Однако время шло. Дерек, как легко догадаться, не делал никаких шагов к развитию их отношений — но так и не нашёл в себе сил на охлаждение или объяснение. Меж тем, Лэнь уже пошёл двадцать первый год, и гордое «завидная невеста выросла!» стало превращаться в шепотки «что-то тут неладно, небось, неспроста замуж не берут!» На шепотки эти Лэнь бы никогда не обратила своего внимания, но в самой своей семье она столкнулась с нарастающим давлением — то брат, то мать, а иногда и отец — и это не говоря уж о тётушках-дядюшках — то и дело пытались завести «серьёзный разговор» об устройстве её судьбы.

Всю зиму Лэнь героически отбивалась от этих атак, но в душе её подспудно зрела обида на Дерека, который по каким-то неясным ей причинам не мог выделить время на полноценные ухаживания и следующий за ними брак.

Лэнь смотрела на всё это дело весьма романтично, и ей казалось, что объект её воздыханий полностью разделяет её чувства и чаяния.

С огорчением вынуждены признать, что буквально всё в поведении Дерека подпитывало именно такую точку зрения.

Опасаясь, что по тёплой погоде возлюбленный опять сбежит по своим ужасно важным деловым делам, Лэнь решила брать свою судьбу в свои руки. Подойти к делу обольщения тонко она не умела — да и не видела причин в тонкой игре, ведь между ней и Дереком всегда всё было прозрачно! — поэтому она попросту начала открытый разговор сама.

Дерек оказался к этому категорически не готов.

Увы, он искренне полагал, что, раз он так демонстративно не проявляет инициативу, с его мотивами всё понятно, и Лэнь прекрасно всё понимает и ничего такого от него и не ждёт…

В общем, мы оставим за кадром этот отвратительный вечер с весьма безобразной сценой объяснения, которая, совершенно точно, обнажила худшие черты в них обоих.

Наутро глава жандармерии Брейлина был осчастливлен приходом истерично настроенной дочери, которая прорыдала всю ночь, неаккуратно обкромсала свои роскошные золотые волосы почти под корень и теперь истово требовала принять её в ряды городских жандармов.

Лэнь никогда не держала в руках оружия, никогда не уделяла времени физическим упражнениям и никогда не проявляла интереса к службе отца, поэтому явление это вызвало в доме настоящую панику.

За девушкой носились неделю всей семьёй, в страхе, что она вытворит что-нибудь непоправимое, но она лишь спокойно и холодно продолжала высказывать своё желание. В конце концов, господин Кэриар сделал вид, что уступает, отправив её на «предварительное обучение основам», как он это назвал. Обучением руководил его старый друг, задачей которого было показать Лэнь, что служба в жандармерии — это явно не то, чем ей хочется заниматься.

Лэнь оказалась ужасно упёртой, и ей потребовался месяц строгой муштры на грани издевательства, чтобы признать, что таки да, жандармом ей не стать.

Конечно, причины странного помешательства дочери были вскрыты господином Кэриаром ещё на первой неделе.

Узнавший о подоплёке истории Войтэн с шумом уволился.

Разразился скандал.

Весь Брейлин гудел о том, что «такой вроде приличный» господин Анодар «крутил шуры-муры» с дочкой главы жандармерии, а потом — подумать только, вы слышали? — бросил бедняжку, и та, не перенеся позора…. и дальше, в зависимости от фантазии сплетников, Лэнь сходила с ума, бросалась с моста в реку, брала в руки меч, чтобы отомстить за себя, выходила замуж за кузнеца и многое, многое другое.

Райтэн всю эту ситуацию благополучно прошляпил — его лёгкие суда отчаянно терпели крах в борьбе с ветрами Малого океана, и, когда он вернулся из Аньтье, то обнаружил, что дело уже капитально вышло из-под контроля.

Общественные симпатии оказались явно не на стороне Дерека; правитель Брейлина и верхушка общества, естественно, была в этом конфликте на стороне Кэриаров. Дерек, вмиг приобретший репутацию бесчестного соблазнителя, цинично пользующегося наивностью юных благородных барышень, оказался не в состоянии с этой репутацией совладать.

Он привык, что все — или почти все — его любят. В своей жизни он всегда умудрялся устроится так, чтобы вызывать у окружающих симпатию. И впервые он столкнулся со стеной холода, отчуждения и презрения.

Былые приятели, завидев его на улице, делали вид, что не узнают его. Если он и брался заговаривать с кем-то первым — непременно встречал ледяной приём. Клиенты из важных персон демонстративно отказывались от каменного угля. Даже часть рабочих с карьера уволилась вслед за Войтэном.

Дерек и так пребывал в крайнем раздрае после неудачного объяснения с Лэнь — а тут еще и всеобщий остракизм. Не имея сил справиться с обрушившимся на него негативом, он заперся в своём доме, как в крепости, забросил дела и ушёл в глубокое самокопание напополам с саможалением.

Всё казалось ему катастрофическим; думалось, что жизнь его, совершенно точно, кончена, и ему не за что больше бороться и некуда теперь идти. Своё коммерческое предприятие он почитал совершенно разваленным — и особо мучительной нотой в эти размышления вплеталась мысль, что он подвёл Тэна. В том отвратительном состоянии, в каком пребывал в этот момент Дерек, он решил, что дружбе их на этом месте придёт конец — потому что Тэн, конечно, не захочет дружить с таким человеком, каким оказался Дерек.

Как водится в такой ситуации, ему припоминалась вся его жизнь, но в искажённом восприятии он совсем иначе теперь воспринимал её отдельные эпизоды. Теперь ему несомненно казалось, что он совершенно бездарный, безалаберный, бесталанный человек, к тому же эгоистичный и подлый, неспособный ни на настоящие чувства, ни на устройство настоящих дел.

Неизвестно, до чего бы он и вообще додумался — потому что на свет Божий уже были извлечены такие смертные грехи, как «я ужасно подвёл Грэхарда» и «я эгоистично разбил сердце Эсне» — но тут, к счастью, дом его подвергся короткому, но эффективному штурму: не достучавшись в дверь, вернувшийся Райтэн залез в окно.

Дальше всё пошло как-то не по продуманному Дереку сценарию, потому что Райтэн и не подумал прозревать и в ужасе сбегать. В свойственной ему манере он некоторое время пытался достучаться до утонувшего в самоуничижении друга логикой — но не преуспел. В итоге Дерек безразлично позволил вытащить себя в Кармидер и таскать по всем мероприятиям, на которые Райтэну было угодно его затащить, — с вялой мыслью, что рано или поздно ему это надоест и он, наконец, оставит его в покое.

Естественно, в этом Дерек просчитался, поскольку Райтэн, определённо, был из тех людей, кто нипочём не отступит, столкнувшись с подобной дурью в исполнении близкого человека.

Ситуация, конечно, оказалось препаршивой, но у Райтэна в рукавах были припрятаны козыри и на такие безнадёжные случаи.

У Райтэна было три основных причины не переносить на дух Магрэнь Ринар.

Во-первых, она, являясь обладательницей бесспорно великолепных мозгов, по каким-то причинам не только привечала людей, мозгами не обладающих, но и вела себя с ними так, как будто никаких мозгов у неё у самой и нет! И они верили! Верили! И проникались к ней симпатией!

Во-вторых, она умудрялась переспорить и переупрямить самого Райтэна — что являлось обстоятельством крайне неприятным.

И, наконец, она отказалась стать его любовницей.

Дважды.

Дважды!

А ведь обычно Райтэн удостаивал леди таким предложением лишь один раз! И он находил крайне оскорбительным и унизительным для своей гордости тот факт, что опустился до повторного предложения. Не говоря уж о том, что даже после столь беспрецедентного случая ему снова было отказано!

Несмотря на то, что со времён этой истории прошло уже более десяти лет, Райтэн до сих пор пылал самым искренним и глубоким негодованием — чуть сглаженным годами удачных коммерческих сделок. И он в жизни бы не явился к этой ужасной женщине, если бы, на его несчастье, она не обладала бы уникальным и ярким талантом вытаскивания мужчин из тяжёлых депрессивных эпизодов.