Она села рядом, помолчала, потом не выдержала:

— Ты что пришёл, Максимилиан?

— Любит она его! Очень! Сама сказала, — он не мог отвести взгляда от моргающей зелёной точки, взял телефон в руки, повертел его, положил обратно.

Она, молча, наблюдала за его действиями. Он посидел ещё немного, помолчал, вздохнул, поднялся, и пошёл к выходу.

— Неужели ты сомневался? — пламя на её голове негодующе заколыхалось, — всё и так понятно! А, он? Любит ли её он? Этого никто не знает! Мы с тобой будем продолжать изображать безумно влюблённых? Или ты сдулся?

Он взялся за дверную ручку, повернулся к Милке вполоборота, буркнул:

— Че? Зачем? Бессмысленно! Считай, что я сдулся!

— А он её, может и не любит, так просто, от скуки с ней валандается.

Он не ответил, пригнулся, нырнул в темноту летней ночи, закрыл за собой дверь. Она выскочила за ним, прошипела:

— Максимилиан, вернись на секундочку!

Он неохотно вернулся в комнату:

— Чё тебе?

— Ради меня, Максимилиан, можешь продолжить нашу игру? Марго тебе сказала, что любит Макса, а он ничего не говорил о «безумной» — она выделила саркастическим голосом это слово, — о «безумной» любви к ней. Продолжим? — уже жалобным голосом продолжила она.

Он пожал плечами:

— Как хочешь! Можно! Если перекрасишь волосы!

— Где я тебе краску возьму! — зло выкрикнула она ему в лицо.

— Будет тебе краска. Куплю в выходные и сам тебя перекрашу.

— Ладно, — согласилась она, — значит, продолжаем?

— Давай! — ответил он неохотно, на него вдруг, накатилась, сумасшедшая усталость, хотелось упасть и заснуть мёртвым сном.

***

Максим уже поджидал Риту на условленном месте. Неподалеку от её корпуса, если пройти чуть глубже в лес, стоит неприметная скамейка, скрытая разросшимся кустарником от посторонних глаз.

— Марго! Наконец-то появилась! — он поднялся навстречу, обнял её неистово, горячечно, — моя сладость! — шептал он, — моя слабость! Крошка моя! Моя девочка!

Он покрывал её поцелуями так жарко, так горячо, пылко и страстно, что у неё закружилась голова, подкосились ноги.

— Давай сядем, — прошептала она, его страсть жаркой волной передавалась ей, захлёстывала, сводила с ума.

Свет бледно - жёлтого месяца мягко золотил её каштановые волосы, распущенные по плечам, заглядывал ей в глаза, подчёркивал бархатистость и белизну её лица.

— Ты такая… — он погладил её по правой щеке, опустился на шею и замер.

— Какая? — прошептала она, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Сладкая! Моя сладкая! — нашёл он правильные слова и жадно припал к её губам, точно хотел навсегда запомнить вкус её губ. — Пойдём, погуляем? — прерывающимся голосом, от переполняющей его страсти, прошептал он, поднялся и потянул её за собой.

Он обнял её за талию, она прижалась к нему, вздрагивая или от переполнявших её чувств или от вечерней прохлады - она не знала. Он увлёк её в глубину леса, достал из пакета, прихваченного с собой, покрывало, расстелил на траву, сел и потянул её за руки:

— Иди ко мне, крошка!

Она примостилась рядышком, прижалась к нему, положила голову ему на плечо:

— Как хорошо! Как тихо!

И, как бы в ответ на её слова, кто-то зафыркал неподалеку, зашуршал в кустах. Она вздрогнула, прислушиваясь:

— Кто это?

— Ёжик, наверное, их здесь много, на охоту вышел, — успокоил он Риту.

— Мне кажется, за нами кто-то подсматривает! — он отстранилась от него, обхватила себя за плечи, оглянулась по сторонам, пытаясь понять, наблюдает за ними кто-то или нет.

— Ну, что ты! Здесь никого нет, только ты и я! Во всём мире только ты и я! И, кроме нас, никого нет!

Мерцающий свет горбатого месяца, струился сквозь ветви деревьев и, сложным узором, расположился на небрежно брошенном покрывале. Максим осторожно, точно боясь спугнуть, то хрупкое и нежное счастье, объединяющее их сердца, уложил её на покрывало. Сложный узор, мгновенно, переместился на неё, точно на новом месте ему более уютно, чем на покрывале. Максим облокотился на левую руку, навис над Ритой, провёл по каштановым волосам, по бархатистой коже лица, опустился на шею, туда, где робко и нежно пульсировала ниточка - венка, поцеловал её, отчего она затрепетала быстрее, точно торопясь не пропустить ни одного мгновения счастья. Страсть охватила Максима, он уже не мог себя сдерживать. Нет, конечно же, мог - не хотел. Движения его становились всё более смелыми, настойчивыми.

— Максим, не надо! — просила она, — ну, пожалуйста - пожалуйста, не надо!

— Но почему, Марго? — задыхаясь от страсти, прошептал он, — у нас же с тобой всё было хорошо! Ты не хочешь? Но почему?

Она мягко, но настойчиво высвободилась из его объятий, села, поправила чуть взлохмаченные волосы. Он разочарованно сел рядом.

— Я не могу, Максим. Мне кажется, за нами кто-то наблюдает. Извини, но нет, не могу.

Максим, с досадой переплёл пальцы, поднёс к лицу, легонько постучал по губам, повернулся к Рите:

— Кто нас может увидеть кроме ежа?

Она молчала, опустив взгляд и теребя кончик покрывала.

— Ну, давай уйдём дальше, вглубь леса, где нам никто не сможет помешать, даже ежи?

Она помотала головой, осторожно взяла его за руку, уткнулась, пряча лицо. Он резко поднялся, отчего она чуть не упала. Она вопросительно снизу вверх посмотрела на него:

— Ты обиделся?

— Нет, — ответил он, кривя губы, — просто странно это! В выходные всё было хорошо, а сейчас ты не хочешь!

— Ну, хорошо, пойдём подальше вглубь леса, — согласилась она, поднялась следом за ним, кончиками пальцев коснулась его плеча.

— Вот только не надо мне делать одолжений! Не хочешь - так и скажи! Я и не притронусь к тебе! И даже не буду пытаться! Может, и правда ты знак подала кое-кому.

— Максим! О чём ты говоришь! — она взяла его за руку, он выдернул руку, отвернулся в сторону, наклонился, поднял покрывало, встряхнул и запихал в пакет. — Мы уже ссоримся? — тревожно спросила она.

— Ладно, пойдём спать! Всё настроение упало! — он сделал ударение на «упало».

Он пошёл вперёд, она следом за ним. Молча дошли до её корпуса.

— Спокойной ночи! — произнёс он, забросил пакт на плечо и пошёл в сторону своего корпуса.

— Максим! — вскрикнула она приглушённо, но так тоскливо - печально, что он невольно, остановился, обернулся к ней.

— Что?

— Ты даже не поцелуешь меня? — в её глазах на пол лица, плескался вопрос.

Он резко мотнул головой, на скулах вздулись желваки:

— Нет! Вдруг, кто-то увидит!

Повернула ключ, вошла в комнату, не включая свет, рухнула на кровать. Ураган, на время затаившийся у неё в груди, вдруг, приподнял голову и грозно зарычал. Сейчас он всласть поиздевается над измученным сердцем, вырвет из горла глухие рыдания, прольётся водопадом слёз. Снова и снова будет терзать, рвать её сердце на части, угодливо намекая, что никто её не любит и не любил никогда, просто Максиму нужен секс. Она искала любовь и думала, что нашла. «Просто секс! И никакой любви, дурёха!» - ещё и ещё, злобно шипел он, разгорячённый девичьими слезами. Она вскочила с кровати, достала из косметички влажную салфетку, промокнула зарёванные глаза, закусила, почти до крови, губу: «Не буду реветь! Не буду!» — ураган замер от неожиданности - не получается поиздеваться над ней вдоволь. Недовольно рыча, он откатился в своё убежище, готовый в любую секунду вернуться и терзать несчастное сердце с новой силой. Рита метнулась, к двери, выскочила на улицу, забыв закрыть дверь на ключ, и помчалась к Юльке, ей необходимо выговориться подруге, иначе она погибнет, рухнет бездыханная посреди территории лагеря.

Тёмный прямоугольник Юлькиного окна. Тихо. Темно. «Если её нет? Я сдохну, если её нет!» Она постучала в окно тихо, но так отчаянно - безнадёжно, что Юлька мгновенно проснулась, выглянула из окна: бледное пятно Риткиного лица, тоненькие ручки, обнимающие себя за плечи. В глазах плескалось отчаяние.

— Что случилось, Ритуль?