— Вот как? — левый, вопросительный глаз Егора Афанасьевича расширился, правый же еще больше прищурился и стал подобен лазерному лучу. — Вы, профессор, меня пугаете. Что же это за дело за такое?

— Дело в том.., — доктор Чиж на секунду замялся, скривился, как от горечи во рту, и выдавил, — что в Медицинском институте берут взятки.

И тут произошло непредвиденное: глаза Егора Афанасьевича сами собой, помимо его воли, поменялись местами — левый прищурился, а правый расширился.

— Как? Как вы сказали?

— В нашем Медицинском институте берут взятки, — уже ровным голосом, звонко выбрасывая слова, произнес Чиж, и слова рассыпались по кабинету, запрыгали, слились в один тревожный звон: хрустальным колокольцем пропела люстра на потолке, зубовным скрежетом хрустнуло стекло на портрете Генсека. Последнее слово, самое гадкое, отскочило и больно стукнуло Егора Афанасьевича в лоб. Он отшатнулся.

— В нашем советском Медицинском институте?

Доктор Чиж развел руками: в каком же еще? в нашем, в советском.

— Но подождите! — Егор Афанасьевич поднял руку, выставил ее ладонью в сторону профессора, как бы останавливая его, предостерегая. — Подождите, — повторил он с некоторым уже значением и даже с толикой угрозы. Глаза его вернулись на место, и в правом блеснуло что-то. — Давайте-ка разберемся. Как это берут? Что за взятки? Кто, наконец, берет? Может быть, вы что-то преувеличиваете, профессор?

— Э-э, какое там преувеличиваю! — махнул рукой Чиж. — Уверяю вас, Егор Афанасьевич, преувеличивать дальше уже некуда. Заявляю с полной ответственностью: у нас в институте действует мафия во главе с ректором Покатиловым. Организованная преступность...

— Так уж и организованная! Так уж и мафия! — вроде как недоверчиво усмехнулся Егор Афанасьевич. — Уж больно мы увлеклись Америкой, порядки ихние идеализируем, чтобы все как у них. Вот теперь: и мафию нам еще подавай!

— Нет-нет, все не так. Впрочем, что это я, у нас же заявление! — Всеволод Петрович выхватил из кармана клетчатого пиджака свернутые трубкой листы бумаги. — Вот. Два экземпляра. Один в прокуратуру, один вам, в обком.

Он долго и тщательно разворачивал бумажный рулончик, словно древний гонец посольскую грамоту. Бледное обычно лицо его покраснело, на залысинах выступили капельки пота — листы плотно слежались, уместились уютно в рулончике, притерлись друг к другу в таком положении и разворачиваться не желали. Одолел их Всеволод Петрович, развернул, отделил половину и протянул Егору Афанасьевичу.

Изысканностью староканцелярского стиля веяло от заявления, полно оно было каких-то «уведомляем», «долгом своим почитаем», почерпнутых, по всей вероятности, из русской классики прошлого века. Речь же шла о том, что ректор Медицинского института Алексей Борисович Покатилов, проректор Игорь Петрович Сидоренко и декан факультета общей терапии Иван Семенович Копылов организовали преступную группу, целью которой является прием в институт лиц кавказских и среднеазиатских национальностей, за определенную мзду. В скобках стояло: около пяти тысяч. Крупная такая сумма объяснялась тем, что лицам этим после года обучения гарантировался перевод в один из столичных ВУЗов. Этот налаженный конвейер действует уже несколько лет, и имеются тому неопровержимые свидетельства.

Раз и другой прочитал заявление Егор Афанасьевич, особенно же изучил фамилии нижеподписавшихся. Всего, кроме Чижа, их было пять: доцент Ниязов А. И., доцент Луппов Ф. Я., ординаторы Вульф А. Г., Ганин Ю. П. и Ребусов Н. И.

— Н-да, — оторвался, наконец, Егор Афанасьевич, откинулся на спинку кресла, смахнул с носа очки, поиграл ими, покрутил за дужку, нахмурясь, сосредоточенно, словно бы ошарашенный, недоумевающий. — А эти товарищи.., — он ткнул пальцем в подписи, — они...

— Работают у меня в клинике и преподают в институте. И... кхем... в некотором роде, мои ученики, — сказал Чиж смущенно, но в то же время с гордой улыбочкой. — За всех я ручаюсь головой.

— Это очень хорошо, — как-то рассеянно проговорил Егор Афанасьевич. — Эт‑то оч‑чень хорошо, когда учитель так уверен в своих учениках. И что же, ваши эти... «неопровержимые свидетельства», в какой мере они неопровержимы? Да и свидетельства ли? Может, все это ОБС? Одна бабка сказала? Слухи одни, домыслы?

— Нет-нет! — поднял руку Чиж, отвергая подобные предположения. — Если бы слухи! Если бы домыслы! К сожалению, все это правда, все все подтверждено документально.

— И где эти... документы? — осторожно спросил Егор Афанасьевич и быстро глянул на собеседника правым глазом.

— Все документы у доцента Ниязова. У Анвара Ибрагимовича.

— Так-так. Признаюсь, огорошили вы меня, профессор. Вы что-то о прокуратуре говорили. Один экземпляр в прокуратуру уже отдали?

— Нет. Сначала решил с вами посоветоваться. С обкомом.

— И правильно! И хорошо сделали! — энергично кивнул Егор Афанасьевич.

— Признаться, мне эти... визиты неприятны. Лишь положение старшего обязывает. — Чиж с отвращением посмотрел на два лежащих на столе полусвернутых бумажных рулончика.

— Да что ж, — пожал плечами небрежно Егор Афанасьевич, — оставьте оба экземпляра у меня, коли вам неприятно. Я передам кому следует. Нет, если, разумеется, доверяете! — вскинул он шутливо руки вверх. — Если доверяете!

— Конечно! — облегченно вздохнул Чиж. — Вы меня просто обяжете.

— Так, разберемся, — заключил Егор Афанасьевич и оба рулончика согнал руками вместе, намереваясь соединить, но приостановился. — Подождите, я слышал, вы куда-то уезжаете? Чуть ли не за границу?

— В Японию.

— О! Интереснейшая страна! Отдохнуть? Погулять?

— Как раз наоборот — поработать. Тамошние коллеги пригласили провести серию показательных операций на сердце, — опять засмущался Чиж, ладонью потерев лоб. — Как будто не нашлось никого другого, подостойней.

— Ну-ну, не прибедняйтесь! Ведь вы у нас светило! Звезда! Так вы уж и покажите этим япошкам, пусть знают нашего брата! — Егор Афанасьевич потряс в воздухе кулаком. — Когда едете?

— Послезавтра.

— Ну что ж, и поезжайте с богом. А мы тут без вас разберемся. Мы тут с этими мздоимцами разберемся! — он собрал листы заявления вместе, расправил и скрепил скрепкой.

Чиж понял это как приглашение к окончанию аудиенции и встал. Опять проводил Егор Афанасьевич Чижа до двери под локоть, опять посмотрел на его тонкую шею, ощутил под рукой его худое подвижное тело и страстное желание сжать профессора в кулаке, как птицу. И уже у двери, пожимая профессорскую руку, словно бы вспомнил:

— Да! Так кто, говорите, вместо вас остается? — хотя ничего Чиж по этому поводу не говорил.

— Доцент Ниязов.

— Ага, ага. Я вижу, ваш любимый ученик?

Чиж улыбнулся и развел руками.

— Ну-ну. Так будьте же здоровы, не подкачайте там, в Японии!

Только закрылась за профессором дверь, тут же согнал Егор Афанасьевич с лица любезную улыбку — сплюнул в сердцах на паркетный пол и озабоченно подошел к окну. За окном в небе черт знает что творилось — Куликовская битва. Ветер рвал, терзал обнаженные деревья, окроплял дождиком гранитный пьедестал. Глянул Егор Афанасьевич вниз на площадь так, чтобы виден был парадный подъезд обкома — вон он идет, борец за, правду. Профессор Чиж. В синей нейлоновой курточке, в вязаной спортивной шапчонке — в такой бегает Егор Афанасьевич по утрам — идет, согнувшись, спрятав в воротник лицо от непогоды, чуть наклоняясь вперед при каждом шаге, кивая головой, и кажется, что клюет, клюет он по зернышку. Ах ты птица! Егор Афанасьевич метнулся к селектору.

— Софья Семеновна, совещание на сегодня отменить, оповестите всех. И соедините меня с ректором Мединститута.

В телефонной трубке потрескивало, шелестело громко, но ответивший голос был отчетливо слышен:

— Да? — узнал его Егор Афанасьевич: осторожный, вкрадчивый.

— Быстро ко мне.

В трубке помолчали.

— Это ты, Егор? Что случилось?

— Никаких вопросов. Быстро ко мне.