К концу недели герцогское войско наконец было собрано, и мы выдвинулись в бой. Воинство, надо сказать, было весьма разношёрстным. Здесь присутствовало и феодальное ополчение, и знатная рыцарская конница, и разные наёмничьи отряды, и церковные войска, держащиеся особняком. Отметились даже знатные дома Рюгленда, некоторые из которых прислали немногочисленные контингенты, которые, в большинстве своём, состояли из хоть профессиональных, но пехотных отрядов.
Кто-то из герцогских офицеров обмолвился, что войско правителя составляло не меньше пяти тысяч человек, две трети из которых представляли крестьянское ополчение, мало на что способное при отсутствии крепкой дисциплины. Такие отряды чаще всего не решали итога всей битвы, выступая лишь подспорьем для сражающейся знати. Но даже так, это было достаточно большим войском для части раздробленного королевства. Похоже, что опасность от ватанийцев исходила большая, а иначе бы Орлаёнский Герцог не привлекал бы настолько большие силы.
Войско было разделено на две части. В первую, идущую под руководством самого герцога, отправились почти все кавалеристы. Похоже, что герцог хотел занять выгодное ему поле боя. Решение для проведения такого манёвра было не то, что важно, а просто жизненно необходимо. Да, хоть по численности большая часть отрядов была из пехоты, которая, за исключением наемничьих и рюглендских контингентов, была просто необученный и малопригодной для долгих битв, ударной силой ларингийского короля была именно тяжёлая рыцарская и церковная конница, которой нужно много пространства для проведения своих атак, а значит, что холмистая или лесная местность для такой армии будет противопоказана.
Мы же, будучи в составе обычной пехоты, пёрли по не самой широкой заснеженной дороге. Вся колонна с немногочисленным арьергардом, авангардном и обозом растянулась километров на шесть и двигались со скоростью не больше трёх. Можно было бы идти и быстрее, если бы не неожиданно выпавший снег, густо покрывший дороги и крупными хлопьями падающий на наши головы. Впрочем, именно этот снег и наступившие пред ним неожиданные заморозки стали причиной столь экстренной мобилизации герцогских войск.
Если летом, в силу наличия речной флотилии и самой реки, отбивать мелкие нападения ватанийцев было ещё худо-бедно, но возможно, то с зимой риск их прорыва за первые и вторые рубежи обороны возрастали многократно. Такие прорывы из раза в раз приводили к опустошению немалой части герцогства вплоть до стен Орлаёна. На штурм столь укреплённого города варвары не отваживались уж сотню лет, но даже так приходилось не раз отстраивать из пепла множество деревень и небольших городов, принося многокилограммовые убытки в казну короля и герцога. Причиной тому становился лёд, сковывающий реку и позволяющий горцам переходить её в любой момент в любом месте.
До момента осуществления такой возможности оставалось пара недель и "Красный рыцарь", следуя древней мудрости "Лучшая защита — это нападение", решил первым навязать бой.
Наш переход занял практически две недели и за всё это время по моим прикидкам пройдено было около полутора сотен километров и это был просто великолепный результат. Двигались мы, можно сказать, форсированным маршем, находясь в дороге часов по десять за сутки. Дорога была заснежена и узка, многие телеги обозов застревали в снегах, а воины шагали кто во что горазд, абсолютно не зная о таком явлении, как маршевый шаг. Да и построить в походную колонну недисциплинированных пехотинцев было той ещё задачей, и занимало не меньше двух часов. Вот и выходило, что пройти по десятку километров за весь день было задачей непростой.
Наконец, мы вышли на очень широкое поле уже почти в ночное время, после чего было приказано ставить лагерь. Это поле боя прекрасно приспособлено для широких манёвров кавалерии, поскольку было оно почти ровным, исключая только один большой холм, глыбой стоящий напротив нашего лагеря. Склоны холма были достаточно пологими и туда отправили несколько небольших отрядов для того, чтобы следить за передвижением варварских колон. Почему Кловис был уверен в том, что ватанийцы согласятся на генеральное сражение именно здесь, было непонятно, но мне, как обычному бойцу, до этого дела быть не должно. Уже ночью мы наконец смогли поставить костёр и от пуза наесться горячей похлёбкой, после чего отправиться на боковую.
Утром нас разбудил множественный колокольный звон, поднимающий войска по тревоге. Насколько было возможно быстро, я надел на себя снаряжение и выбежал из шатра, и приготовился к бою.
Вот только картина, представшая пред мной, оказалась более чем поражающей. На заснеженном поле перед нашим лагерем стояла армия язычников, и армия это была огромной. Посчитать точное количество голов было невозможно, но я бы с лёгкостью сказал, что ватанийцы собрали под свои знамёна не меньше пятнадцати тысяч человек. Все эти пятнадцать человек развернулись на большом поле, не оставив, похоже, никаких резервов. Такая численность войск была очень большой, и похоже, что собрались здесь многие племена. Построение их не отличалось особой изысканностью и представляло собой полукруг, "крылья" которого смыкались ближе к склонам холма. Центр, похоже, занимала лёгкая пехота, тогда как по концам построения расположились наиболее знатные и тяжелые воины. Немногочисленная кавалерия стояла одной большой кучей по нашу правую руку и не стремилась в бой. Стрелков видно не было вовсе, хотя и не исключено, что они просто смешались с основной массой пехоты. Похоже было, что вся эта армия планировала обороняться.
Воины герцога же выстроились совсем в другую формацию. Пехоту герцога разделили на три баталии, вытянутые по фронту. Впереди отрядов ближнего боя выдвинули тонкую цепь стрелков. Конница расположилась по бокам основной армии.
Наш отряд, вместе с сурами, поставили на левом фланге – там, где напротив стояли знатные кавалеристы ватанийцев. Вся ситуация мне не нравилась. Напрягало меня не сколько ожидание боя, столько то, что было до поднятой тревоги. Воины-горцы каким-то образом смогли разобраться со всеми нашими наблюдателями и построить несколько тысяч воинов, которые передвигаются отнюдь не тихо. Да и было очень уж странно, что они не напали ни ночью, ни сейчас, пользуясь своим подавляющим численным перевесом.
Трубачи коротко дунули в свои инструменты, и наше войско медленно двинулось в сторону врага. Командовать над нами поставили того самого, уже известного нам Гуарина Богурне, бодро шагающего сквозь снег, не обращая внимание на свой почтенный возраст. Двигались мы медленно, что позволяло мне лучше рассмотреть готовых противостоять нам варваров.
Похоже, что у горцев была особая система построения в едином фронте, напоминающая систему ранних римских легионов, но ценз здесь был не имущественный, а возрастной. Ряды варваров делились на три линии. В первой линии стояли наиболее молодые воины, вторую составляли менее новые, а третьими и вовсе стояли самые старые и опытные воины. В таком построении определённо был смысл, ведь ватанийцы, привыкшие сражаться с тяжёлой конницей окружающих их государств, делали ставку на остановку противника и завязыванию его в рядах пехоты, где именно от последних рядов зависело то, смогут ли прорваться рыцари и смять ряды обороняющихся, так как плотное построение дисциплинированных пикинёров горцы ещё не придумали.
Через четверть часа мы, наконец, сблизились на достаточное расстояние, чтобы стрелки могли открыть огонь. Вот только ватанийцы в этом деле преуспели гораздо больше королевских воинов. Как я предполагал, лучники отделились из рядов пехоты и сделали первым залп. Тысячи выпущенных в одно мгновение стрел заполонили небо, закрывая небо тучами и поднимая бешенный свист, давящий на нервы. Сам же залп оказался столь эффективным, что через несколько секунд сотни слабозащищённых королевских тел рухнули в хладный снег, обагрив его рубиновой кровью. Королевские лучники попытались было ответить собственными залпами, но через несколько минут стало понятно, что воинов короля просто низведут под ноль. Трубачи отдали команду на отступление и лучники, и так готовые в любой момент бежать, убежали за крепкие щиты пехоты.
