Эвелин криво усмехнулась. Вот теперь она поняла, какого рода беспокойство одолевает комиссара. Если пришлют кого-то из руководства, и тот начнет разбираться в делах Хадвина, то самому Хадвину придется несладко. Толстяку можно будет попрощаться с насиженным местом, дополнительными заработками в виде взяток и прочими прелестями сытой, упитанной жизни.

– Зря лыбишься, – грубо добавил он, догадавшись о её умозаключениях, – неужели думаешь, что новый комиссар, которого поставят вместо меня, позволит тебе заниматься незаконной деятельностью, как я, и вершить самосуд за деньги заказчика? Поэтому поднапрягись и помоги мне поймать этого таинственного любителя мертвых дев, пока столица не засунула в Кравин свой любопытный нос.

– Четыре месяца я тебе ничего платить не буду, – твердо сказала Эвелин.

От возмущения бугристая кожа Хадвина сначала покрылась красными пятнами, а потом стала равномерно пунцовой.

– Нахалка! Уговор был на месяц!

– Я тогда ещё не знала всей картины и возможных рисков, – невозмутимо парировала воительница.

– Немыслимо! Я посажу тебя в тюрьму!

– Тогда придется искать преступника самому.

– Ты! Ты… – комиссар не мог подобрать более точного оскорбления, поэтому открывал рот и закрывал, не в силах окончательно определиться. – Ты хуже торговки в ярмарочный день! – наконец-то выдал он.

– Так что? Договорились? Или я пошла домой?

– Два месяца!

– Три, и полная свобода действий при расследовании. Доступ к тому, что уже узнали!

– Ты… ты…

– Да. Хуже торговки, – по-деловому сказала Эвелин и устремила на него жесткий, уничтожительный взгляд.

– Хорошо, – зло процедил сквозь зубы комиссар.

Оставшийся путь они не разговаривали. Эвелин гладила рукой пристроившуюся на сиденье Лесли и смотрела в окно экипажа. Такой вид перемещения женщина не любила, предпочитала или верхом на лошади, или пешком, считала повозки, кареты и прочие приспособления унизительными для себя, как для воина. Но ничего не поделаешь, габариты комиссара иного не предполагали, вот и пришлось идти на уступки.

Уже через какое-то время пришлось спешиться. Толпа зевак не давала дальше проехать. Городская стража при виде разозленного комиссара с новыми усилиями принялась разгонять перешептывающуюся толпу.

Эвелин бродила взглядом по лицам, стараясь запомнить как можно больше людей из толпы. Бытовало мнение, что преступник порой возвращается на место преступления. Правда или нет, но запомнить тех, кто сейчас находится здесь, воительница посчитала нелишним.

– Кто пустил сюда малолетнего святошу? – довольно громко своим людям сказал Хадвин.

– Простите, сэр, – поспешил оправдаться помощник комиссара, – отец Джеймс сказал, что ему надо упокоить душу жертвы… я предупредил его: ничего не трогать до вашего прибытия.

– Черти-что делается, – недовольно проворчал Хадвин и растолкал оставшихся зевак, вышел на оцепленную территорию.

Имя Джеймса вызвало у неё беспокойство и легкое волнение. Глаза воительницы нашли высокую фигуру в черном. И снова он почувствовал на себе её взгляд, обернулся. А может, и услышал голос комиссара. Несколько секунд синие глаза служителя удерживали взгляд Эвелин, а потом отец Джеймс обеспокоенно спросил:

– Эвелин, зачем вы здесь?

– Она со мной, – ответил комиссар за неё и строго посмотрел на служителя, – а вот кто вам дал право находиться здесь?

– Создатель, – тон отца Джеймса был холоден, взгляд колким.

– Вот и общайтесь с ним, а нам не мешайте, – Хадвин пренебрежительно замахал руками в сторону служителя, как будто собирался прогнать назойливую муху, и стал деловито прохаживаться вокруг убитой девушки.

Эвелин придержала свою собаку за ошейник и шепнула:

– Лесли, сидеть, – а сама медленно направилась к жертве.

Тело девушки лежало у крыльца пустующего дома. Месторасположение весьма способствовало длительному сокрытию трупа от чужих глаз: на краю квартала старой части города у городской стены, за которой начинался лес. Идеально.

Эвелин по роду деятельности приходилось сталкиваться со смертью, это не впечатляло, но… это несчастное юное создание было так похоже на её Кассию. Возраст, рост, телосложение… цвет волос… Женщине стало жутко. В какой-то момент ей показалось, что это её младшая сестра сейчас лежит и смотрит в небо испуганными глазами, взгляд которых замер навсегда. Порыв ветра подхватил лежащий на земле темно-русый локон убитой и пододвинул к Эвелин, небрежно роняя его на сапог воительницы.

Женщина дернулась в сторону, на мгновение прикрывая рот рукой, сдерживая возглас, и часто заморгала, пытаясь прогнать образ Кассии.

– Эвелин, вам нехорошо? – раздался глубокий бархатный голос с мягкими нотками заботы и обеспокоенности.

Воительница подняла на него взгляд. Отец Джеймс стоял рядом. Он участливо, едва ощутимо коснулся её локтя, даря поддержку, которую… которую она не просила. Которая ей была не нужна. Внутри зажглось раздражение. Что он себе позволяет? Думает, что ей нужно его сочувствие? Как какой-то барышне? Решил, что она сейчас при виде мертвеца в обморок грохнется? Смешно! И руки свои пусть подальше от неё держит! Спаситель чертов! Пусть в своей церкви спасает заблудших!

Гневные мысли не сорвались с губ. Почему-то. И руку свою у него не вырвала. Легкое прикосновение остро ощущала даже через ткань куртки. Синева его глаз снова заворожила, не давая выбраться из плена пристального внимания.

– Дорогуша, какие умозаключения? – издалека крикнул Хадвин, возвращаясь с осмотра территории заброшенного дома.

Эвелин отступила на шаг от отца Джеймса, поежилась, приходя в себя. Всё-таки у его глаз странная власть над ней. Пугающая и манящая одновременно.

– В процессе, – проворчала воительница и перевела взгляд на убитую, осматривая.

Помимо девушки Эвелин исследовала близлежащее пространство на предмет орудия убийства. Конечно, здесь уже прошлись несколько раз люди комиссара, да и сам Хадвин, но все равно стоило взглянуть самой. Всё, что увидела, не давало никаких подсказок и не приоткрывало причины произошедшего, поэтому воительница ограничилась скупым пересказом обнаруженного, надеясь, что проговоренное вслух поможет ей в понимании.

– Итак, – сказала Эвелин, возвращаясь к комиссару. – Судя по следу на шее, девушку задушили какой-то веревкой, достаточно толстой. Нападавший зашел со спины и был практически вне зоны действия её рук. Под ногтями жертвы не видно кровавых подтеков и других частиц, свидетельствующих о том, что девушка могла дотянуться до убийцы.

– Думаешь, она, отбиваясь, расцарапала б его лицо, если бы он стоял перед ней? – уточнил комиссар, рассматривая тело и лениво жуя сорванную травинку.

– Не факт, но возможно, – ответила Эвелин. – И всё же… Скажи своим, чтобы детально рассмотрели тело, мало ли заметят что… – комиссар согласно кивнул, и воительница продолжила: – Он был выше жертвы. Опять же, это можно понять по характерному следу от веревки, идущему немного снизу вверх. Мужчина. Однозначно. Женщина действовала бы более изощренно, да и тут сила нужна.

– Смотря какая женщина, – Хадвин глумливо хмыкнул, бросая на Эвелин насмешливый взгляд.

Воительница окинула комиссара тяжелым взглядом и медленно, вразвалочку двинулась навстречу. Он следил за её приближением, всё ещё посмеиваясь.

– Такая женщина, как я, – вкрадчиво произнесла Эвелин, останавливаясь возле Хадвина, – не стала бы возиться с веревками, а ограничилась бы одним ударом. – Стремительно мелькнуло лезвие кинжала в её руке. Хадвин тоненько пискнул: одна рука воительницы крепко держала его шею, не давая дернуться, а вторая прижимала острие оружия к ребрам комиссара. Женщина склонилась к самому уху и томно прошептала, сильнее прижимая кинжал к телу мужчины: – Бить нужно сюда, под углом, снизу вверх. Так можно достать сердце.

Хадвин нервно сглотнул и едва слышно прохрипел:

– Я понял…

– Хорошо, – холодно сказала Эвелин и резко отпустила руки. Комиссар от неожиданности качнулся, а потом схватился за своё сердце. Помощники Хадвина и городская стража оторопело смотрели на воительницу. Их смятение на лицах и попытки решить, что это сейчас было, так отчетливо читались на лицах, что женщина поспешила примирительно поднять руки: – Всё в порядке ребята, я просто комиссару показывала, как могут убивать. Эксперимент. Правда, Хадвин? – последнее она выделила голосом.