Желания выходить отсюда нет абсолютно, но у меня нет выбора. Натянув обратно хотя бы свои трусы и бюстгальтер и шлепая босыми ступнями по полу, я выхожу в комнату, где человеческая женщина уже разложила какие-то вещи на кожаной кушетке, а рядом с туалетным столиком я заметила ещё двоих незнакомых девушек. Опять люди.
Чуть приглядевшись, я заметила, что это были довольно симпатичные, я бы даже сказала красивые представительницы женского пола, хоть и человечки. С длинными, распущенный волосами, ярким и вызывающим макияжем на лицах, в коротких, ничего не скрывающих платьях…
О, нет…
Я не хотела думать ничего плохого(хотя, по сути, находясь здесь в плену, я понимала, что никто не может желать мне здесь добра и относиться хорошо), но они были похожи на… проституток… Проженных и опытных.
В голове в очередной раз за этот день, словно фейерверки взорвались. Черт, ну это же смешно! Я что, действительно попал в бордель?! Прямо и абсолютно серьезно?!
Невольно попятилась назад к ванной комнате, но тут внешняя дверь открылась, и уже знакомый мне амбал втолкнул в комнату субтильную, зареванную девушку. Смотрю на ее лицо и понимаю: совсем юная, я бы даже сказала незрелая. По виду понимаю, что оборотень. Омега, но без запаха. То есть еще не пробужденная…
Это же сколько ей лет? Даже шестнадцати нет, получается? Господи…
— Я привёл ее, мадам, — отчитался беловолосой Люк и кивнул на девочку, назвать ее по-другому у меня язык не поворачивался, — Прыткая оказалась.
Амбал вдруг потерял свой абсолютно безразличный вид и криво усмехнулся, демонстрируя следы укусов и царапин на своих большущих руках. Значит, сопротивлялась, бедная…
— Я надеюсь синяков ты ей не наставил? — грозно посмотрела на охранника женщина.
Он покачал головой.
— Нет, я помню правила. Так, слегка за волосы оттаскал, но без жести. Следов не оставил.
От слов мужчины омега вздрогнула и будто бы ещё больше сгорбилась и обняла себя за плечи, а из ее глаз посыпались крупные капли слез. В три ручья плачет. Аж самой невыносимо стало…
— Хорошо. Ну, что встала? Иди умойся, а то опухла, глаз не видно, — рявкнула беловолосая, а малышка ещё сильнее задрожала, прикусив губу.
— А ты? — внимание женщины вдруг перекочевало на меня, — Стоит мне тут. Сюда пошла!
Стою на месте, гулко сглотнув. Не хочу. Не хочу к ней приближаться!
— Блять, как же вы меня бесите, глупые, хвостатые шавки. Не будь пездами такими дорогими, не возилась бы с вами от греха подальше!
Дорогие? Что она имеет ввиду? Сексуальные услуги оборотниц дорогие? Ну, конечно, дорогие, потому что они строго запрещены и нелегальны.
— Нет. Не трогайте меня! — ещё бы мое блеяние слушали.
Женщина толкнула меня в спину, и я едва удержалась на ногах, боясь распластаться перед ней на полу и засветить своё почти обнаженное тело. И главное не могу найти в себе сил сопротивляться, двигаюсь через не могу…
— Рита, Лея! Бегом ее красить и крутить волосы. У вас сорок минут. Чтобы через час она должна была быть готова к фотосессии! Бегом! — дала отмашку беловолосая, перебирая кучу вещей, сваленную на кушетке, которая оказалась тучей платьев, каких-то топов и коротких юбок. Безумно ярких и пошлых. Совершенно точно ничего не прикрывающих. Скорее, наоборот.
Погодите… какая ещё фотосессия? Для чего?
Не успела я сказать хоть слово, как меня взяли под руки две человеческие девушки, от прикосновений которых меня передернуло. Словно давя на сознание молчаливой командой слушаться и не рыпаться. Волчица внутри тихо, почти жалобно пискнула и повесила голову, боясь хоть немного взбрыкнуть. И ее эмоции покорности, страха и безысходности давят на меня все сильнее, не давая мне моральных сил бороться.
Меня сажают за туалетный столик, где из зеркала на меня смотрит осунувшаяся девушка с бледными щеками и лихорадочно горящими от страха глазами. Лицо облепила копна влажных волос, вдруг начавших виться в упругие жгутики, которые чужие руки быстро берутся расчесывать и накручивать на плойку. На кожу начинают наносить крем, бальзам на губы…
— Нет! Нет, не трогайте меня! — истошный визг выводит меня из странного транса, отчего я дергаюсь, но на мои плечи вдруг давят чужие ладони. Не дают встать.
— Сиди тихо и не двигайся, — через зеркало на меня укоризненно смотрит размалеванный девица, отчего я поражено опускаю глаза вниз. Что… со мной?..
— Люк, усмири ее! И в душ под холодную воду. Остудить ее надо…
Чужие голоса я слышу сквозь вату в ушах, почему-то больше не чувствуя никаких эмоции на происходящее вокруг, по сути, безумие. Меня ярко красят, вьют волосы, напяливают безобразно короткое платье, никак не скрывающее мое тело, не давая никакого простора фантазии… а внутри никакого протеста, желания спорить… пустота…
И лишь неясная мысль в голове, что со мной что-то явно не так…
В голове странный туман, а в теле непонятная слабость. Словно и тело то не мое, чужое. И лишь на краю сознания бьется безумная мысль: это не я, что-то не так. Ну, не могу я так спокойно сидеть, пока меня красят, как шалаву, одевают в откровенную не одежду даже, а лохмотья: красное платье, едва достающее до середины бедра, без рукавов или бретелей. Держится это безобразие на честном слове. А воспротивиться и не получается…
Гипноз? Не похоже… Или похоже? Я в таких вещах совсем не разбираюсь.
Вдруг мое лицо берут за подбородок, резко поднимая голову вверх. Девушка придирчиво рассматривает творение рук своих на моем лице, поправляет накрученные плойкой пушистые кудри, а потом перекидывается взглядами с другой девицей:
— Кажется, всё.
— Думаю, да, — вторая рассматривает меня таким же внимательным взглядом, поправляет спадающую с моего плеча лямку бюстгальтера, — Хм… а вот это надо снять.
И я остаюсь сидеть на стуле также, чувствуя, как чужие руки сдергивают с меня верхний элемент нижнего белья, оголяя мою грудь, а потом такими же небрежными движениями натягивают обратно лиф этого пошлого платья. Внутри поднимается волна накалённой мерзости… Мне хочется кричать, вырываться, рычать… но я все так же покорно сижу и не могу двинуться с места.
Из зеркала на меня смотрит ярко накрашенная, молодая девушка с огромными глазами, обрамлёнными густо накрашенными тушью ресницами. На щеках присутствует неестественный оттенок румян, пыль от белоснежной пудры и блеск хайлайтера. На губах, сейчас таких пухлых и ярких, толстый слой розовой помады…
Меня тошнит…
Кажется, что даже голова отяжелела из-за нереального количества лака и блёсток на моих волосах, и мои ранее обычные, темно-русые пряди вдруг действительно приобрели легкий, медный оттенок. И, главное, веснушки мои никто не замазывал тональным кремом, а даже наоборот подчеркнули румянами и прочими примочками.
Что, у них в борделе пошел сезон на рыженьких и конопатых, что меня так быстро к рукам прибрали?.. Пиздец…
— Идеально, — возвестила одна из девушек, а потом снова переглянулась со своей сподручной. И взгляды их мне совсем не понравились.
— Держи, — в руках одной из них вдруг появился высокий бокал с водой и дольками лимона, плавающими наверху, который протянули мне, — Выпей, полезно для кожи.
Хотелось съязвить, что проблем с кожей с таким боевым раскрасом на лице, даже заметно не будет, но мой язык меня не слушался. Да и в горле внезапно проснулась неистовая жажда, отчего я послушно поднесла стакан к губам. Живительная, прохладительная влага коснулась пересохших губ, даря рецепторам на языке вкус лимонной кислинки, родниковой воды и неожиданной, столь неестественной горечи…
Я дёрнулась и чуть не поперхнулась, оттого, что волчица внутри, несмотря на тяжесть чужой воли, странным образом насильно навязанной мне, борясь с ней всеми силами, буквально кричала: не пей!
Рука, державшая стакан, задрожала и вода расплескалась мне на колени и платье, а в голове билась самая настоящая паника. Это нельзя пить! Ни в коем случае нельзя!
— Черт… Пей! До дна! — голос девушки властно накрывал мое сознание, точно она взяла власть надо мной, заставляя подчиняться ей, словно она… оборотень. Альфа. Но она точно им быть никак не могла! Что за чертовщина?! — Пей, кому говорю!
