– Бабушка, привет, – не дождавшись от меня первой приветствия, Валери навалилась на меня и с силой молодой девушки обняла.

Не выдержав боли в пострадавшей руке, которая оказалась зажатой между нами, я непроизвольно и предательски громко издала стон.

– Ой… – Валери сразу же отстранилась. – Извиняюсь.

– У бабушки рука обожжена, ну ты чего! – возмущённым и чрезмерно громким тоном воскликнул Бен, отчего его возглас услышали вошедшие в прихожую Джерри, Закари и Присцилла.

– Я же извинилась, чудик, – Валери с вызовом скрестила руки на груди. Экран телефона, который она не выпускала из своей правой руки, вдруг замигал. Ожог продолжил ныть пульсацией… Сильно же она придавила…

– Не называй брата чудиком, – одернула дочь Присцилла.

– Да что с вами такое? Я же не специально! – Валери, как присуще импульсивным подросткам, театрально закатила глаза и поспешила ретироваться из комнаты. Бен, забыв поприветствовать меня, поспешил вслед за сестрой:

– Ты слышала, что тебе сказали?! Переставай называть меня чудиком!

– Мама, ты как? – моей здоровой руки коснулся подошедший ко мне Джерри. Надо же, он как будто совсем не стареет. Загорелый, белозубый, светлоглазый, с едва уловимыми бицепсами и коротко подстриженный, чтобы скрывать свою первую седину. Неужели молодая жена и вправду способна омолодить сорокадевятилетнего мужчину? Даже если так, тогда на сколько и какова цена временной пилюли?

– Всё в порядке, дорогой, – я попыталась отозваться как можно более бодрым тоном.

– Тиффани уже приехала. Соскучилась? – Джерри широко заулыбался своей самой обворожительной улыбкой. Не выдержав, я заулыбалась в ответ:

– Конечно же я соскучилась по своей дочери… По всем вам.

Тиффани, как всегда, выглядела великолепно: волосы подкрашены в блонд, прическа на сей раз пикси – Тиффани перешла на короткие стрижки незадолго до тридцатилетия, – косметики на лице не так много, как у Лукреции, одета в строгий, но одновременно эффектный и источающий дороговизну юбочный костюм лососевого цвета, в ушах блестят аккуратные серьги из белого золота – все её украшения неизменно из белого золота. Однажды, много лет тому назад, когда Геральт ещё был жив и Шон тоже, она даже подарила мне брошь из этого металла, но у той уже после первой носки сломалось крепление, так что я её толком даже не поносила. Так и лежит эта брошь неношеной в моём сундучке воспоминаний, в котором я храню все свои немногочисленные и дорогие моему сердцу украшения: помолвочное и обручальное кольца – золотые, бусы из натуральных камней, купленные на Капри во время медового месяца, золотые серьги, которые Геральт подарил мне в честь рождения Шона, ещё одни золотые серьги от Шона, которые он купил мне со своей первой зарплаты, серебряный браслет, подаренный мне на восемнадцатилетие родителями, запонки, которые я подарила Геральту на его пятидесятилетие, и сломанная брошь из белого золота от Тиффани.

Тиффани была болтушкой в детстве, но чем старше она становилась, тем меньше слов она использовала, предпочитая ровно стоять со сложенными на груди руками и, со слегка отстраненным взглядом, слушать окружающих. Сегодня же она неожиданно разговорилась и даже улыбалась, но, что самое приятное, она уделяла мне такое внимание, какого я не получала от неё, наверное, со дня потери Геральта. Она рассказала мне о том, что её снова напечатали в журнале, и даже показала мне эту статью на своём телефоне, поделилась со мной своими планами съездить в конце лета на Бора-Бора, показала фотографии ремонта своей квартиры, который, оказывается, начался в феврале этого года и закончился только две недели назад. Я так многого о ней не знала – всего! – что мне вдруг стало печально. Почему мы не созваниваемся? Почему я не знаю, что теперь у неё розовые обои в гостиной? Почему не знаю, что её нового мужчину зовут Пол? Почему не знаю, что в середине весны она целых три дня провела в Париже? Почему она не знает, что я переживаю о Вольте? Что я скучаю по ней и по её братьям? Почему мы так далеки?

Взяв бокал с шампанским, от которого я отказалась, Тиффани отправилась из просторной и блестящей новизной кухни в гостиную вслед за Присциллой, которая хотела у неё “кое-что” спросить и, очевидно, задать свой вопрос не в моём присутствии. Ко мне подошла Шанталь – жена моего старшего внука Йена – и неожиданно протянула мне мою правнучку Фэй, даже не спросив меня о том, готова ли я принять её.

– Посмотри, Фэй, это твоя прабабушка, представляешь? – пышногрудая и пышноволосая шатенка, Шанталь была симпатичной молодой женщиной с рассеянным вниманием. – Не всем детям везёт увидеть даже своих бабушек, а у тебя целая прабабушка…

Мне стало нехорошо. Девочке в прошлом месяце исполнился год, она сильно подросла и потяжелела, удерживать же её одной рукой, стараясь не задеть обожженную, что в итоге не получилось, было проблематично, особенно с учётом того, как сильно малышка крутилась, пытаясь схватить меня за волосы… В руке снова запульсировало, дыхание начало прерываться. Нет, так нельзя, я могу её уронить…

– Шанталь, дорогая, забери её, пожалуйста, – я поморщилась. Шанталь перестала улыбаться, поджала губы и, наконец, забрала Фэй из моих рук. Попытавшись мне улыбнуться, она вышла из кухни вслед за Тиффани, сюсюкаясь с распчихавшимя младенцем. Неужели подумала, будто я открестилась от правнучки? Я дернула плечом, внезапно занывшим не меньше предплечья. Они ведь все знают, что у меня обожжена рука, так почему же они так… Невнимательны.

Так, нужно немедленно перестать жалеть себя и тем более перестать расстраиваться на пустом месте. Подумаешь, старуха не может не поморщиться из-за объятий с внучкой и не может подержать на руках правнучку. Зато я могу поддержать разговор и ещё лучше могу слушать. Нужно пойти в гостиную и принять участие в беседе: узнать, как дела в школе у Бена, куда планирует поступать Валери, когда уезжает Тиффани, как дела на работе у Закари, обновила ли Присцилла кухню, сколько раз в неделю Джерри ходит в тренажерный зал, сколько флаконов духов продала в этом месяце Лукреция, как Йен справляется с отцовством, в какой детский сад Керри планирует отдавать Дейзи? Всё обо всех узнать и рассказать всем что-нибудь о себе, если, конечно, у меня спросят обо мне…

Стоило мне только войти в гостиную, как всё внимание моей семьи сразу же сконцентрировалось на мне одной. Это стало для меня приятной неожиданностью. На моей скромной персоне, кажется, не сосредотачивались все и сразу со дня похорон Геральта. А здесь вдруг все мне улыбаются, Джерри даже приобнял и погладил по здоровому плечу, и препроводил к своему роскошному белоснежному дивану, и усадил не с краю, где я предпочла бы сесть, а в самом центре. В эти минуты мне было так приятно видеть всех своих детей, их жён и их детей улыбающимися, да ещё и улыбающимися мне лично, то есть глядя на меня, а не сквозь меня, что я не сразу заметила того, что что-то происходит… А когда заметила, сразу же поняла, что дети задумали что-то вроде сюрприза, потому что они перешептывались и толкали друг друга локтями прямо как в детстве, когда приносили мне торт в постель в день моего рождения. Вот только до дня моего рождения ещё далековато…

Не понимая, что именно происходит, я начала оглядывать стоящую передо мной толпу любимых людей и быстро вспоминать даты их рождений, боясь вдруг обнаружить, что забыла про кого-то из них, чего сделать попросту не могла. Да, всё верно, ближайший день рождения у Дейзи – через месяц ей исполнится три года, Керри подарит ей кукольный домик, который купила заранее. Выходит, дело не в чьем-то дне рождения…

Я начала оглядывать женскую часть компании, стараясь понять, не забеременел ли кто-то снова, но они все вдруг начали отводить свои взгляды, как будто беременны были все сразу – от Тиффани до Валери – хотя это, конечно, было не так. Заметив, как бегают их взгляды, как будто обтекая мою фигуру, я вдруг заметила и то, что их улыбки становятся всё более и более натянутыми, а их шепотки всё более приглушенными.