Дарю в зал улыбку и поклон, и прекрасные кустовые розы летят прямо в руки. Я ловлю их. Это веселит меня. Чуть ли не бегом исчезаю прочь со сцены за кулисы, дрожа от эмоций.
Сны, как обрывки прошлой жизни, помогают собирать пазл моей личности. У меня есть хранитель? И где же он сейчас? “Хранитель, где ты? Я прошу о помощи”. Тишина в ответ. Сумерки окутывают пространство, и я пробую снова заснуть.
– Александр, Ты в порядке?
Тело дрожит, я пытаюсь отмахнуться от назойливого типа. Какое-то темное расплывчатое пятно тормошит меня, вызывая тошноту и протягивая ко мне свои длинные черные ветки. – Очнись же! Я прошу Тебя, очнись. Нужно идти.
Я не поддаюсь, не могу даже пошевелиться.
– Ладно. Я отправлю Тебя в безопасное место, слышишь?
Щелчок.
– Александр? Александр. Убийца. – бесшумно повторяют губы. Вновь щелчок – и низ живота горит, а потом еще и еще щелчки, обжигающие как острый перец. В голову тонкой струйкой вливается раскаленное масло, и, ощущая приятную невесомость, я поднимаюсь вверх, лечу вдаль. Тишина и покой, почти эйфория. Падаю вниз, тону в чем-то мягком и влажном, приятном и охлаждающем.
…Противный писк раздражает меня все сильнее, я сопротивляюсь ему, но борьба не длится долго – уставший думать, видеть, жить, сдаюсь, и в этом низкочастотном звуке тонет мое сознание.
Весь мокрый я вскакиваю с постели. Этот кошмарный сон дал мне знания о том, почему под Новый год я оказался выкинутым на улицу в снег. До сих пор ощущаю на теле обжигающие раны. Иду выпить воды и наблюдаю, как друг пытается сдвинуть куда-нибудь громоздкий инструмент. Нет, ну это совершенно никуда не годится.
– Стой! Не надо с ним так. – я встаю на защиту рояля. – Я буду на нем играть, не убирай.
– Эй, да он мешает здесь. Ни пройти, ни проехать. И вообще, неужели ты умеешь играть?
– Да, я вспомнил кое-что. – я даже немного смущен. – Мне кажется, что я раньше был музыкантом.
– Ого! Давай подумаем тогда, куда его можно переместить. Вдвоем приподнимем его. Или, может, ты такой крутой у нас и изменишь реальность, чтобы в доме появилось для него место и он туда сам как-нибудь перекатился без наших усилий? – Дэн шутит, намекая на мои сверхспособности.
– Нет, не буду я ничего менять. Я понял, что это опасно. Создавая бездумно что-то где-то, я нарушаю баланс, и по голове меня за это не погладят. Хуже некуда – иметь огромную силу и не контролировать ее. И, кстати, это вышло в прошлый раз в стрессовой ситуации, я был напуган. Оно словно само сработало тогда, я действительно не знаю, как этим пользоваться. Думать тут бесполезно, это вне размышлений, вне понимания, это словно темная материя, которой плевать на твои жалкие попытки насиловать мозг.
– Ладно, раз так, давай, супермен, ты с одной стороны, а я с другой. – Денис снова с усилием пытается сдвинуть рояль.
– Ну нет. Я, может, реальность менять и не стану, но суперменом при этом останусь. Смотри! – я подхожу к роялю и с легкостью приподнимаю стопоры на колесиках. – А вот теперь можно и двигать.
– И как я сам не догадался?
Рояль плавно катится в сторону камина словно корабль по волнам. Мы заводим его на ковер, я ставлю табурет, сажусь. Поднимаю крышку, ставлю пальцы на клавиши и пробую что-нибудь сыграть. Руки все помнят. Я начинаю с медленных переборов, Денис стоит рядом, восхищенный моей игрой. И вот музыкальные волны все ярче, все быстрее. Вспышка света. Поглощенный игрой, я ухожу куда-то в глубокий транс, где только мелодия. В мир образов, волшебства и сотворчества с космическим пространством…
…Огонь. Нет больше сил смотреть на охваченный пламенем дом. У предметов здесь есть душа, и сейчас она пытается докричаться до меня, хрипит и плачет, и рыдаю в этот миг вместе с ней… Больно так, будто горит мое тело вместо дорогих предметов интерьера.
Со второго этажа падает перегородка, едва не задевая своего хозяина опаленной деревянной рукой. Мне пора… Я не желаю быть связанным, хочу быть свободным, не потому ли изгнан с Небес и отбываю наказание? Так почему же на земле нет покоя и каждая вещь стремится привязать к себе?
Мир дрожит, вздыхает ото сна и со своей неумолимой скоростью начинает бег. Вновь шумит река, заливистым хором поют пташки и шум магистрали проникает сквозь окна. Муха, застигнутая в полете надо мною, теперь отмерла и пытается выбраться из горящего дома на улицу. Я зажимаю беднягу в ладошке и, не обернувшись на прощание, чтобы не раниться еще сильнее, перемещаюсь в чужую для себя корпорацию, которая никогда не станет родной для такого необъяснимого существа. Насекомое, радуясь свободе и спасению, улетает через вентиляцию на улицу, где ему и место. А где теперь мое место?
Сажусь за глянцевый рояль, жалкую копию моего любимого незаменимого друга, опускаю пальцы на клавиши, и инструмент гремит басом, передавая все невысказанные чувства миру, что остановился лишь на мгновение и загудел с новой силой, не дав как следует прийти в себя. Через несколько минут я начну готовиться к выступлению, а пока в голове вертится вопрос и горький ответ на него:
– Больно ли вырвать с корнем сердце и возможно ли выжить после этого?..
..Я никогда не переступал черту, не заходил за грань зла, но именно сегодня и именно сейчас мне больше всего на свете хочется отомстить человечеству за все те унижения, за все те недопонимания и за все то безразличие к доброму и заключенному в плен собственных чувств существу. Из угла доносится блеяние:
– Ты не сможешь уйти, у тебя никого нет, кроме нас. Мы – твоя семья, Александр.
Мужчина замолкает, и глаза застилает красная пелена – завеса огня. Я смеюсь, смотря на него.
– Ты считаешь, глупое пресмыкающееся, что мне кто-то нужен в этой жизни? У меня никого нет, но лишь потому, что я плевать хотел на вас и на ваши законы, по которым вы обязаны ползать по земле и даже не мечтать о полете. Вы мне противны до глубины души – злые, черствые, алчные. Была бы Моя воля, Я бы размазал по стенке каждого, Я БЫ УНИЧТОЖИЛ ЭТОТ МИР И НА ЕГО ОБЛОМКАХ ПОСТРОИЛ НОВЫЙ!
Кричу, и пламя в животе разгорается все сильнее, в воздухе запах гари. Мне горячо от своих слов. Ловлю зрением внутри мужчины прозрачный комочек величиной чуть меньше сердца – его душа, мысленно сжимаю его, заставляя ощущать жгучую боль и нехватку кислорода. Он хрипит от боли, опускается на корточки, обхватывая себя руками. Жалкое зрелище – некогда строящий грандиозные планы железный титан и этот мелкий зверек, корчащийся на полу. Подхожу к нему вплотную и сажусь рядом, горячей рукой беру за подбородок и поднимаю голову. Он вырывается – объятые огнем пальцы обжигают плоть, но я не отпускаю.
– Неужели ты все еще думаешь, что способен управлять Мной в своих целях? Неужели ты думаешь, что кучка мерзких лживых ублюдков способна приручить Меня?
– Ты… раз-ру-ши-тель, – он хрипит кровью сквозь зажатые зубы. Я убираю руку и отворачиваюсь, остывая – мне противно от себя самого. Больно смотреть, когда кому-то больно. Больно видеть страдания, больно, больно, БОЛЬНО! Обжигая кого-то, обжигаю себя. У этого человека есть душа. Она черная от грязи, но она живая.
Я впадаю в отчаяние и глубокое раздумье. Кто-то шуршит за спиной – мужчина ощутил, что боль в груди отпустила его, и он спешно убегает из комнаты. Огонь исчезает, прячется в глубине моего тела и обещает впредь вести себя спокойно. Я плачу – мир красив, почему же мне так хочется его уничтожить?
– Ты… разрушитель! Что ты делаешь? А-а-а-а! Больно!