Стремление заменить все методы математическими методами также не свидетельствует о хорошем знании предмета исследования. М.В. Мачавариани справедливо замечает:
«Математический аппарат сам по себе обладает достаточной точностью и надежностью, но вся суть в том, что для того, чтобы эти качества эффективно проявлялись, нужно точно определить сферу его применения, найти такую адекватную область, где работа аппарата имела бы смысл, давала конкретные результаты. Вся сложность заключается в том, что методы наиболее абстрактные и отвлеченные, применяются к живым, конкретным фактам языка. Поэтому эти методы стоит применять только в том случае, если в этом живом материале выделить такие стороны, найти такие характеристики, которые, с одной стороны, поддадутся обработке математическим аппаратом, а с другой – выявят сущность самого языка»[14].
Отсюда вытекает, что искусство применения логико-математических методов состоит не в механическом их пересаживании из области математики и логики в область языка, а в исследовании тех сторон языка, которые лучше всего допускают применение этих методов, в выяснении границ их применения.
Методом выделения какой-либо языковой единицы у структуралистов является метод противопоставления. Противопоставление согласных по твердости – мягкости является специфической чертой фонологической системы русского языка, однако согласные ж и ш в нем только твердые, а ч только мягкий (имеется в виду литературный русский язык). И хотя им нет соответствующих противопоставлений, можно ли сомневаться в том, что это – полноценные в русском языке фонемы?
Если в языке нет ничего кроме противопоставлений (оппозиций), то в жизни языка противопоставление должно было бы быть единственным фактором, обусловливающим происходящее в нем изменение в любой его области. В действительности же этого нет: изменения в языке могут порождаться самыми различными причинами, причем прямо противоположными противопоставлению, например, действием аналогии[15].
Для В. Гумбольдта и его последователей характерным является гипостазирование роли языка. Язык изображается как творец действительности, формирующий человеческое сознание. Слова не предполагают предметы как таковые, а упорядочивают многообразие предметов под определенным углом зрения. Язык сам создает окружающий мир. Различие языков есть различие самих взглядов на мир. Все это на первый взгляд выглядит очень соблазнительным. Слова и формы различных языков мира совершенно явно свидетельствуют о том, что окружающий человека мир в каждом языке членится по-разному.
Однако ни Гумбольдт, ни его последователи не могли материалистически понять сложных взаимоотношений между языком и мышлением. Они попросту отождествили язык с мышлением. Если языки различны, то отсюда они сделали вывод, что и мышление носителей разных языков также различно. Они не учли того, что в человеческом мышлении существует масса явлений, в известной степени нейтрализующих особенности отдельных национальных языков, как то: наличие целостных образов предметов, полученных в результате чувственного наблюдения. Понятия могут выражаться не только отдельными словами, но и сочетаниями слов. Использование так называемой комбинаторики позволяет выразить в случае необходимости все специфическое, имеющееся в другом языке.
Переходя к теме о пределах формализации, Р.А. Будагов, ссылаясь на выдающихся лингвистов разных стран, старается напомнить читателю, что развитые языки нашей эпохи являются не только средством коммуникации, средством передачи и чувств людей, живущих в обществе, но и средством выражения тончайших оттенков мыслей. Для иллюстрации этого положения приводятся два предложения: «Он закалывается кинжалом» и «Он убивается бандитом». В первом предложении существительное кинжалом имеет отчетливо выраженное значение (кинжал – орудие действия). Во втором предложении аналогичное по форме творительного падежа существительное бандитом не поддается, однако, инструментальному осмыслению: бандитом вопреки форме падежа, воспринимается как «действующее лицо», а не как «орудие действия».
«Грамматика, взаимодействуя с семантикой, разводит в разные стороны два предложения, в чисто формальном отношении совершенно идентичных»[16].
Во-первых, здесь непонятна фраза: «Грамматика, взаимодействуя с семантикой, разводит в разные стороны два предложения, в чисто формальном отношении совершенно идентичные». Чтобы развести в стороны эти два предложения, необходимо устранить некоторые понятийные взаимозависимости. Субъект действия и орудие действия не только различны, но и понятийно связаны. Оба они осуществляют действие, но только первый непосредственно, а второй опосредствованно. В сознании человека могут быть такие явления, когда представление о непосредственном субъекте действия и представление об орудии действия сливаются и образуют сложное представление, объединяющее и непосредственного производителя действия, и орудие действия. Именно такое слитное представление и лежит в основе предложения «Он убивается бандитом». В противном случае модели предложения такого типа в языке вообще были бы невозможны. Как же можно в таком случае заявлять, что форма творительного падежа бандитом не подвергается инструментальному осмыслению? Все это лишний раз свидетельствует о том, что при трактовке грамматических и семантических явлений не следует полностью абстрагироваться от явлений чисто психологических. Иначе объяснение языковых явлений будет носить ущербный характер.
Французский этнограф и философ Л. Леви-Брюль утверждал, что коллективные представления первобытных людей глубоко отличны от наших идей и понятий. Они не имеют логических черт и свойств[17]. Эта идея Леви-Брюля позднее была некритически усвоена Н.Я. Марром.
Можно допустить существование у первобытного человека магических приемов и всякого рода совершенно нелепых представлений. Однако они не имели решающего значения в его жизненной борьбе за существование. Для того чтобы добыть огонь, убить зверя или наловить рыбы, построить жилище, изготовить орудие и т.п., человек должен был знать и использовать объективные законы окружающего мира. Без правильного, пусть даже научно неосознанного понимания этих законов первобытный человек вообще не мог бы существовать.
Грузинские лингвисты Т.В. Гамкрелидзе и Г.И. Мачавариани обнаружили, что все виды общекартвельского аблаута (кроме чередования е : i) находят параллели в индоевропейской системе чередования гласных. Г.И. Мачавариани предполагает, что эти сходства могли возникнуть в условиях тесного и длительного контакта между племенами, говорящими на картвельских и других индоевропейских диалектах[18]. Эта гипотеза лишена достаточного основания, так как ее автор не учитывает, что при контактировании языков такое явление, как аблаут, обычно не усваивается.
В так называемой философии логического атомизма мир рассматривается как совокупность атомарных фактов. Под атомарными фактами понимается простейшее положение вещей, представляющее собой соединение, конфигурацию простых объектов. Язык также раздроблен. Основным смысловым единицам языка – атомарным высказываниям соответствуют атомарные факты мира. В языке и мышлении существует единая внутренняя структура, соответствующая логической структуре мира.
Если создать логически совершенный язык, очищенный от противоречий, то он способен выполнить роль универсальной модели знания. Посредством простых логических операций из атомарных предложений строятся все остальные предложения. Нельзя сказать, что в этой теории нет зерна истины. Логическая структура языка действительно отражает структуру объективного мира и все же логический язык не может быть универсальной моделью знания. Некоторые наши философы справедливо замечают, что естественный язык не только именует конкретные предметы и путем сочетания имен воспроизводит их отношения, но описывает также различные конкретные и абстрактные свойства предметов, выражает глубокие внутренние зависимости явлений, процессов и т.д. Для отображения сложной, многогранной действительности и многообразной человеческой деятельности язык должен включать слова (понятия) разного типа.
