– А как казначейская клятва, эгоистичный вы мой? – поинтересовался граф.
– Я придерживаюсь более прогрессивных взглядов на традиции.
– И вас ещё не лишили за это лицензии?
– Как видите.
– Хм… Впрочем, чему тут удивляться? – граф жестом подозвал служанку с подносом и взял засушенный фрукт из чаши с курагой. – И что там? Оплела уже Виттория жертву паутиной или пока просто играет?
– О, она только начала, – Чиро внимательно вгляделся в окошко, следя за происходящим по ту сторону. – Хотите присоединиться? – он кивком пригласил графа на соседнее кресло возле такого же тайного окошка в метре от себя. Урбино с энтузиазмом принял приглашение и с невероятной прытью для человека своего возраста и со своими болячками быстро оказался в указанной точке, прильнув к окошку лицом.
Первое, что он увидел, когда взглянул внутрь, была светлая уютная комната, настолько плотно занавешенная лёгкими кружевными полотнами, что невольно напоминала паучий кокон изнутри. Посередине за изящным чайным столиком белого дерева сидела женщина в кружевном платье с атласными вставками. Маленькая, с волнистыми волосами цвета горького шоколада, румяная, светлоглазая, аккуратная – она излучала такую ауру благополучия и доброжелательности, что можно было невольно поддаться обманчивому ощущению безопасности и принять её за безобидное существо. Виттория-Лара даже в молодости не отличалась какой-либо красотой. От признанных шенойских красавиц, дородных пылких девиц с широкими бёдрами и пышными формами, её отличали слишком мелкие черты лица, слишком худое телосложение, слишком низкий рост и нос с ярко выраженной горбинкой. Впрочем, все свои возможные недостатки она с лихвой компенсировала удивительным обаянием и взглядом невероятно счастливой женщины, чему не могло помешать ни то печальное обстоятельство, что после последних тяжёлых родов месяц назад она потеряла возможность ходить, ни то, что после этого она была вынуждена постоянно принимать обезболивающие настойки. Вдобавок ко всему, Паучиха относилась к тому типу женщин, которые становились с возрастом только краше, и потому, по мнению многих приближённых к шенойскому двору, несмотря на инвалидность, графиня Аларкон считалась одной из самых привлекательных женщин своего края, в пику тем, кто оценивал её красоту прямо пропорциональной размеру её капитала.
На руках она держала месячного сына Сезарио и кормила его грудью. Напротив неё, как на иголках, сидел председатель Гильдии южных торговцев, явно смущённый тем, что после достаточно бесцеремонного вторжения в детскую во время интимного момента общения матери с ребёнком его заставили там и остаться, и потому старательно отводил взгляд от обнажённой груди женщины, которой та совершенно не стеснялась.
– Ми сенья, вы меня не поняли, – пыхтел барон, покрасневший, как девственник в Миртовом доме, заметив краем глаза розовый сосок графини.
– Чего же тут непонятного? – ласково, по-матерински, спросила графиня Аларкон и через мгновение одарила барона де Нова тем самым легендарным взглядом, который в мгновение ока изгонял из гостей, рискнувших ставить графиню Шеноя в неловкое положение, любую решимость делать это сейчас и когда-либо вообще в жизни. – Вы вполне ясно выразили свою мысль. И я вас за это уважаю. Редко кто может заявиться в мой дом с подобными требованиями, не боясь того, что его спустят по лестнице вниз головой.
Напыщенность, с которой барон переступил порог комнаты несколько минут назад и которую тот намеревался сохранить до самого конца беседы, став очередной жертвой красноречивого взгляда, предательски дрогнула и медленно, но верно начала покидать главного председателя Гильдии торговцев. Почувствовав неприятную внутреннюю дрожь перед сидящей напротив миниатюрной и хрупкой, как из хрусталя, женщиной, он сглотнул, поджал губы, поправил широкополую шляпу с красными перьями из хвостов минимум двенадцати экзотических птиц и поднялся, гордо выправив спину.
Глядя на то, как отчаянно вставший во всю величину своего впечатляющего роста усатый мужчина пытается придать себе грозный вид за счёт внешних атрибутов, обозначающих его высокий статус в Гильдии, Виттория-Лара мягко улыбнулась.
– Мне не нужно ваше уважение, – громко заявил о своих намерениях барон. – Мне нужны деньги.
– Боюсь, что моё уважение в Шеное гораздо ценнее пары монет, – спокойно, даже по-доброму ответила Шенойская Паучиха.
– Пары?! – возопил барон.
Виттория-Лара выстрелила из кулачка указательным пальцем, призывая повысившего голос мужчину не наглеть. Растолковав жест правильно, барон замолчал, сглотнул и снова заговорил, но уже намного тише.
– Пары?! Мы говорим о сумме гораздо более серьёзной, чем пара треклятых сибров! – с жаром прошептал он.
– Вот как? А кричите вы именно так, как кричат обычные торговцы финиками на базаре, не досчитавшись грошей. Когда же о деньгах более крупных говорят люди посолиднее мелких лавочников, они не срываются на крик, а ведут цивилизованный диалог. Вы так не считаете?
– Считаю, – вынужденно согласился барон.
– Тогда изложите суть своего вопроса без криков. Иначе вы испугаете моего сына, и тогда я буду вынуждена принять меры. Вы же не хотите, чтобы я приняла меры?
Графиня Аларкон улыбалась, но от слуха барона не ускользнула та особенная интонация, от которой исходила самая настоящая угроза ему, его супруге, его детям, внукам и всему его роду вплоть до троюродных племянников.
– Я смею напомнить вам о моём праве обещанного выкупа! – раздул щёки де Нов и облокотился обеими руками о резную столешницу. – Вам напомнить, в чём оно заключается?
Малыш на руках матери выронил грудь и закряхтел.
– Ш-ш-ш-ш, дорогой, ш-ш-ш, – Виттория-Лара ласково погладила сына по голове и поудобнее расположила его головку в шёлковом чепце у своей обнажённой груди. – Знаю-знаю, – снова улыбнулась графиня, любуясь розовым личиком Сезарио. – Право обещанного выкупа – право, коим награждается победитель карточного турнира в случае, если у проигравшего не оказывается с собой нужной суммы, чтобы покрыть свой проигрыш. В этом случае победитель вправе просить у проигравшей стороны всё, что, по его мнению, окупит не полученный наличными деньгами выигрыш. Я всё знаю. Вы так и собираетесь стоять?
– Я…
– Сядьте.
– Но…
– Сядьте.
Де Нов послушно сел.
– И не повышайте голос, последний раз предупреждаю, вы не у себя дома. К тому же вы напугали моего Сезарио.
Она поводила по губам сына соском, и тот снова ухватился за кормящую грудь. Сконфуженный сценой кормления де Нов возрадовался, что его покрасневшие щёки скрывает густая борода, которой он очень гордился.
– В таком случае я вынужден требовать!..
– Вы снова собираетесь кричать? – тонко очерченная аккуратная бровка графини вопросительно поднялась.
– В таком случае я вынужден требовать, – намного тише повторил председатель Гильдии торговцев, – чтобы вы удовлетворили моё право.
– Напомните, пожалуйста, барон, сколько проиграл мой муж?
– Триста тысяч сибров, – без запинки выпалил гость, – а если быть совершенно точным, то триста тысяч пятьсот двадцать сибров. Золотом.
Виттория-Лара цокнула язычком.
– Серьёзная сумма, – согласилась она.
– И у вашего благоверного её с собой не оказалось.
– Для вас мой благоверный, как вы посмели высказаться, всё ещё граф Гедеон де Бароз.
– Ой, да какой он граф…
– После свадьбы мой супруг разделил со мной мой титул, – лицо Виттории- Лары вдруг стало непроницаемым, – а я – его шёлковые плантации. Так что для вас он самый настоящий граф. Но ближе к делу, сколько у него было денег в наличии?
– Сотня золотых. Всего сотня!
– Странно, что не меньше. Я приказала своему казначею больше не давать моему супругу на руки наличности, потому что он обычно спускает всё за пару часов.
– Вот поэтому им и было применено право обещанного выкупа после нашей с ним партии в «Францисканку». Право было закреплено словом благородного графа при пяти свидетелях. Все правила были соблюдены.