В опустившейся темноте Михаил едва не пропустил ориентир – будто бы случайно зацепившийся за ветку полиэтиленовый пакет – и свернул направо, в лесную чащу, а через несколько десятков метров затормозил и взглянул на жену. Она ответила ему возбужденным, нетерпеливым взглядом и тут же вышла из машины. Михаил заглушил двигатель и вышел следом в сырую, моросящую осень. С ветвей за шиворот без конца падали тяжелые, ледяные капли, пока они бережно доставали носилки с сыном и помогали друг другу надеть тяжелые рюкзаки.

- Ена, а да-ай я понесу семодан, а ты ме-я…, - болезненно сглатывая и растягивая до полной неразборчивости слова, вдруг промямлил Лёха.

Родители застыли глядя на него. Неужели бред начался? Но Наталья вдруг склонилась и звонко чмокнула сына в бледный лоб. А потом дошло и до Михаила. Он вспомнил несчастного чебурашку и нервно улыбнулся. Господи, Лёха всего лишь пошутил…

- Скоро все будет хорошо, Лёх, - произнес он, как мог спокойно и внушительно, - Ты потерпи еще немного, ладно?

Голова сына беспорядочно заболталась в капюшоне спальника. Теперь он так кивал…

Они подняли носилки и двинулись вглубь леса. Наталья была здесь всего однажды, чуть больше года назад. Михаил тогда занимался поисками транспорта, и совершенно случайно набрел на это место. Она скептически отнеслась тогда к его находке. Слишком близко от трассы. Не может такого быть, чтобы здесь никто не появлялся в течение целого года! Зима – это понятно, но в остальное время обязательно кто-то нагрянет с корзинками и то́рбами, чтобы, в зависимости от сезона, набрать черемши, папоротника, грибов или ягод.

Как узнать точно?!

Тогда-то Михаил и придумал «оцепить периметр», распустив сеть из толстых, шелковых нитей. Сгнить или порваться сами собой не успеют, а если нагрянет человек и порвет… Что ж… Значит, место неподходящее. Но за год ни одна живая душа – ни человеческая, ни звериная – так и не пересекла рубеж.

Вскоре они его – рубеж - достигли, и Михаил перерезал толстые, витые нити, преграждающие путь на трех уровнях – груди, колен и щиколоток. Осталось всего 500 метров.

…

Получив посылку, Наталья тут же позвонила сестре, но та сделала вид, что понятия не имеет, о чем речь, и быстро свернула разговор. После этого они еще не единожды созванивались, но та вела себя в точности так же. Она готова была к долгим переговорам, воспоминаниям детства, обмену текущими новостями, но стоило Наталье хоть намекнуть на содержание посылки, как у Иры моментально «убегало молоко», и она торопливо прощалась.

Эти предосторожности больше, чем что бы то ни было другое, убедили Наталью в том, что путешествие к Ардану – не просто европейская городская легенда. На той записи сестра очень четко дала понять, что теперь ее жизнь и жизнь ее семьи находится в смертельной опасности. Когда она получила доступ к Маршруту, то автоматически дала подписку о неразглашении под страхом смерти. Но она пошла на это, потому что когда-то и сама оказалась в безвыходной, фатальной ситуации. Наталья подозревала, о чем идет речь, хоть Ирина никогда особо не распространялась на этот счет. У ее мужа – бельгийского дипломата – возникли какие-то неразрешимые проблемы, ставящие крест как на дипломатической, так и на любой другой карьере. А спустя пару месяцев все как-то очень быстро и гладко все само собой… образовалось. И супруги снова любовались в новостях на лошадиную физиономию Иркиного благоверного.

…

- Вон он! – Миша притормозил.

Наталья подняла голову. Свет налобного фонарика дотягивался разве что до спины мужа, но впереди она, пусть и с трудом, различила очертания автобуса. Леха тоже силился приподнять плечи, чтобы взглянуть.

- Лежи, ребенок, - повелительно произнесла она и подпихнула носилки вперед, поторапливая мужа. Тот крякнул и снова зашагал к остову пазика, маячившего за деревьями.

Бог знает… А может, и Всевышнему неведомо, как этот автобус занесло в лесную чащу, но, судя по его состоянию, это произошло много десятилетий назад. Вполне вероятно, что еще при Советской власти он был угнан и разобран на запчасти. Остался только проржавевший кузов с чудом уцелевшей двойной синей полосой на боку. В черных провалах окон не осталось ни единого стекла. Внутри тоже мало что сохранилось. На месте оставались лишь потолочные трубы-поручни и дуги сидений. Металл, видать, был совсем плохонький, раз на него не позарились, но кожаная обивка и поролоновый наполнитель давно сгнили.

Они забрались в салон, уложили носилки с Лёхой на остовах сидений и принялись заделывать одеялами окна и двери, развешивать на потолочных поручнях висюльки от старой люстры. Подсветкой им служили несколько керосиновых ламп и налобные фонарики. Впрочем, перед отъездом фонарики им придется выкинуть за борт. Никакого электрического света…

Когда с окнами было покончено, супруги сделали небольшую передышку и уселись на свои рюкзаки, достав бутерброды, воду и специальный протеиновый коктейль для Лёхи. Перекусили.

- Ну, что…, - спросил Михаил, переводя взгляд с жены на сына и обратно, - Никто не желает вернуться?

Ответом было молчание.

- Не нравится мне все это, - снова пробормотал он.

- Девятьсот восемьдесят восемь, - рассеянно отозвалась Наталья, без аппетита прожевывая бутерброд.

Михаил нервно усмехнулся. Наталья уже давно вела счет этому его высказыванию. За год она насчитала 988, но не учла те, что он произносил без нее. На самом деле они перевалили уже за две тысячи. Если не больше…

Он достал Библию – дешевенькое, ширпотребное издание, но освещенное в церкви, раздербанил ее и, сложив на полу небольшой костерок, сжег. Наталья глядела на горящие, разлетающиеся по салону обрывки священного писания, и ей на миг почудилось, что запахло ладаном…

Она помогла мужу собрать пепел и ссыпать его в бутылку с оскверненной святой водой, а затем опрыскать ей контур двери и небольшое деревянное распятие, которое приделали на рыхлую, осыпающуюся ржавчиной стену водительской кабины. Как полагается - вверх ногами. Пришлось воспользоваться двусторонним скотчем, и они не представляли, как долго он продержится, но надеялись, что достаточно, чтобы успеть отъехать.

- Кто… прочтет молитву? – спросила Наталья дрогнувшим голосом. Лёха зашевелился в спальнике, замычал. Она ободряюще улыбнулась ему. Лёха в последние дни говорил совсем плохо и, если верить врачам, скоро должен был совсем умолкнуть… вплоть до фатального конца. Уж, если кому и читать молитву, то именно ему…

- Nema. manreteamativ, menoitcerrusersinrac…- затянул мальчик, уродливо и неразборчиво коверкая слова. От этого последняя строчка древней молитвы, произнесенная задом-наперед, зазвучала еще более жутко и кощунственно. Даже огни керосиновых ламп начали дрыгаться и страшно чадить за стеклом, а Порфирий, до этого беззаботно набивавший щеки арахисом, недовольно свистнул и ушел в свой домик. Наталья, воспитанная в религиозной семье, горько усмехнулась… Как хрупка Вера! Никакая вера не выстоит перед угрозой, нависшей над твоим ребенком…

- Muednioderc, - закончил Лёха и шумно засопел, как всегда делал, когда очень уставал.

- Заводим…, - произнес Михаил, - Теперь или пан или пропал…

Они завели будильники на минуту и расставили их перед собой. Оставалось только ждать…

…

После просмотра Ирининого послания они с Михаилом надолго ушли каждый в себя. То, с какой помпой все было преподнесено, они… да, они поверили сразу. Вся эта маскировка с очками-сердечками, париком и изменителем голоса, конечно, была смешна, но только первые мгновения. Наталья знала свою близняшку и без труда различила на ее размалеванном до не узнаваемости лице, неподдельный страх… нет, ужас!

Она, несомненно, делилась с Хворостовыми самым сокровенным, тайным, тем, что может стоить ей жизни. Эту… легенду она узнала от мужа, а он, в свою очередь от коллег-дипломатов, когда попал… в беду. Сам он не мог добраться до Колдуна, потому что находился под подпиской, но Ирина взяла все на себя, поэтому с уверенностью может сказать – это не просто городская легенда, это… действует. Вся европейская элита уже побывала у Колдуна, а некоторые – по нескольку раз.