Но за это освобождение нам, конечно, приходится платить: пожалуй, действуй мы как раньше, все шло бы гораздо проще, легче, более гладко и без последствий, чем если бы мы хоть немного задумывались о последовательности своих действий.

Один из хорошо известных психологических экспериментов показывает слепоту, которую человек может приобрести с предлагаемой автоматизмом помощью и с разгрузкой задействованной емкости мышления. Супруги-психологи из США Абрахам и Эдит Лачинс давали своим испытуемым задание отмерить определенное количество воды при помощи трех кувшинов; при этом кувшины можно было наполнять, переливать из них воду или полностью их опорожнять. При помощи 5-литрового и 2-литрового кувшинов можно отмерить 3 литра воды: для этого нужно сначала наполнить водой 5-литровый кувшин и перелить из него воду в 2-литровый. То, что останется в 5-литровом кувшине, составит как раз 3 литра.

Чета Лачинс давала испытуемым несколько подобных заданий, особенность которых состояла в том, что их можно было решить при помощи одной и той же последовательности действий. Например, если имеется кувшин А объемом 9 литров, кувшин В объемом 42 литра и кувшин С объемом 6 литров, то задача отмерить 21 литр воды выполняется следующим образом: нужно наполнить кувшин В, затем дважды наполнить из него кувшин С, а потом кувшин А. Тогда в кувшине В останется ровно 21 литр воды. Эта последовательность действий («В‑2(ВС) – ВА») применялась в пяти непрерывно следующих друг за другом заданиях.

В шестом задании условия была такими: имеется кувшин А емкостью 23 литра, В – емкостью 49 литров и С – емкостью 3 литра. Нужно отмерить 20 литров воды.

Это можно сделать при помощи последовательности «В‑2(ВС) – ВА», но гораздо проще отмерить нужное количество по алгоритму «А – АС». Однако большинство испытуемых об этом не догадались (кстати, это пример того, что опыт необязательно всегда делает нас умнее – он может и оглуплять).

Методизм играет значительную роль не только в задачах по определению объема воды, но и в других случаях, когда однажды усвоенная последовательность действий применяется рефлекторно. Именно в тот момент, когда в собственном поведении или в поведении других людей выясняется, что определенный вид действий оказался очень успешным, люди склонны отказываться от обусловливания этой формы поведения и применять ее снова и снова. Клаузевиц, у которого мы позаимствовали термин «методизм», пишет об этом:

«Пока не существует сносной теории, т. е. разумного рассуждения о ведении войны, методизм должен сверх всякой меры распространяться и на высшие формы деятельности, поскольку люди, выполняющие функциональные обязанности, отчасти не в состоянии совершенствоваться через обучение и более возвышенные условия жизни; они не умеют найти себя в полных противоречий рассуждениях теоретиков и критиков, их здоровый человеческий рассудок их отвергает, и потому они не имеют других способов познания, кроме как через опыт. По этой причине в ситуациях, которые можно и нужно рассматривать свободно и индивидуально, такие люди охотнее используют те средства, которые дает им опыт, т. е. копируют поведение, свойственное вышестоящим военачальникам, – а в этом и состоит методизм сам по себе. Если мы встречаем генералов Фридриха Великого с одним и тем же так называемым косым боевым порядком, если французские революционные генералы всегда используют захват на длинных линиях фронта, а младшие военачальники Бонапарта всегда обрушивают на противника концентрированный кровопролитный удар, то в повторении этих действий мы явно узнаем уже принятые методы и таким образом видим, что методизм может распространяться в самых высоких сферах».

После ужасов современной войны (хотя войны прежних веков, конечно, тоже были ужасными) этот воинственный тон можно счесть безнравственным, но мне кажется, у Клаузевица можно найти больше, чем любопытные истории о войне. Позволим ему высказаться еще раз:

«Война в ее наивысшем значении состоит не из бесконечного количества совершенно разных мелких событий, с которыми можно более или менее хорошо справиться при помощи более или менее хороших методов. Она состоит из отдельных больших, решающих событий, с которыми нужно иметь дело индивидуально. Это не поле колосков, которые человек более или менее хорошо жнет более или менее хорошей косой, не обращая внимания на каждый отдельный колос; это большие деревья, к которым нужно приложить топор, предварительно обдумав свойства и направление роста каждого отдельного ствола»^[80].

Коротко мысль Клаузевица можно выразить так: во многих комплексных ситуациях все определяется не тем, чтобы рассматривать немногочисленные характерные особенности ситуации и в соответствии с ними решаться на определенные действия; скорее все зависит от того, что человек рассматривает совершенно специфическую индивидуальную конфигурацию особенностей, которой соответствует совершенно индивидуальная последовательность действий. Человек, склонный к методизму, не воздаст должное такой индивидуальной конфигурации, поскольку у него есть два-три метода поведения, и они используются в соответствии с общей совокупностью особенностей в общей ситуации. Индивидуальность ситуации, которая состоит в специфической конфигурации ее особенностей, остается незамеченной.

Это опасно, так как часто изменение одного крошечного обстоятельства, не особенно меняющего общий вид ситуации, требует применения совершенно иных мер. Метафора Клаузевица о рубке деревьев является очень подходящей, чтобы четко прояснить это для себя. Чтобы вычислить нужное место для удара топором, нужно тщательно проанализировать расположение дерева и соседних деревьев, форму кроны, направление ветра, возможное искривление ствола. Изменение всего одной из этих особенностей может привести к тому, что человек будет бить топором по совершенно другому месту.

Когда в распоряжении человека имеется несколько методов, это может вызвать большой оптимизм при планировании. Последствия могут быть как положительными (человек решается на действие), так и отрицательными («кто высоко заносится, тому низко падать»).

У человека есть определенные методы работы, и он считает, что с их помощью сможет решать все возникающие проблемы. Именно потому, что эти методы давно прошли проверку временем, их эффективность может быть переоценена – достаточно вспомнить о примере с иностранным туризмом или о Чернобыле. Определенная последовательность действий, многократно выполненная только с положительным результатом в виде экономии времени и сил, превращается в машинальный метод, который ведет к катастрофе.

Условия для развития методизма особенно благоприятны в ситуациях, когда человек получает информацию о последствиях своих действий редко или только через продолжительное время. А если в какой-то области человек почти никогда не действует, а только планирует, то через некоторое время планирование деградирует до уровня применения ритуалов.

Интересную серию экспериментов, демонстрирующую склонность к необусловленному планированию, провел Ханс Кюле^[81]. Он и его коллега Петра Бадке занимались тем, что можно описать как «экспериментальная история» или «экспериментальная политика». К примеру, они давали своим испытуемым в качестве требующей решения задачи ситуацию, в которой оказался Людовик XVI в 1787 году. В тот год в предреволюционной Франции созванное королем чрезвычайное собрание дворян отказалось одобрить налоговую реформу, предложенную генеральным контролером финансов Калонном, и вместо этого потребовало отставки министра. Эта реформа прежде всего предусматривала упразднение некоторых привилегий знати и духовенства и была крайне необходима для оздоровления французской финансовой системы.

Испытуемым предоставляли описание положения в стране, настроений в обществе, экономической, военной и политической ситуации (предстояла война с Англией, так как Франция выступила в Американской войне за независимость на стороне колоний). Конечно же, внимание уделялось не всем тонкостям – в подобного рода экспериментах это невозможно по причине давности событий.