— Андрей, я здесь! — Наташа сидела на толстой ветви склонившейся над рекой ивы, и махала мне рукой. В свете луны её чёрные волосы отливали серебром.
— Привет! Спасибо что пришла, — я улыбнулся, глядя в такие родные зелёные глаза, вот только рыжие солнышки в глазах почему-то не улыбнулись мне в ответ.
— Присядь, нам надо поговорить.
Такой тон — холодный, неприветливый, отстранённый — мне совсем не нравился. Прокручивая в голове всё, чем я мог ненарочно обидеть Наташу, я сел рядом с ней, ожидая, что же она скажет. Заговорила она не сразу и как-то тихо, неуверенно.
— Слушай, я разговаривала с моей учительницей по фортепиано, — руки девушки тряслись, и мне хотелось обнять её, чтобы успокоить, но боялся, что сейчас такое действие с моей стороны лишь испортит всё, — и она сказала, что может продвинуть меня как хормейстера и помочь мне уехать от мамы с Антоном. У неё есть родственники, работающие в оперном театре, которые с радостью возьмут меня к себе, учитывая, что я довольно неплохо дирижирую. Она сказала, что они уже согласились, но…
На секунду Наташа замялась, опустила глаза, и, глядя на лунную дорожку на реке, ещё тише сказала:
— Мне надо будет переехать в столицу. Уже сейчас.
Переехать. Сейчас. Наташа уедет. Это всё, что я смог сообразить тогда — мой мозг словно отказался работать, сломался, а вместо разных мыслей там осталась лишь пустота.
— Я с тобой, — только и смог ответить я, хотя прекрасно понимал — это не так.
Я не смог бы уехать с ней, как бы сильно этого не хотел. Не мог оставить старую бабушку здесь одну, не мог просто взять и поменять всё, да и в столице меня никто не ждал. Я не мог ехать в столицу вместе с ней, так же как и не мог жить без неё. Ужас, смешанный с болью, родившийся в тот момент в моём сердце, медленно подполз к горлу и начал меня душить, не давая мне сказать или спросить ещё хоть что-то. Я просто сидел и смотрел на Наташу, которая пока что была так близко, и не верил, что совсем скоро её уже не окажется рядом.
— Ты же всё понимаешь, — покачала головой Наташа. — С моими отметками у меня никогда бы не было ни малейшей возмозжности жить хорошо. А тут — столица, оперный театр, хор — всё то, о чём я только могла мечтать, так, сразу. Я не хочу тебя оставлять, но у нас нет выбора — не будешь же ты жить в квартире у родственницы моей пианистки вместе со мной. Не пойми меня неправильно, но если я сейчас не воспользуюсь этой возможностью — останусь никем до конца жизни, и так и умру грустной, вечно ноющей эмо-девочкой с несбывшимися мечтами. Это не то будущее, о котором я мечтаю.
В тот момент мне стало всё понятно. А с пониманием пришло и отчаяние. Мы видели наше будущее совсем по-разному. Там, где я видел домик на берегу моря, музыкальную группу, двух детей: Диану и Диму, она видела несбывшиеся мечты и бессмысленное существование, там, где я хотел построить счастливую семью, она хотела уехать отсюда, вырваться из этой клетки. У нас были слишком резные взгляды на наше будущее, слишком разные планы, и сейчас менять что-либо было бы уже слишком поздно. Если бы я с самого начала дал ей почувстввать себя увереннее, безопаснее со мной, осталась бы она тут? Если бы я водил её по ресторанам на все карманные деньги, вместо того, чтобы помогать ей копить на учёбу, и дарил цветы, вместо глупых самодельных открыток, осталась бы она здесь? Если бы дал уверенность в завтрашнем дне рядом со мной, устроил всё так, чтобы ей не хотелось уезжать, мечтала бы она о семье так же как и я? Если бы у меня была возможность поменять прошлое, смог бы я изменить и её мечту?
— Подожди, Наташа… — прохрипел я, пытаясь сообразить хоть что-то, чтобы подольше поговорить с ней. — И что теперь нам делать?
Она пожала плечами так, словно я её уже совсем не волновал, но я слышал, как быстро бьётся от волнения её сердце и видел, как вспотели её руки.
— Делай что ты хочешь. О чём ты мечтал? Что хотел сделать после окончания школы? Ты свободен, можешь делать что хочешь, тебя больше ничего не сдерживает.
Она немного подвинулась, потом спрыгнула с ветки ивы на землю, развернулась и ушла, оставив меня одного. Это был наш самый короткий разговор. Самый короткий и грустный. Почему она так поступила со мной? Просто сообщила факты и исчезла, ничего не добавив? Я свободен, и это самое отвратительное наказание для меня. Я не хотел был свободным, я хотел быть с ней, хотел принадлежать ей. Мне не нужна была никакая свобода, если её не было рядом. Но у автора нашей истории были другие планы на нас, а у Наташи была другая мечта, которой я не мог лишить её. Всё произшло слишком быстро, слишком странно, слишком резко, слишком неожиданно, так что я, не до конца понимая, что же произошло, не мог даже заплакать.
Уже на следующий день Наташа уехала, и когда я пришёл к ней, чтобы попросить хоть иногда звонить, дверь мне открыл пьяный Антон, сказав «Эта спиногрызка съехала, проваливай». А дальше всё смешалось: попытки хоть куда-то поступить, встреча с мамой, когда она снова проклинала меня, восемнадцатый день рождения, смерть бабушки, пустая квартира, одиночество, Алиса, бессмысленное существование, скрашиваемое лишь времяпрепровождением с младшей сестрой, ещё один день рождения, конец лета, холод, народный хор «Свята», холодный плиточный пол, люди, ломящиеся в дверь.
— Купи мне ещё веселинок, пожалуйста, купи, пожалуйста, — раз за разом повторяла Алиса, шатаясь взад-вперёд. — Мне очень плохо, мне очень грустно, мне очень страшно.
Монотонная речь сестры, холодный плиточный пол, люди на коридоре — я чувствовал ужасную усталость от всего этого.
— Куплю, обязательно куплю, сходим к доктору за рецептом и куплю, — пообещал я сестре, и, зевнув, провалился в сон, при этом думая только об одном — как бы дожить до рассвета.
Мне снова снился кошмар. Очередной кошмар, где я бегу за ней, а пропасть между нами становится всё шире, расстояние всё больше, и она, постепенно, совсем исчезает из виду, забирая с собой и надежду на счастливое будущее. Вот только я больше не собираюсь молчать, как тогда, в мой выпускной, у ивы. Теперь я чуть больше, чем просто человек, теперь я могу всё поменять, и я поменяю, как только проснусь. Вот только проснусь ли я? Всё чаще ко мне стали приходить мысли о том, что реальность, на самом деле, не так уж и отличается от сна — те же люди, те же эмоции, те же кошмары… И, вполне возможно, что это не Чжуан Цзы видел бабочку в своём сне, а бабочка видела Чжуан Цзы. Ведь где гарантия, что то, что мы считаем реальностью, реально на самом деле? Кто сказал, что сон — лишь плод нашего воображения, а реальность — нет? Сон не менее реален чем то, что принято считать реальностью, а реальность — настолько же абстрактна, как и сон. Когда мы спим мы не понимаем, что мы находимся во сне, где всё контролируется только нами, потому и не можем никак повлиять на происходящие вокруг нас события. Но стоит нам осознать, что мы спим — мы становимся всемогущими, способными поменять абсолютно всё вокруг себя. Разве не так же это работает и с «реальностью»? Пока мы верим в то, что время сильнее, чем мы — мы будем играть по его правилам, не имея возможности изменить что-либо, но стоит нам осознать, что каждый из нас не просто персонаж, а главный герой в своей истории, мы сможем стать авторами. Когда ты становишься автором, то некто по ту сторону листа бумаги, тебя придумавший, теряет контроль над твоей жизнью. Ты сам становишься богом. Ты сам можешь перелистывать страницы своей жизни, стирая и заново переписывая старые главы. А значит, и люди за дверью моей квартиры пропадут, как только я проснусь, и Алиса станет счастливой, и мы с Наташей никогда не расстанемся.
Когда я открыл глаза, за окном уже светило солнце. Заглядывая в ванную комнату через маленькое окошко под самым потолком, оно улыбалось каждым своим лучиком, и я почти слышал, как оно здоровается со мной. С рассветом ушёл мрак, а вместе с ним и все страхи: я чувствовал себя гораздо лучше, когда за окном светило солнце. Алисы рядом со мной уже не было, но, стоило мне выйти из ванной, как она, одетая в своё лучшее голубое платьишко, бросилась мне на шею:
