Закрыв глаза, мысленно покрываю себя матом, потому что дошла до такой низости, что сравниваю их — Сана и Лешу. И если Алексей стал моим первым мужчиной, то второй поселил во мне чувство, что последний. Всеми силами, отгоняя от себя подобный бред, остаток пути проходит под музыку и в ярких лучах заката. На одной из заправок у аэропорта, Сан выходит из машины, а я, как дура, ловлю взглядом каждое его движение. То, как он говорит с кем-то, расплачивается за что-то, возвращается обратно, держа в руках две чашки кофе.

Когда останавливается у заезда, замечает мой интерес, и я быстро отвожу взгляд. Глупо. Как же глупо я себя веду. Всего четыре часа назад я переспала с этим мужчиной, а теперь веду себя, как школьница. Стараюсь делать вид, что ничего не было. Но ведь это невозможно.

— Вот. Решил тебе не помешает, — я опять вздрагиваю, и Сан это замечает.

Протянутый стакан надо бы забрать, но я почему-то не могу пошевелиться.

— Я ужасный человек. И причиняю тебе боль… — это вырывается самопроизвольно, я больше не контролирую даже речь рядом с ним.

Настолько не хочу уезжать, и настолько боюсь его. Боюсь того, кто он. И страшнее всего для меня теперь именно кошмар, который снится постоянно. Если он погибнет, или разобьется так же, как Алексей, я не переживу этого снова. Не справлюсь.

Но причина не только в этом.

— Просто пей кофе, Вера. Он со льдом. Надеюсь, ты не против. Не думаю, что в такую жару ты захочешь пить кипяток.

Я медленно забираю стакан, удивляясь тому, как спокойно ведет себя Сан. Это странно злит. Может он этого и хотел? Хотел, чтобы я почувствовала себя так же, как он в Париже? Откуда мне знать, что он не держит на меня обиду? Он настолько другой, что предугадать его поступки невозможно. Взять хотя бы заявление о том, что я его невеста. Он даже не спросил меня, хочу я подобной лжи, или нет. И на лиман он повез меня не просто так. Мы могли и на причале поговорить. Для этого не надо выходить в море, если не хочешь в придачу трахнуть объект своей обиды.

Чем больше я думаю, тем безумнее мысли. Одно ясно — мне не место рядом с этим мужчиной. Все началось слишком неправильно. Со лжи. Хоть и безобидной, но все же. А закончилось тем, чего нельзя было допускать. И в этом виновата только я, и моя неописуемая глупость и наивность.

Оправдаться мне нечем. В любом случае, придется расплачиваться за свои ошибки. Будучи замужем, я уехала, оставив мужа прикованного к больничной койке. Будучи замужем, я допустила флирт с другим мужчиной. Его же я использовала, чтобы заглушить боль. А теперь… Не он меня трахал. Я позволила этому случиться, потому что знала, чем все закончится, как только Сан предложил "поговорить". Я позволила, потому что хотела этого. Хотела его с того момента, как опять увидела. И вот тут лгать самой себе нет смысла — я сама пожелала близости с ним, ведь он мне понравился, а следом я влюбилась. Точка.

— Прости, — шепчу, а делая глоток кофе, решаюсь сказать, наконец, хотя бы пару слов. Здравомысленных. Без эмоций. Не под кайфом от страсти и секса. — Я должна тебе сказать то, что не решилась сделать… на лодке.

Сан опускает свой стакан на приборную панель, и продолжает за меня, будто читает мысли.

— Ты не хочешь уезжать, и у тебя есть чувства ко мне. Но у тебя есть и другие чувства. Я знаю это, Вера. Ты уедешь. Твой страх и стыд сильнее. Не нужно извиняться. Я все понимаю.

Поджав губы, я пытаюсь прогнать слезы, и успокоиться. Со всех сил хочу сделать все правильно, но нужных слов не нахожу.

— Ты должен знать, что это не только из-за того, что ты летчик. Все сложнее, Сан. Намного.

— Я это понял, после того, как ты трижды назвала наши отношения ошибкой. С трудом, но понял, что у тебя остались чувства к мужу. Я должен был это знать, когда решился… прикоснуться к тебе, Вера. Но сам закрыл на все глаза.

Подняв лицо, я встречаю именно тот взгляд, которого боюсь, и в который влюбилась. Он притягивает, как магнит, тем, как невозможно ярко блестят грани черной драгоценности. Он холодный, но обжигает, он темный, но дарит больше света, чем самое голубое небо. Хотелось бы верить, что он только мой. Что Сан смотрел так, только на меня.

— Ты назвал это легкомыслием, — начав, тут же умолкаю, расслышав мягкий смешок.

Сан плавно накрывает мою руку своей, а я дрожу. Не одергиваю ее, не убираю, а слежу за тем, как продолжая, он смотрит на нее и гладит.

— Я много думал, как должно случиться то, что происходит сейчас. И пришел к выводу, что это неважно, пока я тебе не нужен. Потому пусть нашей общей чертой останется легкомыслие.

— Сан, — я сжимаю его ладонь, прикасаюсь к холодным пальцам, наслаждаюсь этим, но продолжаю говорить иное: — Ты должен меня понять. Все, что произошло между нами изначально нельзя назвать правильным. Нам нужно остановиться на этом.

Его взгляд пустеет. Из него исчезает блеск, грани тускнеют, камень становится холодным. Таким, каким должен быть, когда человек смирился с решением другого.

— Я хочу сделать для тебя еще кое-что. Мог не вмешиваться. Не говорить ничего. Но так будет правильно. И лучше ты узнаешь все от меня, чем потом, когда не будешь к этому готова.

Он отпускает мою руку, а я хмурюсь. Не понимаю, о чем он говорит, и зачем достав большой серый конверт из бардачка, протягивает его мне.

— Посмотри, — он кивает на конверт. — И тогда ты поймешь причину всего произошедшего.

Взглянув еще раз на Сана, замечаю, как он отводит глаза в сторону. Он явно выглядит злым и расстроенным. Быстрыми движениями, раскрываю конверт, а достав его содержимое, в недоумении перебираю множеством фото. На каждом мой отец, но странность в другом. В том, где они сделаны, и с кем он сфотографирован.

— Я… Я ничего не понимаю, — растерянность сочится и сквозь голос.

В сумбуре из предположений, пытаюсь понять, что все это значит, но не могу. Не могу ничего осмыслить, и обращаюсь с немым вопросом к Сану. Он медленно садится ровнее, очевидно, пытаясь подобрать слова, чтобы все объяснить.

— Когда мы возвращались обратно, эта вещь спасла меня. Так считает Имо. Думаю, я должен его вернуть, — он начинает севшим голосом, а рукой тянется к карману брюк.

Достав портмоне, Сан вытягивает из него тот самый крестик, который я потеряла.

— Сан, что все это значит? — в неясном порыве, я начинаю просматривать документы опять. Когда замечаю имя мужа, в жилах стынет кровь, а тело покрывается липким ознобом. — Откуда это… все?

Смотря на мой крестик, Сан не отдает его. Он бросает портмоне у рычага коробки передач, и почему-то молчит. Долго молчит. Слишком долго, и это пугает.

— Твой отец скрывал от тебя реальное состояние твоего супруга. Ему не предоставляли должного лечения намеренно, Вера. Чтобы ты его бросила сама. Уехала в Париж, считая, что он безнадежен. Но… это не так.

Услышав сказанное, ноги немеют. Я пытаюсь сделать вдох, а перед глазами страшные картины из недавних кошмаров. Сжав бумаги крепче, не могу совладать с собой. Руки трясутся, а дыхание становится роскошью. Это какой-то бред. Зачем папе это? Он не мог так поступить…

— Он не мог, — шепчу едва слышно. — Не мог. Зачем?

— Это доподлинно неизвестно, — Сан заглядывает в мои глаза так, будто пытается убедить, что не врет. — Вера, я понимаю. Это твой отец. Ты считаешь, что все о нем знаешь. Тебе сложно принять сказанное мной. Но это не выдумки. Это данные полученные нашей разведкой.

— Зачем вашей разведке копаться в моей личной жизни? — я взрываюсь негодованием, а злость бурлит.

Папа не мог так поступить. Это ложь и вранье. Я никогда не поверю в это. Ни за что.

— Он связан с Платини, Вера, — холодно оборвав меня, Сан кивает на снимки и продолжает, но я не хочу это слышать. Не верю, — Когда мы летели обратно, обнаружилась поломка борта. Я посадил его в экстренных условиях, но стало очевидно, что кто-то приложил к этому руку. Ты сама знаешь, что Ким Дже Соп главный бенефициар сделки по острову. Если бы он умер, проект был бы заморожен автоматически, до выяснения обстоятельств смерти подписанта контракта. Кому это нужно в первую очередь? Кто ухватился за нас с тобой, только бы вовлечь сделку по острову в международный скандал? Вера, я не желаю тебе зла…