Я прошлась по помещению, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, во многом полагаясь на любимое мной периферическое зрение. Всякие важные мелочи, царапины, оброненные улики и всякие подозрительные тени, как правило, оказывались замечены именно таким образом.

В кабинете также нашлись сейф, несколько стеллажей красного дерева для книг, между которыми на стене висел календарь на год с множеством пометок красным карандашом, и ряд металлических картотечных шкафов с ящиками, выделявшийся на фоне общей помпезности серой, местами облупившейся на углах, краской.

Остановившись перед календарём, я нахмурилась. Сходу в глаза бросился определённый паттерн отметок, которому явно следовал Сонг: через каждые две недели пятницы и субботы были обведены рамками, но подписей не имели.

Пропал он как раз-таки в пятницу, седьмого апреля. И этот день, что характерно, также был обрамлён в календаре. А вот суббота – нет.

– Дайте угадаю, – покосилась я в сторону маячившего поодаль Гилмура. – С загородными друзьями Сонг встречался ближе к выходным, да?

– А? – мужчина подошёл поближе, посмотрев мне через плечо, и неожиданно криво усмехнулся. – Ах, это. Да, можно и так сказать.

– Можно? – переспросила я, пристально посмотрев ему в глаза. – А поподробнее?

Филипп помолчал какое-то время, а затем, поморщившись, развёл руками:

– Это график свиданий миссис Сонг с её любовником, Фергюсом.

Я моргнула, в первое мгновение решив, что ослышалась. После этого присмотрелась к Филу внимательнее, чтобы понять – не шутит ли.

– Вы сейчас серьёзно?

– Абсолютно, мадам детектив, – с каменным лицом кивнул он. – У Сонга есть пунктик на планировании всего – кроме, пожалуй, семьи. И, насколько я понял, обнаружив некоторые перемены в отношениях супруги и друга, он решил ничего не менять. Даже, как видите, организовал им возможность для встреч.

Я помассировала переносицу, этой нехитрой манипуляцией пытаясь уложить в голове новые полученные сведения. Чертовски важные, между прочим, сведения! Кое-что они проясняли, в том числе и в отношении поведения Эбигейл – эти её взгляды и вздохи… Но, увы, вносили они намного больше сумятицы.

– То есть, несколько лет Эндрю Сонг, помимо встреч с клиентами и их представителями, планировал адюльтеры своей жены, – медленно проговорила я, постучав ногтем по одной из «пустых» ячеек.

– Да. Иногда он звонил ей прямо из этого кабинета, говоря, что уезжает к друзьям, и оставался работать на все выходные, зная, что «милая Эбби» тут же наберёт ухажёра, и тот прискачет к ним домой, – Фил говорил это всё уже без намёка на улыбку – только с каким-то сдержанным… отвращением?

– Осуждаете? – небрежно поинтересовалась я.

– Есть немного, – спокойно пожал он плечами. – Это не мужское поведение.

С этим я поспорить не могла – тактика, выбранная Сонгом, была, мягко говоря, нестандартной. Почему Сонг, зная об интрижке жены, не развёлся? Почему продолжал вести дела с Фергюсом – как ни в чём не бывало?

– Давно вы об этом знаете? – я повернулась к Филиппу.

– Где-то пару лет, как, собственно, устроился сюда помощником, – он спокойно смотрел в ответ, не пытаясь отвести взгляд.

Я задумалась, бессознательно сунув руку в карман брюк и вытащив оттуда портсигар, но не стала доставать сигарету – просто вертела в руках.

Вода точит камень, и какую бы «удобную» модель поведения для себя Эндрю Сонг не выбрал – подсознание вполне могло подгадать момент для своеобразной подставы, и эта бомба замедленного действия могла взорваться сейчас. Попрощался с женой, как обычно, выехал куда-то в укромное место, и там пустил себе пулю в висок. Вполне рабочий сценарий.

И судя по тому, как забеспокоилась Эбигейл – она тоже подозревала что-то такое. Ощущала свою вину? Как забавно, однако… Я-то изначально предположила, что это Сонг сбежал к любовнице, а всё оборачивается совсем иным образом.

– Значит, можно предположить, что минимум два года Сонг провёл в достаточно серьёзном нервном напряжении, поскольку подобное явление, – я кивком указала на календарь, – нормой назвать нельзя, тут вы правы. Скажите, он не проявлял склонности к депрессиям? Может, суицид?

Гилмур, всё это время неприкрыто пялившийся на меня, быстро моргнул и, подняв руку, растерянно почесал загривок.

– Сложно сказать, мадам детектив, – я уловила в низком голосе лёгкую озадаченность. – Я бы назвал Эндрю депрессивным мужиком, но вот самоубийство… Нет, мне так не кажется.

– Ладно, – его слова меня не особо убедили, но не потому, что я подозревала Фила во лжи, а потому что у меня не было причин доверять его способностям разбираться в людях.

Отложив в мыслях детали нашего разговора, я подошла к столу с целью хорошенько изучить всё, что лежало сверху и внутри этого «делового гиганта».

На столе лежала стопка аккуратно сложенных бумаг, видимо, на подпись, верхняя из которых была датирована вчерашним днем. Также там расположился набор письменных принадлежностей, пресс-папье которого весом могло поспорить только с бесполезностью в век шариковых ручек. Граненый графин, накрытый вместо пробки перевернутой стопкой, был полон. Судя по цвету и запаху – виски, довольно неплохой, кстати.

По центру, перед глазами сидящего за столом человека, расположились три рамки с фотографиями – худощавого мальчика лет тринадцати, крепкого молодого человека едва за двадцать, и супружеской четы Сонгов. Судя по слегка захватанному пальцами стеклу – первые две мистер Сонг любил брать в руки, особенно ту, на которой был изображён старший сын.

Я же взяла посмотреть поближе ту, на которой красивую и уже знакомую мне женщину, Эбигейл, обнимал поразительно невзрачный мужчина. Лысоватый, с плоским и невыразительным лицом, явно страдающий от избыточного веса. Рядом с женой Сонг выглядел крайне блёкло.

Я аккуратно отогнула язычки, удерживающие заднюю стенку рамки, и вынула фотографию. На обороте значилась надпись: «Э. и Э. Сонг, 06.12.52». Положив фотографию на стол, я также извлекла обе оставшиеся. На задней части, кроме имён, также значились даты – по две на каждой… Рождения, и, очевидно, смерти.

Меня передёрнуло от иррационального чувства – будто коснулась надгробий, но быстро взяла себя в руки. Сентиментальность – не так черта, которую стремишься сохранить в себе, выбирая подобную профессию. Но и зачерстветь окончательно я себе не позволяла.

Когда неуютное ощущение отступило, что-то кольнуло мое внимание, заставив еще раз вглядеться в цифры. Дата гибели Томаса расходилась с той, что мне назвала Эбигэйл. Не сильно – на пару дней, но всё же.

– Интересно, – пробурчала я себе под нос.

Фил повернулся, глянув через плечо.

– Нашли что-то, мадам детектив? – в его голосе промелькнул лёгкий интерес.

– Да, дата не совпадает с показаниями миссис Сонг. Мистер Сонг никогда не рассказывал ни о чем подобном? – я показала ему оборот фотографии.

– Это у старшенького? – Фил хмыкнул, приглядываясь. – Могу предположить, что миссис Сонг запамятовала или перепутала что-то…

– У вас есть дети? – немного резче, чем планировала, спросила я, пристально посмотрев на Гилмура.

Тот несколько стушевался – скорее, из-за вопроса, чем взгляда, и лицо у него стало довольно типичным для мужчины, который не уверен в ответе:

– Э-э, нет, детей нет, – озадаченно протянул он. – А при чём тут это?

– При том, что, если бы были – вы могли бы знать, что дату смерти ребёнка «запамятовать» или «перепутать» сложно, – припечатала я, вновь опуская взгляд на фотокарточку и размышляя над этой незначительной разницей в днях.

Филипп помолчал какое-то время – вероятно, размышляя над моей сентенцией, а затем задумчиво проговорил:

– Года два назад Эндрю просил свести его с кое-какими друзьями в армейских кругах, хотел что-то уточнить об операции в Японии. Это ж там Томас погиб? Может, выяснил что-то.

– Друзья в армейских кругах? – я слегка приподняла бровь, вспоминая цепочку от жетона. – Вы служили?