Я замираю от такого наглого заявления, а майор переводит взгляд на двор. Как только на нем появляется женщина лет шестидесяти, а может и старше, он почти выкрикивает с каким-то непонятным заискиванием:

— Айгу. Имо. Айгу.

Это особенности речи такие? Он говорит так, словно умоляет ее о милости.

Мужчина с улыбкой кланяется, а следом направляется к женщине. К той самой матери его умершей жены. Господи, что я здесь делаю? Хочется сбежать немедленно, но как только решаюсь обратиться к Сану с просьбой прекратить этот фарс, он поднимается. Ханна неуверенно делает шаг ко мне, а я испуганно вскидываю взгляд на Сана. Малышка подходит ближе, пристально рассматривает, а спустя секунду неуверенно улыбается, чем вводит в ступор.

Мир меняет краски, как только я замечаю эту улыбку. Именно такую же, как на лице Сана, когда он смотрит на дочь. Они будто зеркальные отражения друг друга. Как завороженная, медленно отвечаю тем же, а встретив взгляд Сана, не узнаю его совершенно. Передо мной теплый, искрящийся бликами игры света взор абсолютной тьмы. Он согревает, он ласкает и гладит, как нежное прикосновение.

— Привет, — ласково тяну английское "хи", и приседаю на корточки напротив девочки. Взяв себя в руки, смотрю на Сана, намекая, чтобы переводил. Он кивает, а я осторожно произношу: — Прости, что побеспокоила вас с бабушкой. Я не хотела испугать тебя. Ты не должна меня бояться. Я скоро… — остановившись, жду, когда Сан переведет слова ребенку, а сама смотрю в его глаза, но заканчиваю, вернувшись взглядом к малышке. — Я скоро уеду. Твой отец любезно пригласил меня погостить у вас. Прости, что не спросили сперва тебя и бабушку. Ты ведь не против?

Ханна медленно осматривает мое лицо и молчит. Ее взгляд пытливый, и наконец, из него исчезает страх. Девочка больше не боится меня, а когда Сан заканчивает перевод, она кивает.

Протянув нерешительно руку, шепчу:

— Меня зовут Вера.

Малышка хватается за ладонь так же неуверенно. Ее ручка мягкая, крохотная и теплая, тогда как мои пальцы покрылись холодной испариной из страха. Но чего бояться? Маленькой девочки?

— Ве… Ра, — Ханна аккуратно и внимательно повторяет услышанное, ожидая ответа, все ли правильно сказала.

— Да, — киваю, и улыбаюсь. — Вера.

— Хан На, — она прикладывает другую ладошку к груди, и теперь моя очередь правильно произнести.

— Хан На, — повторяю, и таю от того, как она восторженно кивает, и улыбаясь поворачивается к Сану, очевидно, чтобы понять, доволен ли отец.

Это выглядит так приятно, и так знакомо. Я тоже виделась с кучей чужих и необычных людей, пока ездила с отцом во все его летние экспедиции. Каждый раз я старалась не опозорить папу, и каждый раз, вот так же, ждала его заверений и похвалы, что сделала все правильно.

Ханна отпускает руку, а я поднимаюсь. Впереди не менее тяжелое знакомство. Настолько, что хочется сбежать. И ведь нет никаких причин? Я просто гостья. Случайная гостья этого дома, и случайная любовница зятя этой женщины. Не более. Похоже, она это понимает, и видит меня насквозь. Без лишних слов, женщина кивает, и приглашает в дом. Молча, без улыбок или расшаркиваний, просто мирится с тем, что происходит.

Желание сбежать множится троекратно, когда я вхожу, и не знаю, куда себя деть. Все выглядит одновременно и знакомо, и не знакомо. В доме отца тихо, а здесь даже стены позволяют услышать шум прибоя и клекот птиц. Море. Оно так близко, что его видно сквозь все широкие окна. Подобное завораживает, и создает невозможное впечатление того, что дом плывет на волнах. Отдельное впечатление производит восточный интерьер.

— Проходи, — за спиной звучит тихий и, как всегда холодный, но странно согревающий голос. — Я занес вещи, Имо покажет тебе комнату. Мне нужно переодеться в гражданское.

— Сан, я уеду сегодня же вечером, — шепчу с горечью и отрицательно киваю, но натыкаюсь на взгляд со сталью и почти приказ.

— Нет. Ты останешься на несколько дней, и улетишь позже, когда все успокоятся.

— Тебе не кажется, что ты переходишь рамки, Кан Чжи Сан? — видимо мой вопрос звучит слишком резко. Слова богу, Ханна ушла к себе в комнату, потому меня слышит только незнакомка, которую так и не представили, и майор, который явно не в восторге от моего присутствия здесь. — Лучше поговорим сейчас, и я немедленно уйду.

Я разворачиваюсь к двери, но останавливаюсь, как только слышу достаточно звонкий, но холодный тон женщины. Она явно обращается ко мне, ведь в конце ее слов, улавливаю свое имя. Медленно повернувшись, встречаю цепкий взгляд, не терпящий возражений. Женщина отодвигает стул и жестом, не просто приглашает, а требует, чтобы я села, и видимо успокоилась.

Осмотрев Сана, замечаю, как он кивает ей, а следом подталкивает меня к столу со словами:

— Садись. Тебе нужно пообедать. Все соберутся только вечером, а голодной Имо тебя оставит, только через свой труп. Поэтому, не упрямься. Обидишь ее.

Я поджимаю губы, а когда в гостиную вбегает Ханна с тапочками в руках, вздрагиваю. Девочка быстро подходит, а посмотрев осторожно на отца, получает одобрение и протягивает мне обувь.

— Надень, — с каким-то странным смешном шепчет Сан. — Они маловаты будут, но у нас не принято ходить в обуви по дому. Не знаю, как у вас…

— Так же, — тушуюсь и киваю, забирая у малышки тапочки, из которых действительно будут свисать пятки.

— Ну, хоть что-то похожее, — резонно замечает Сан.

— Многое похоже, — раздраженно шепчу, снимая обувь. — Но отношение к некоторым вещам, действительно, слишком разное. Например, к словам о браке у вас отношение явно легкомысленное.

— Отнюдь. Я бы даже сказал слишком серьезное. Уверен, это как раз у вас, легкомыслие — основа всех отношений. Наверное, потому ты и сбежала. Не принято вести диалог, после… прогулок? Это ли не легкомыслие? — так же тихо парирует Сан, снимая свою обувь. — Так уж и быть, его тоже отнесем к общим чертам. Пойду на уступки.

Он быстро отвечает и осматривает мое лицо, уличив момент, когда его друг начинает задушевную беседу с его тещей.

— Не смотри на меня так, — с дрожью требую, ведь начинаю терять нить происходящего, только заглянув в его глаза.

Он все так же красив. Нет. Теперь стал еще красивее. Дьявольски, я бы сказала. На нем военный китель, но я вижу мужскую грудь, покрытую испариной, бугристые мышцы, бронзовую кожу. Вижу обнаженное крепкое тело, в отражении зеркал ванной комнаты. Она за тысячи километров отсюда, но магия в том, что в любой момент я могу в нее попасть снова. Оказаться в его руках, под горячими струями воды, просто вспомнив. Настолько ярко все сохранилось в памяти.

Возбуждение вырывается едва ли не горячим выдохом. Сан замечает это сразу. Он прищуривается, уличает момент, осматривает откровенно и едва ли не похабно.

С ума сошел что ли?

— Как? Вот так? — еще и спрашивает, смотря пристальнее, жарче и откровеннее.

Господи, он рехнулся? Еще момент, и эти гляделки заметят все.

— Прекрати, Кан Чжи Сан.

— Не придавай этому большого значения, как и раньше. Я принял во внимание твою легкомысленность.

Отвесив колкость, он направляется к дочери, а я улавливаю недовольство во взгляде майора Пака. Ну, еще бы. Судя по всему, у этого мужчины, изначально ко мне было предвзятое отношение. Можно подумать, это я настояла на подобной затее? Моя бы воля, летела бы уже домой, или осталась лучше в той странной гостинице.

Ощущения непривычного и скованного поведения не нравятся. Мне не комфортно, и это чувство сложно изменить даже спустя несколько часов в доме Сана. Мы так и не говорили. Вернее, мы вообще не пересекались даже внутри дома. Он принял душ и переоделся, пока я ела. Молча жевала странную еду, которая казалась слишком острой и безвкусной. Остается только начать ко всему придираться из-за собственной неуверенности.

Но так и есть. Я не уверена в себе, и все становится хуже, когда забрав Ханну, Сан и его дружок, покидают дом. Куда он уехал никто мне не сообщил, как и то, когда вернется, никто не сказал. Очаровательно.