— Воздух!

Бойцы метнулись под деревья. На месте остался стоять только Кибич, растерянно озираясь. Когда началась стрельба, комиссар распластался в пыли, зажав голову руками. Стреляли интенсивно. Сквозь винтовочное стокатто, гулко и басовито выделялись ЗСУ. Причем установки находились не далеко. Затем канонада стала громче — добавились пулеметные очереди. Где-то на юге загрохотало. Горянников, присев у эмки, припомнил карту и сводки из тетради. По данным разведки, удар ожидался чуть южнее, где имеется узкое дефиле, проходимое для техники. Это было в «документе», кстати, но по данным тетради, наступление должно начаться завтра. Возможно, немцы среагировали на изменение обстановки и, не изменяя направления ударов, начали раньше. Это предполагалось. Значит, надо поторопиться.

— Направо в батальон, налево к штабу? — уточнил капитан у Сумарокова.

— Да, товарищ капитан госбезопасности.

— Смирнов! — скомандовал Горянников, — бери мотоцикл и дуй в штаб, ты знаешь — что делать. По машинам!

— Товарищ капитан госбезопасности, — обратился Кибич, — а как же трибунал? Надо же решить все в штабе, сформировать состав трибунала…

— Товарищ полковой комиссар… — прервал Горянников политрука, — насколько мне известно, ни одного юриста в штабе полка нет. А согласно указа Верховного Совета СССР о военных трибуналах в районах военных действий, от двадцать второго июня, сего года, председатель трибунала назначается из кадрового работника трибунала, а заместители из военно-юридического состава. Понимаете? Не политработники, а военюристы. Кроме того, дознание проводилось? Нет? Но обвинения задержанным предъявили! Без дознания… Как же так, товарищ полковой комиссар?..

Колонна свернула направо. Ехали с приоткрытыми дверьми, чтобы успеть выскочить на случай авианалета. Жизнь за пару недель войны научила. Но до батальона добрались без происшествий.

На «передке» шел бой, однако интенсивнее грохотало гораздо южнее.

Горянников принял доклад командира батальона и ротного. Как и думал, на их участке ничего серьезного — локальная перестрелка. Немцы не атакуют. Основное происходит южнее.

Капитан поинтересовался — где находятся задержанные, и где он может с ними побеседовать. Горянникова проводили к дому, обложенному срубленными березками.

— Целых домов не осталось, — пояснил комбат, показывая на воронки. — После пары налетов замаскировали как могли.

Внутри избы было тесновато. Маленькая светлица со столом посередине и пара лавок. В окнах рам нет. Из освещения «летучая мышь», подвешеная на балке.

Капитан с лейтенантом и полковым комиссаром разместились за столом. Комбат и ротный встали напротив.

— Где изъятое у задержанных?

— Все здесь, товарищ капитан госбезопасности.

Из закутка достали ранец и вещмешок. Пока Горянников их осматривал, на стол выложили пистолеты и ножи. Винтовки приставили сбоку. Причем разложили так — к вещмешку «Наган», финку, штык-нож и карабин Мосина, а к ранцу «Вальтер», два трофейных «Золингена» и немецкий маузер.

— Это все что при них было?

— Да, товарищ капитан госбезопасности.

— Вещмешок с ранцем вскрывали?

— Только ранец, — ответил старший лейтенант. — Сам задержанный содержимое демонстрировал.

Горянников заметил быстрый взгляд комбата на полкового. Что-то он не договаривает. Если с вещмешком ясно — никто к содержимому не прикасался, то с ранцем явно тщательно ознакомились.

— В нем только документы немецкие, да продукты были, — продолжил объяснение ротный.

Капитан изучал вещмешок. Горловина затянута петлей как обычно, но из центра торчит хвостовик от эфки, и проволока чуть выглядывает, а скобы не видно. Не проволока ли скобу удерживает?

— Интересное минирование, — заметил Сумароков.

— Где задержанные?

— Недалеко. Раздельно сидят, чтобы не сговорились.

И вновь Горянников перехватил взгляд комбата. А Сумароков хмыкнул.

— Первым у кого этот вещмешок изъяли приведите. Стоп… — капитан задумался, глядя на ранец, — первым хозяина ранца ведите. С этим задержанным думаю, быстро разберемся.

— И сапера сюда, — добавил Сумароков.

Только убыл посыльный, как в дом вошел политрук. Доложился полковому комиссару:

— Старший политрук Мануилов.

— Проходите, политрук, — сказал Кибич, — присаживайтесь.

Мануилов с довольным видом уселся на край лавки и принялся перешептываться с Кибичем.

Ротный глянул на комбата, тот пожал плечами, а Горянников принципиально нарушение субординации не замечал — потом разберемся. Пока просматривал немецкие зольдбухи.

В дверь заглянул красноармеец.

— Задержанный доставлен.

— Заводите.

В светлице оживились. Особенно политруки. Вошел боец.

— Красноармеец Бесхребетный.

— Не красноармеец, а дезертир и предатель! — зло сказал политрук. — Кулачий сын…

Кибич толкнул локтем политрука, но Горянников этого не заметил.

— Семен⁈

— Савельич⁈

В следующее мгновение в светлице все оторопело смотрели на крепко обнимающихся красноармейца и капитана госбезопасности…

Ветки хлестнули по бортам и трещали — ганомаг протискивался меж разросшихся кустов. Вокруг в основном сосновый лес, подлеска почти нет, но много орешника. Грунтовка узкая, телегами накатанная. Больше тропа, чем дорога. Хорошо, что нет ни ям, ни сырых низин, грунт больше песчаный и прямых участков больше, чем поворотов. Правда, корней, что идут поперек много, порой толстенных, но преодолимых. Бронетранспортеру это семечки, даже не трясет, а вот мотоциклу, что следом едет — препятствие. Кроме того, в коляску сложили погибших бойцов. Всех забрали. Нельзя было бросать. В саму коляску пару тел, остальные поверх положили, закрепив веревками. А по-другому никак. В ганномаге и так тесно стало, а ребятам сейчас все равно. А чтобы не слетели, Абадиев тела придерживает.

Вновь более-менее прямой и ровный участок с подлеском, но не густым. Лукин переключился на вторую передачу и прибавил газу. Прямой участок дороги короток, особо не разгонишься, не больше тридцати-тридцати пяти километров в час.

Впереди поворот и сложный объезд сросшихся в сложном переплетении сосен. Лукин сначала сбросил скорость, потом вообще остановил броневик.

— Там дальше дерево поперек, — сообщил лейтенант.

Чичерин стоял в центре, прямо за водителем, с пулеметом наизготовку.

— Макаров, Красин, проверить!

Бойцы выскользнули из бронетранспортера и, перебегая от ствола к стволу, выдвинулись к поваленному дереву. Через минуту Макаров вернулся.

— Ствол не подпилен, его ветром сковырнуло, — доложил он. — Вот там, выворотень, отсюда плохо видно.

— Ясно. — Лукин поднялся и, перенеся поджатые ноги через борт, сел. — Сержант Степаненко, посмотрите в ящиках пилу и топоры, и к стволу. Голубев со мной. Миша, ты сиди тут.

Пацан кивнул, и капитан спрыгнул. Голубев выбрался следом. Он вместе с мальчишкой сидел на командирском месте, чтобы следить за действиями капитана и обучаться. Как ранее выяснилось, водителей оказалось трое — Лукин, Тамарин и Голубев. Однако, Голубев водил грузовик, а управление немецким бронетранспортером было сложнее. Тамарин же мог вести только мотоцикл. Поэтому Лукин усадил бойца рядом для обучения. Заодно за пацаном присматривал. Миша уже успокоился. А то все вздрагивал, всхлипывая. Сабли пока не нашли, вместо нее вручили патрон от мосинки, и усадили на командирское место вместе с Голубевым. Попросили не высовываться и смотреть только через переднее окно. Пацан всю дорогу сидел тихо, и хорошо, что тихо. И хорошо, что немцев нет. Вдруг бой начнется? И так обуза с двумя бойцами без сознания, а тут еще ребенок. Как с ними фронт переходить? Лукин решил — если попадется какое селение на пути, оставит мальчишку гражданским.

Капитан с Голубевым направились по дороге, обходя сосновый куст. Лейтенант остался за пулеметом на контроле. Тамарин и Абадиев сняли с цундапа пулемет и развернули его в тыл.