Но Дерек не играл по этим правилам. И из желания играть с ним ей приходилось принимать его правила — и это было для неё ново, волнующе и странно. Она могла поклясться, что один разговор с ним доставляет ей больше удовольствия, чем ночь с опытным любовником, — и это был, вопреки её искушённости, определённо, её первый опыт такого рода.
Если бы Дерек пытался выстраивать отношения нарочно, то он бы, должно быть, всё безнадёжно испортил. Но он не пытался чего-то делать нарочно — в это лето он жил и дышал чистым вдохновением, искренне наслаждаясь общением с Магрэнь и вкладывая в него всё то вдохновение, которым был так полон.
Они разыгрывали эти отношения как шахматную партию, чередуя ходы. Приходили друг к другу по очереди с какой-то новой инициативой, сперва раз в неделю — в выходной — потом, постепенно сокращая дни ожидания, два раза в неделю, наконец, через день, уже даже и без предлога — просто с приглашением побродить по городу или посидеть на скамейке в парке.
К концу лета дошло до того, что они стали видеться ежедневно. Напряжение между ними, казалось, можно было пощупать руками.
Обоих это неизмеримо веселило. Встречаясь этими весёлыми, искрящимися взглядами, они знали наверняка, о чём они оба думают, и эти безмолвные переглядки волновали их больше, чем самые откровенные разговоры.
Однажды вечером они сидели на квартирке Дерека и дискутировали о разведении коров в окрестностях Кармидера и способах их защиты от волков. Вспомнить, с чего бы они пришли к этой странной теме было теперь, решительно, невозможно, но оба очень увлеклись беседой.
Парило; собиралась гроза — именно поэтому они и отказались от задуманной прогулки — и было душно и томно, как всегда бывает перед грозой. Дерек настежь распахнул окно, но это не сильно спасало — ветра совсем не было.
— Почему-то именно к концу лета жара становится особенно невыносимой! — жаловалась Магрэнь, обмахиваясь плотным деревянным веером с изящной резьбой.
Веер был её неизменным летним аксессуаром и необыкновенно ей шёл. С его помощью она умела как подчеркнуть свои тонкие и изящные запястья, так и привлечь внимание к глазам — не говоря уж о талантливом использовании выбившихся из причёски прядей, которые элегантно струились под умело посланной на них волной воздуха.
Дерек откровенно любовался и посмеивался — в Кармидере никогда не бывало так жарко, как это привычно было для ньонской Цитадели, и местный климат нравился ему куда как больше.
Тем не менее, он охотно подхватил тему:
— Да, душновато сегодня, — и демонстративно медленно расстегнул пару пуговиц на рубашке.
Его действия сопровождались одобрительным и подначивающим взглядом Магрэнь.
— В ход пошёл манящий торс? — мило улыбнулась она, выгибая бровку.
Дерек выразительным взглядом окинул её платье из мягкого муслина — лёгкое, белое с неяркими цветами, на запахе, скреплённое лишь широким кирпичного цвета поясом, — такие платья, определённо, шьют для того, чтобы они в нужный момент изящно сползали с плеч.
— Тут ещё вопрос, у кого вид более манящий! — парировал он, поскольку платье вполне справлялось со своей задачей и отчаянно дразнило мужское воображение той лёгкостью, с какой от него можно было бы избавиться.
Магрэнь замялась и вместо ответной кокетливой реплики выдала таинственную соблазнительную улыбку, какую она изображала всякий раз, когда не находила слов.
Игровое настроение враз её покинуло: она вспомнила о том, что считала самым критичным недостатком в своей внешности — о плоской фигуре.
В юности Магрэнь переживала из-за этого ужасно. И если узкие бёдра, на её вкус, ещё можно было как-то стерпеть, то почти отсутствующая грудь казалась ей настоящей катастрофой. Она отчаянно завидовала своим более удачливым знакомым, пыталась с помощью одежды всячески сымитировать наличие у себя приятных округлостей и тайком ревела по ночам, переживая из-за собственной женской ущербности.
С возрастом характер её стал сильнее, и она обозлилась на саму себя, что так унизительно переживает из-за такой ерунды. Внутри себя она поклялась, что научится быть соблазнительной женщиной вопреки всему — и вполне сдержала это данное самой себе слово.
Магрэнь отличалась глубоким и живым умом, и быстро научилась понимать, что и как привлекает мужское внимание, каким образом можно зажечь мужское воображение и как заставить мужчину потерять голову — с помощью всего пары жестов, взглядов и выразительной улыбки.
Она особенно полюбила бывать в обществе, куда легко вошла благодаря своему уму, и не пропускала никаких крупных балов и приёмов, с особым типом едкого злорадства раз за разом замечая, что ни одна пышногрудая красотка не способна удержать мужское внимание при себе, если в зал входила Магрэнь. Ей удавалась приковывать к себе все взгляды, очаровывать и волновать.
Женщина Кармидера дружно её ненавидели; её это не беспокоило, поскольку она всегда предпочитала мужское общество.
Череда лет, наполненных победами над мужчинами, заставила её забыть о своём недостатке. Она уже не чувствовала себя ущербной или неправильной, вполне убедившись на практике, что любая женщина может стать желанной и соблазнительной, и дело не в природных данных, а в умении правильно подать себя.
Однако сегодня — пожалуй, впервые в жизни, — она вдруг испугалась, что её обнажённое тело разочарует ожидания мужчины.
Она сама не могла уловить, с чем связан этот нетипичный для неё страх. Возможно, дело было в том, что Дерек никогда не скупился на комплименты, и делал их как-то просто, словно бы мимоходом, но при этом с таким вниманием к деталям, что Магрэнь невольно упивалась ими, и ей особенно хотелось соответствовать тому, что он говорит о ней.
Ей, конечно, часто делали комплименты, в том числе и весьма изысканные, но у Дерека это получалось совершенно особенно: он всегда был до конца правдив в том, что говорил, с присущей ему внимательной зоркостью отмечая то, что составляло самую суть Магрэнь, а не те внешние детали, которые обычно цепляли мужчин.
— Какая шляпка! — например, весело смеялся он несколько дней назад. — Специально для ветреного дня?
Она смеялась в ответ; широкие поля её шляпки колыхались на ветру в такт смеху, и естественно, в какой-то момент, подхваченная порывом, шляпка слетела с её головы, и Дереку пришлось основательно за ней побегать.
Протягивая Магрэнь галантно отряхнутый головной убор, он снова смеялся:
— Клянусь, когда ты её сегодня выбирала, ты наверняка рассчитывала именно на это!
Наверно, по форме это даже и не было собственно комплиментом; но по содержанию это было искреннее, глубокое восхищение ею, — не той картинкой, которую она демонстрировала окружающим, а именно ею самой, — и она чувствовала это, жадно ловила каждый оттенок интонации, растворялась в его восхищении и всем сердцем впитывала его в себя.
Она так стремилась создать идеальную Магрэнь Ринар, чарующую каждого, что совершенно потерялась в этом созданном ею образе. Много лет она не замечала, как глубоко она нуждается в том, чтобы кто-нибудь разглядел и понял её-настоящую; она игнорировала эту потребность быть принятой такой, какая она есть на самом деле, и не осознавала её, пока в её жизни не появился Дерек.
Живой и яркий Дерек, который смотрел вглубь, и там, за очаровательной и тщательно продуманной картинкой видел создательницу этой картинки — и восхищался ею.
Это было настолько упоительно и сладко, что она стала зависима от его восхищения, и теперь ей сделалось страшно, что он совсем даже не будет восхищён, когда увидит её без одежды. Она разозлилась на себя за этот страх и закаменела, пытаясь скрыть от него свои эмоции.
Хотя она вполне справилась с этой задачей, Дерек, тем не менее, почувствовал, что атмосфера непринуждённого флирта разрушена. Он чуть нахмурился, пытаясь понять, что и почему пошло не так, и по какой причине Магрэнь не подхватила волнующую тему, как делала обычно, а замолчала.
