Дерек безумно устал за эти дни. Тревога за Грэхарда, постепенно переходящая в панический страх, исчерпала все его силы. Он много лет бегал от самого себя и своих чувств — словно бы закрыл Грэхарда где-то в тёмном чулане своей души, как будто его и не было никогда, как будто его, Дерека, это никогда и никак не касалось. Он, конечно, отстранёно понимал, что где-то там, в тёмном чулане на дне его сердца, есть Грэхард. Иногда оттуда даже стучались — но Дерек упорно затыкал уши и делал вид, что ничего нет.

Он предпочёл бы всю жизнь делать вид, что там, за этой дверью, ничего нет.

Но реальность сложилась так, что либо он сам открывает эту дверь и смотрит Грэхарду в глаза — либо там, за этой дверью, у него теперь будет мёртвый Грэхард. И он, Дерек, так и проходит всю жизнь с этим трупом в своём сердце — и никогда, никогда никуда от него не денется, потому что мёртвые не воскресают.

И Дерек, рывком распахнув эту страшную дверь, зажмурившись, заорал в неё: «Ты только живи, придурок!»

Орать до Ньона было далеко; и теперь всё, чего хотелось Дереку — поскорее захлопнуть эту дверь обратно, припереть камнями и сбежать как можно дальше, чтобы никогда не слышать, стучится за нею кто-то или нет.

Ему было страшно. Он не знал, как жить теперь дальше. Он полагал, что всё теперь решено, и его водворение обратно в Ньон — это лишь вопрос времени, потому что ньонская разведка теперь буквально дышит ему в затылок. И на фоне этого чёрного, мучительного отчаяния страшнее всего была мысль, что он теряет — Райтэна, Кармидер, Олив и Илмарта, маленького Тогнара, Джея, каменный уголь, Лэнь и Магрэнь, карты, университетскую работу, все эти идиотские разговоры о погоде и…

Он мог бы бесконечно перечислять всё то, что стало его жизнью. Всё то, от чего в сердце его разгоралось самое яркое на свете солнце. Всё то, что делало его, просто Дерека — Деркэном Анодаром, анжельским учёным, предпринимателем и политиком.

Тут Дереку подумалось, что он не должен был открывать ту проклятую дверь. Что, открывая ту дверь, он предал самого себя и всех тех, кому он стал дорог в Анджелии. И что больше других он предал Райтэна — искреннего, честного, смелого Райтэна, который…

Споткнувшись, Дерек встал посреди дороги.

— Ну что там ещё?.. — вяло поинтересовался Райтэн, уныло запихивая руки в карманы. Хотя, казалось бы, отец простил ему всё то, что он успел наговорить, он сам, совершенно точно, этого простить себе не мог. И. ко всему, он чувствовал себя тем больше виноватым, чем яснее ему становилась мысль, что отец и впрямь… любит его?

Любит?..

— Я не должен был… — попытался объясниться Дерек, но голос его сорвался.

Райтэн, однако, понял несказанное, и устало констатировал:

— Идиот.

Потом, подумав, расщедрился на пояснение.

— Ты не мог поступить иначе, Дер, — терпеливо и спокойно, сдерживая раздражение, утвердил он. — Если бы ты не предупредил его — ты бы не смог с этим жить.

Дерек осмелился на него взглянуть — и тихий спокойный взгляд друга его приободрил.

— Но я и теперь не знаю, как дальше жить, — пожаловался он.

— Сейчас придумаем, — согласился с фактом наличия проблемы Райтэн и решительно тронулся в путь. Спустя три быстрых шага обернулся и с язвительным лёгким смешком заявил: — Кстати, именно эту хрень ты назвал «сердцем героя», дорогой брат!

Лицо Дерека вытянулось, но на душе стало посветлее — он увидел за этим ироничным подколом поддержку; скривив губы в усмешке, Райтэн тряхнул головой и зашагал дальше.

Вернувшись домой, он решительно перераспределил обязанности, свалив сына на тётушку и Джея, и потащил Олив с Илмартом наверх. Поскольку в их столичном доме кабинет отсутствовал как класс, устроились в спальне. Рассадив всех, как получилось — Дереку достался подоконник, Олив кровать, а Илмарт и вообще устроился на полу, — Райтэн встал между ними всеми и спокойно ознакомил со своим видением ситуации:

— Господа, может так статься, что в ближайшее время Деру придётся отправиться в Ньон, — на этом месте Илмарт издал какой-то удивлённый звук, потому что у него, видимо, тоже начала сходиться версия, объясняющая внезапную популярность Кеса. — В таком случае ты, Май, — обратил на него взгляд Райтэн, — хватаешь Олив и мелкого и прячешь их в Северной Анджелии, — тут слегка поперхнулась Олив, которая не совсем уловила мысль и решила уточнить:

— А почему меня прячет Май?

Во-первых, ей было неясно, куда из этой схемы делся сам Райтэн, во-вторых, по отношению к Северной Анджелии справедливее было бы сказать, что это она прячет там кого бы то ни было, нежели кто-то прячет её. И, если опасность грозила Дереку, то это ей следовало прятать его, ведь так?

— Я еду с Дером, — отмахнулся Райтэн, но высказать свой план дальше не успел, потому что тут возражения нашлись у Дерека.

— Ещё чего! — возмутился он с подоконника.

— Это не обсуждается, — строго отрезал Райтэн, которому в его состоянии меньше всего на свете хотелось сейчас сталкиваться с очередной самоуничижительной истерикой друга.

Дерек вскочил.

— Кто тебя туда пустит! — горячо воскликнул он.

— Кто меня туда посмеет не пустить? — с убийственной холодностью в голосе поинтересовался Райтэн.

Пока они препирались, у Илмарта всё сошлось — не прям, правда, всё, потому что про эксклюзивный интерес к горной обители ему было неоткуда узнать, — но достаточно, чтобы уловить суть. Дёрнув Олив за рукав, чтобы та наклонилась к нему, он принялся ей на ухо пересказывать свои догадки. Та кивала; ей в последнее время было не до интриг, поэтому её прогресс в видении ситуации застрял где-то на уровне «Дерек — даркиец, который был в рабстве в Ньоне» и не добрался ещё до Грэхарда.

— Он тебя убьёт! — весьма пылко пытался отговорить в это время Дерек друга.

— Тогнара? — сквозь раздражённый тон ощутимо пробивалась насмешка. — Райтэна Тогнара, брата правителя Аньтье и племянника адмирала Анджелии?

Илмарт и Олив отвлеклись от своих переговоров: то, что Райтэн начал козырять своими родственными связями, было тревожным признаком.

Дерек запнулся; прямое и громкое убийство такого рода, и впрямь, вызвало бы грандиозный политический скандал, а Грэхард, всё-таки, весьма заботился о своём международном престиже.

— Я упустил один момент, господа, — приподнятым тоном перебил их Илмарт, пока Дерек хватал ртом воздух. — А на каком вообще основании он претендует на Анодара? Разве он не гражданин Анджелии?

Лицо Райтэна просияло неземной благодатью, словно души его коснулось божественное откровение.

Юридически рабство существовало только на территории Ньона. Соответственно, проблема беглых рабов, нашедших приют в соседних странах, не имела чёткого юридического решения. По общей договорённости, достигнутой между Ньоном и его соседями, ньонский рабовладелец мог разыскивать бежавшего раба на территории другой страны и, в случае удачных поисков, забирать его обратно только в том случае, если раб этот не успел получить гражданство той страны, в которую бежал. В противном случае он считался полноценным гражданином другой страны, и ньонская юрисдикция на него больше не распространялась.

Исходя из этой договорённости, Грэхард потерял на Дерека все права в тот момент, когда он получил анжельский паспорт.

— Прекрасно! — широко распахнул глаза Райтэн, совершенно позабывший об этом нюансе. Зарасхаживав по комнате — Дерек вжался обратно на подоконник — он принялся деловито продумывать новый план:

— Я еду с официальной бумагой от Парламента, как представитель Аньтье. Очень удачно, как же удачно вышло, — с лихорадочным восторгом отметил он, — что я связан напрямую и с тем правителем, который выписывал документ, и с тем, который правит сейчас! — это обстоятельство его чрезвычайно обрадовало, потому что он опасался, что в противном случае нашлась бы какая-то коварная юридическая лазейка, ставящая под сомнение его представительство. — Дер — полноценный гражданин Анджелии, и ньонский владыка не имеет права контролировать его передвижения и местоположения, потому что он находится под охраной анжельских законов!