— Полагаю, вы всё же хватили через край, Аренсэн.

Лицо его застыло в холодном строгом выражении. Он не считал для неё допустимым вмешиваться в его дела и тем более критиковать его стратегию управления людьми.

— Все воруют, — продолжила развивать свою мысль Магрэнь, которой претила жестокость того рода, которую проявил теперь Михар. — Это не повод ломать людям руки.

Он холодно парировал:

— Если не ломать им за это руки — они и не прекратят, Магрэнь.

Она отвернулась к окну, не видя смысла объяснять ему вещи, которые ей казались очевидными.

За те годы, что она вела своё дело, она не раз сталкивалась с воровством среди своих приказчиков и продавцов, и давно привыкла воспринимать его как неизбежное зло. Уволить человека, иной раз шепнуть там и сям, что не стоит его нанимать, — было, с её точки зрения, достаточно.

Михар придерживался иной позиции. Он предпочитал иметь репутацию человека, воровать у которого опасно — и репутацию такого рода приходилось поддерживать постоянно, но и выгоды от неё были очевидны. Его проекты были слишком разнообразны и разбросаны по стране, он не мог всеми ими управлять лично, и ему требовалось, чтобы те люди, которых он оставлял на местах, не подводили его. Ничто так не дисциплинирует, как понимание того, что ошибка такого рода может стать фатальной — это мелкой шушере вроде нынешнего управляющего он всего лишь ломал руки.

Магрэнь, в целом, понимала, почему он придерживается столь жёсткой позиции, но всё же его действия вызывали в ней протест, и особенно неприятно было то, что дело оказалось связано с заводом, которого она так ждала. Она предпочла бы, чтобы в её предприятии и управление велось так, как привычно ей, а не так, как обычно делает он.

Она полагала, что он не прислушается к её мнению, поэтому и заикаться об этом глупо. Однако ж, её злило, что её дело — её любимое парфюмерное дело! — строится теперь по его правилам!

Не имея возможности противостоять ему прямо, она выразила свою злость досадливым:

— Мне вы, стало быть, тоже руку сломаете, если я что-то возьму без спроса?

Он не понял ни того, с чем связана её досада, ни того, почему она выдвинула столь странную претензию.

— Магрэнь, — с некоторым раздражением ответил он, — я вас не в управляющие нанимаю.

«Надо же!» — фыркнула она про себя, поскольку сама придерживалась как раз противоположной точки зрения. Она видела, что Михар смотрит на брак как на совместный проект, и строит его, как строил бы любой другой проект, — поэтому её и в самом деле тревожило, во что ей может обойтись в браке такого рода какая-нибудь оплошность.

Взгляд её, как всегда это с ней бывало, оказался весьма выразительным.

Михар возвёл глаза к потолку, пробормотал еле слышно что-то ругательное, затем посмотрел на неё спокойно и, произнося слова медленно и веско, словно ему было сложно их говорить, заверил:

— Ваши руки я точно ломать не буду, Магрэнь, — на секунду запнувшись, добавил: — В конце концов, если вам так захочется чего-то моего — почему бы, в самом деле, не спросить? Не вижу резона отказывать жене, — повёл он плечом.

Фыркнув уже вслух, Магрэнь взглянула на него почти весело — ей понравилось, что она поставила его в неловкую ситуацию, и ему пришлось подбирать непривычные ему слова, чтобы вывести этот разговор на уровень выбранной им стратегии «заботливый жених».

Отловив направление её мысли, он предупреждающе поднял брови, и она посчитала, что стоит удовольствоваться достигнутым и не испытывать его терпение дальше.

«В конце концов, большие дела всегда делаются постепенно», — оптимистично подумала Магрэнь, полагая, что из Михара ещё получится сделать человека — если, конечно, взяться за него правильно.

А уж она-то, с её опытом общения с мужчинами, взяться правильно сумеет!

Закончив свою программу по сближению совместным обедом и приглашением завтра с утра продолжить обсуждение дел завода, Михар распрощался с невестой и засел за корректировку своих планов. Он видел, что Магрэнь настороженно воспринимает его попытки ухаживать за нею, и полагал это именно ошибкой планирования.

Тщательно перепроверив свои выкладки три раза, он так и не нашёл, где бы он мог ошибиться. Поле для вступления в брак подготовлено? Да, он изучил вопрос, учёл и социальные, и материальные факторы, всё просчитал. Пропозиция выдана полностью? Да, он ничего от неё не утаивал, объяснил свои мотивы достаточно подробно, брачным договором — после всех внесённых поправок — она осталась довольна. В дальнейшем Михар рассматривал своё поведение по отношению к ней как безупречное — где там могла быть ошибка?

Нет, Михар не был глуп и учитывал и чувства тоже. Но он полагал, что чувства не возникают на ровном месте, и тут тоже требуется работать — собственно, к этому этапу он и приступил. Он пытался начать демонстрировать чувства, которые полагал уместными в ухаживаниях за невестой, — но что-то шло не совсем так, как он рассчитывал.

Его недовольные размышления были прерваны докладом слуги, сообщившем о приходе господина Анодара.

Поскольку Дерек в последнее время явно его избегал, Михар был заинтригован. Спрятав бумаги со своими магрэневскими заметками в ящик, он сообщил, что примет гостя в кабинете.

Это оказалось нелишним, потому что Дерек заявился с ворохом папок, книг и бумаг, которые тут же сгрузил на михаровский стол. Сразу же, без всяких вступлений, он принялся всё это сортировать, объясняя, где и что.

Подперев подбородок переплетёнными пальцами, Михар слушал с любезным выражением лица, пытаясь понять, что, вообще, происходит. Он был уверен, что не высказывал требований о таком полном отчёте — а Дерек, кажется, вознамерился отчитаться вообще обо всём, чем занимался.

Прерывать подчинённого Михар, впрочем, не стал: слушать его было довольно интересно. Как обычно с ним это бывало, Дерек весьма увлёкся, рассказывая о том, чем занимался. Он эмоционально и красочно погружался в каждый проект, ворошил бумаги, бурно жестикулировал, постоянно привлекал собеседника к пассивному участию в разговоре («Вы же понимаете!», «Как вы и говорили!», «Да вы и сами увидите!») — в общем, на него было просто приятно смотреть, его было просто приятно слушать.

В какой-то момент, однако, Михар поймал себя на том, что испытывает досаду. Досада эта ощутимо имела привкус ревности: глядя на живого, яркого, открытого Дерека, он вполне понимал, почему тот мог нравиться женщинам.

Почему он мог нравиться Магрэнь — конечно, дело было не столько в женщинах вообще, сколько в Магрэнь.

Наверняка у Дерека, когда он ухаживал за ней, не возникало и тени тех проблем, записи о которых теперь теснились спрятанными в ящик стола.

Михар понимал, что не обладает обаянием Дерека, и никогда не сможет вести себя так легко и непринуждённо. Ему, в принципе, это и не нужно было, и обычно он относился к манере Дерека с оттенком снисхождения — большие дела так не делаются! Но теперь, когда Михару важно стало добиться близкого контакта с Магрэнь, Дерек стал раздражать его тем, что олицетворяет собой все те качества, которые обычно привлекают к мужчине женщин.

«Как ей вообще может такое нравится!» — досадовал Михар, пытаясь сам себя убедить, что такой умной женщине, как Магрэнь, конечно, не могут нравиться такие легкомысленные шалопаи, как Дерек.

«Только поверхностные женщины могут на это купиться», — убеждал сам себя Михар, пытаясь заглушить внутреннюю тревогу.

Увлёкшийся Дерек, смеясь, в лицах пересказывал, как «вот по поводу этого» он сцепился с одним из членов Парламента, которого встретил случайно на музыкальном вечере, и как их ссору неожиданно сумел разрешить местный скрипач, который — вот удивительное совпадение!..

…история была на редкость дурацкой, нелепой, неправдоподобной — Михар подумал бы, что Дерек сам её и придумал, если бы ему уже не пересказывали её три или четыре раза разные люди. Но то, что в устах других звучало как идиотское совпадение (скрипач оказался ниийским помещиком, заехавшим в Анджелию к дальним родственникам), у Дерека выходило совершенно фантастическим приключением. Из которого, почему-то, к тому же, вытекало, что суровый член Парламента, осознав свои заблуждения, всё же поддержал этот проект… на стол легла открытая папка, Дерек принялся уверенно указывать на графики в ней, возвращаясь к деловому слогу.