Возьмем другую отрасль промышленности – уголь. Здесь также усиленно орудовала преступная шайка вредителей. Вот что показывал известный Шестов в отношении Кузбасса:

«Разрушительная работа была развернута в направлении:

1. Умышленного замедления темпов нового шахтного строительства и реконструктивных работ по старым шахтам.

2. Организация строительства новых шахт с расчетом на неодновременное окончание работ по важнейшим объектам с задачей оттянуть начало эксплуатации шахт на полные проектные мощности.

3. Ведение систем эксплуатации мощных пластов, при которых создавались наибольшие потери угля, с расчетом на возникновение подземных пожаров, выводящих из строя отдельные месторождения угля.

4. Срыв подготовки новых горизонтов и полей, необходимых для развертывания угледобычи в соответствии с плановыми заданиями.

5. Искусственное создание разрыва между подготовительными и очистными работами с целью сорвать выполнение плана угледобычи.

6. Массовая порча механизмов, рассчитанная на срыв угледобычи.

7. Срыв правильной организации труда и противодействие развертыванию стахановского движения в последнее время.

Это основные подрывные мероприятия, производившиеся по угольным районам, где участниками организации была развернута разрушительная работа».

Теперь Шестов расстрелян и вредить больше не может. Но, читая его показания о проводившейся им с большим размахом вредительской подрывной работе в угольной промышленности, мы не должны забывать, что дело идет о фактах всего лишь вчерашнего дня, что еще вчера многие из наших товарищей, на глазах которых орудовал Шестов со своей шайкой, не замечали его преступлений. Разве это не должно служить серьезным предостережением нашим хозяйственникам, да и не только хозяйственникам?

В угольной промышленности Кузбасса вредители придавали большое значение распространению подземных пожаров. По этому поводу Шестов показывал:

«Основным подрывным мероприятием по Прокопьевску, давшим наибольший эффект, явилось огульное, без учета особенностей пластов, ведение камерно-столбовой системы, без выемки межкамерных целиков и без закладки выработанного пространства.

Этим мероприятием наряду со значительными потерями угля, достигавшими не менее 50 % при допустимых 15–20 %, были вызваны многочисленные подземные пожары, не ликвидированные до последнего времени. Пожары не дали и не дают возможности эксплуатировать нижние горизонты без риска дальнейшего распространения пожаров и возможности больших взрывов».

Шестов приводил пример вредительства и в шахтном строительстве:

«Четыре крупных ствола шахты 7/8 в 1932 году были заложены на базе крайне неудовлетворительно разведанных пластов. Эти шахты можно было заложить на более надежных и лучших месторождениях».

Тот же Шестов показывал, как проводились другие виды вредительства в угольной промышленности:

«Разрушительные удары в Анжерке направлялись и на эксплуатационные работы, достигалось такое положение, что рудник не выходил из прорыва.

Прежде всего эксплуатация механизмов велась так, что создавалась исключительно большая аварийность. Рудник – механизированный, и это сильно отражалось на угледобыче.

На работы с механизмами допускались совершенно неквалифицированные рабочие. Подготовка кадров не велась. Если бригадиры отказывались принимать неквалифицированных рабочих, то их били за то, что они не хотят готовить кадры на ходу».

Остановлюсь, дальше, на такой важной для обороны отрасли промышленности, как цветная металлургия. О том, что Пятаков был особенно близок к цветной металлургии и приложил к ней свою вредительскую руку, широко известно.

Вот что показал Пятаков о вредительстве в медной промышленности на Урале, куда он сам не раз выезжал:

«Имея в виду огромное народнохозяйственное и оборонное значение медной промышленности Урала, вредительство и было направлено в эту сторону.

Прежде всего, речь шла о задержке выплавки меди действующими заводами. Мне трудно сказать, как эта работа проводилась по отдельным заводам, но факт тот, что в результате вредительской деятельности троцкистской группы наиболее мощный из трех уральских заводов – Красноуральский все время имел крайне низкие качественные показатели. Карабашский завод по тем же причинам работал с постоянными срывами. На Кировоградском заводе вредительство коснулось в первую очередь обогатительной фабрики, и все три завода далеко не давали того количества меди, которое они могут давать.

Особенно сильно вредительство было развернуто на новостроящемся большом медном заводе на Урале – на Средуралмедьстрое.

Прежде всего строительство этого завода нами всячески тормозилось. Строительство, начатое еще в 1932 г., к началу 1935 г. практически не существовало, находясь в полном развале.

На стройке еще Юлин на всех участках насадил троцкистов, которые, каждый на своем участке, под руководством Юлина срывали работу.

Когда я в начале 1935 г. был на стройке, то увидел, что вредительство шло настолько грубо, что оно бросалось в глаза, даже при самом поверхностном наблюдении. Я был этим весьма обеспокоен и указал Жарикову, что так делать нельзя. Я предложил ему внешне подтянуть стройку и вести себя осторожнее. В этих целях мы с Жариковым приняли тогда более замаскированные методы вредительства. Мы условились, что он «проявит энергию», подтянет стройку, начнет строительство каких-либо объектов, но с таким расчетом, чтобы меди все же не было.

Кроме того, учитывая создавшееся напряженное положение с медной рудой на Урале, мы решили еще больше оттянуть работу на Дегтяринских рудниках (рудная база Средуралмедьстроя). Именно в этих целях в мае 1935 года я приказом отделил рудную базу от строительства завода и передал ее Уралмедьруде. При этом имелось в виду, что средства, отпускаемые на Дегтяринские рудники, будут распыляться в большом хозяйстве Уралмедьруды, и Дегтяринские рудники станут тормозом работы Средуралмедьстроя, даже после формального ввода его в эксплоатацию.

В этих же целях шла и урезка ассигнований по линии рудной базы. Это удавалось протаскивать мне лично, через аппарат Наркомтяжпрома.

Кроме того, по линии Средуралмедьстроя проведено еще одно очень серьезное вредительство.

Я имею в виду совершенное отсутствие строительства химической части комбината, которое мы умышленно отодвигали.

Дело в том, что завод этот может быть экономически выгодным только в комбинации с химическим заводом. Так Средуралмедьстрой и задуман. Дегтяринские руды – руды, очень бедные медью. И если содержащаяся в них сера не будет использована химическим заводом, то 1) это чрезвычайно удорожит медь; 2) серные газы медного завода будут отравлять окружающую местность.

Именно поэтому Средуралмедьстрой должен был строиться как комбинированное предприятие. Мы же его во вредительских целях раскомбинировали. Химическую часть передали Главхимпрому, где Ратайчак ее и заморозил. В результате строится (и то вредительски) только медная часть, а к строительству химической части даже и не приступали».

Эти показания Пятакова дополнил бывший старший инженер-конструктор треста Уралмедьруда, вредитель Пучков. Он показывал:

«Контрреволюционная деятельность контрреволюционной организации в медной промышленности проводилась в направлении:

во-первых, умышленного создания на рудниках подземных пожаров;

во-вторых, торможения развития добычи руды, путем умышленной задержки капитального строительства (при вполне достаточных ассигнованиях) и задержки проектирования;

в-третьих, в применении заведомо непригодных проектов».

Дальше Пучков перечислил конкретные факты вредительства:

«Неоднократно бывавшие на руднике Аристов и Берман также знали, что в местах старых работ наблюдается согревание (повышение температуры), но мер к охлаждению этого участка умышленно не принимали.