразного возбудителя. Оно вызывает у собеседника самое общее представление о каком-либо предмете, которое даст возможность отличить его от других предметов.

Объем сведений о предмете, заключающийся в минимуме дифференциальных признаков, может быть очень невелик. Для того чтобы иметь общее представление о корабле, достаточно знать хотя бы самые общие контуры и ассоциировать его с морем. Можно даже произвести такой интересный психологический опыт. Представим себе разговор двух человек. Один из них плавал на корабле всю жизнь, а другой увидел корабль впервые всего несколько дней назад. И если он произнесет фразу Вчера я видел в море корабль, то у бывалого моряка может возникнуть в голове только самое общее представление о корабле, несмотря на его огромный опыт.