— Припекает... — подтвердил капитан. — Всегда у вас тут так жарко?
— Как вам сказать... Летом иногда бывает и плюс тридцать, и ноль... Зима же всегда холодная — почти все время минус сорок. Скаты вон у каротажки лопаются от морозов...
Он сделал паузу и, с мечтательным выражением на лице уставившись в небо, продолжал:
— Через две недели пойду в отпуск... Два года не был дома — не давали отпуск, людей не хватает... Сорок восемь рабочих дней! Эх, и отдохну же, черт подери! Поеду в Ялту, к морю. Буду купаться, загорать и ухаживать за кинозвездами...
— А меня с собой возьмешь? — поинтересовался подошедший Завьялов.
— Я бы тебя, старик, взял, конечно, парень ты ничего, хоть и проигрываешь мне каждый день по десять партий в шахматы... Но ведь тебе в августе надо экзамены сдавать в техникум, так что извини, не могу, дружище... В следующий раз.
— Когда-нибудь и у тебя выиграю, не задавайся больно, — отозвался Завьялов. — Кстати, сегодня мы еще не играли... Сгоняем, может, партию, а? Пока то да се...
— Все равно ведь продуешь, — усмехнулся Шарыкин и, глянув на ручные часы, сказал великодушно: — Ладно, тащи шахматы.
Подошел Семен Тополевский, молча поставил на плащ-накидку большой китайский термос с чаем, положил три пачки галет «Геолог».
Рябинин с интересом наблюдал за ходом партии. Ему очень скоро стало ясно, что если Шарыкин играет стратегически более или менее правильно и неплохо считает варианты, то Геннадий Завьялов принадлежит, очевидно, к категории «начинающих».
— Ну, — произнес Костя, — теперь заиграем в стиле Таля — по седьмой горизонтали... Шах вам, Геннадий Палыч... Туда нельзя — там слон... Вот так, только в угол... Еще раз шах!.. Ну, а теперь если вы, голубчик, не против, то я, с вашего позволения... объявляю вам вот этим красивым конем мат! Всё, дорогой... Всё!
Завьялов обреченно вздохнул и поскреб пальцем макушку.
— Мда... мат...
Костя кашлянул и спросил как бы между прочим:
— Какой там счет, Гена, ты не помнишь?
Не поднимая глаз, Завьялов тихо сказал:
— Восемьсот семь с половиной — на пол-очка. В твою пользу.
Шарыкин поднял кверху указательный палец:
— Все слышали? А то он завтра скажет, что я смахлевал, как Остап Бендер в Васюках.
— Не бойся, не скажу...
«Смешливые хлопцы, с юмором... Надо с ними поближе познакомиться...» — решил капитан. Покончив с чаем, он поблагодарил геофизиков за угощение и, обратившись к Шарыкину, заметил:
— А знаете, вы ведь могли кончить партию ходов на пятнадцать раньше.
— Это каким же образом? — чуть удивленно спросил Шарыкин.
— А вот каким... — Капитан быстро расставил на доске нужную позицию. — Вам следовало пожертвовать с шахом вот этого слона... Черным ничего не остается, как принять эту жертву. Тогда вы даете еще один шах — ферзем! — и следующим ходом мат...
Шарыкин долго смотрел на доску. Затем недоуменно поднял глаза. Взгляд его как бы говорил: видели мы таких, подсказывать все умеют, а вот играть...
— Вы... любите шахматы?
— Люблю.
Костя вскинул левую руку и бросил взгляд на часы.
— У нас еще есть двадцать минут обеденного перерыва... Может, сыграем?
— Что ж, давайте, — улыбнулся капитан и подумал: «Сейчас самое главное для меня — поближе сойтись с геофизиками, узнать, что они за люди. Шахматы могут мне помочь в этом деле... А на другие буровые схожу позднее».
Завьялов придвинулся поближе к капитану и, подперев кулаками голову, уставился на шахматную доску.
— Вот будет здорово, товарищ Рябинин, если вы поставите нашему уважаемому начальнику мат! — усмехнулся шофер. — Он ведь у нас — чемпион экспедиции и считает, что ему давным-давно пора играть с Карповым матч на первенство мира... Что ему там Завьялов какой-то, или Лешка Беленький, или, скажем, Игорь Высотин? Мелюзга, да и только! Ему Карпова подавай, во как!
Шарыкин улыбнулся и спокойно сказал:
— На меня, Геннадий Палыч, подобные разговоры во время шахматных партий не действуют. Так что можешь не стараться, лучше вспомни счет.
— А что — счет? Счет как счет... Бывает и хуже... Ты вон лучше гляди на доску, а то как бы не продул на десятом ходу...
Завьялов был недалек от истины: Костя сделал всего лишь семь ходов, а положение его было критическим. Рябинин поймал его на известный теоретический вариант королевского гамбита, с которым Шарыкин, по всему, не был знаком. Через шесть ходов капитан пожертвовал подряд две легкие фигуры и выиграл ферзя. Костя сделал по инерции еще несколько ходов, но, когда Рябинин стал уничтожать одну за другой его пешки, снял с доски своего короля.
— Сдаюсь... Лихо вы меня разбомбили! — Шарыкин сконфуженно смотрел то на капитана, то на доску. Лицо начальника геофизического отряда покрылось малиновыми пятнами. Кому охота проигрывать? Да еще при свидетелях?
— Это тебе не Генка Завьялов! — торжествовал шофер.
Костя собрал в коробку шахматы, посмотрел на часы:
— Обеденный перерыв закончился... — Затем решительно повернулся к капитану: — Знаете что... приходите к нам после работы, а? Часиков этак в восемь? Сыграем еще! Вы вечером свободны?
— Пожалуй, буду свободен.
— Великолепно!
8
Вечером Рябинин отправился к геофизикам. Когда капитан, постучав в дверь, переступил порог, то первым, кого он увидел, был Костя Шарыкин — он лежал на койке и читал потрепанный номер «Огонька». Завьялов и Тополевский резались за столом в подкидного...
— Добрый вечер! — произнес капитан. — Не помешал?
— Что вы, Борис Николаевич... — улыбнулся, поднимаясь с койки, Шарыкин. — Гостям всегда рады, не так ли, ребятки? — Он весело повернулся к своим друзьям.
Те утвердительно закивали головами. В таком маленьком поселке, как Н-ск, каждый новый человек был по-своему интересен.
— Пришли, стало быть, товарищ Рябинин, расправляться с чемпионом экспедиции по шахматам? Опять, небось, разделаете его под орех... — засмеялся Геннадий.
— Не знаю, может быть, на сей раз получится наоборот: Костя расправится со мной...
Шарыкин вынул из тумбочки шахматы, подошел к столу.
Рябинин расставил фигуры и передвинул на два поля пешку. В дверь громко постучали.
— Да-да... — отозвались разом Костя и Геннадий.
Серая, обшитая спальным мешком дверь отворилась, и в комнату вошла девушка. В руках она держала продуктовую сумку.
— Добрый вечер, ребята! — поздоровалась она и, поставив на ящик сумку, подошла к Шарыкину.
— Что ж это получается, Костя?! — Девушка укоризненно, немного сердито смотрела на начальника геофизического отряда. — Встречаю час назад возле стадиона Юру Филимонова, а он мне говорит, что у вас второй день ни копейки на хозяйстве. Пьете один чай с галетами! Почему вы все молчите, будто в рот воды набрали? Гена, Семен?!
Шарыкин зачем-то дергал на рубашке пуговицу, Завьялов и Тополевский глядели в темно-фиолетовое окно. Потом Костя поднял глаза и смущенно сказал:
— Да взял я сегодня у Филимонова рубль двадцать... Больше у него не было... Так что все в порядке. Послезавтра — аванс! А у тебя, Таня, одалживать нам уже неудобно... Сколько можно? В прошлом месяце — два раза одалживали, в этом месяце — три... Цирк, да и только!
— Извини, пожалуйста, но ты говоришь ерунду! — бесцеремонно перебила его девушка. — При чем здесь «неудобно», когда вы голодные? Иначе — я буду обижаться. Вы слышали?
Геннадий вздохнул: ну что ей скажешь?
— Слышали.
— Ну вот и хорошо, — повеселела сразу девушка и, взяв сумку, поднесла ее к столу. — Я тут вам кое-что купила... — Она открыла блестящий замок-молнию и поставила на стол две килограммовые банки свиной тушенки, сгущенное молоко, кольцо колбасы и две буханки вкусно пахнущего пшеничного хлеба.
Геофизики восхищенно смотрели на этот натюрморт.
— Спасибо, Танюша... Только, право, зря ты это все покупала. Дотянули бы до аванса и так... — тихо выдавил Шарыкин.
Однако девушка пропустила мимо ушей его слова и, обернувшись к Тополевскому, спросила:
