– Почему после стольких лет разлуки она решила встретиться со мной?

– Это ты спросишь у нее. Она сказала, чтобы мы встретили тебя на лестнице и привели к ней…

Крыша храма сверкала в лучах солнца, а вход закрывала тень. Нелюди остановились у границ тени и молодой сказал Оламеру:

– Дальше нам ходу нет. Она велела довести тебя только до границы тени. Иди сам, тебя ждут…

Оламер шагнул в тень, и когда солнце перестало слепить глаза, увидел, что двери храма медленно отворяются. Он поднялся по ступеням крыльца и вошел в храм. Прохлада, тишина и полумрак, да мягкое сияние, исходившее от священного барельефа на стене. А перед ним возвышалась большая каменная чаша. Оламер подумал, что в ней должна быть вода. Подошел поближе и увидел прозрачную жидкость в каменном углублении. Вода мерцала и светилась изнутри, потом завихрилась, и над ее поверхностью возникло облачко. Оно увеличивалось и поднималось над чашей, и скоро обрело форму человека, а потом опустилось на пол. Ведун смотрел на превращения. В жизни такого видеть ему не доводилось, но не было ни удивления, ни страха. Принимал все, как должное. А облачко сгустилось и обернулось прекрасной, женщиной. Оламер смотрел на нее и не испытывал никаких эмоций. Он ждал увидеть мать, но, когда возникла эта женщина, сердце молчало.

Женщина смотрела на ведуна сияющими глазами и тоже молчала. А потом он услышал переливчатый, как весенний ручеек, голос ее мыслей:

– Ты ждал увидеть меня постаревшей и сморщенной, как матери твоего народа? Но я вне времени и всегда остаюсь такой, какой была в твоем детстве. Не удивляйся, сын. Я действительно твоя мать.

– Но мое сердце молчит … Я надеялся, что при встрече оно подскажет мне …

– Все правильно. Я родила твое тело, а дух пришел из безмерных далей… Твое тело помнит меня, а дух хранит память о том, кто послал тебя … Коснись меня и твое тело подскажет тебе…

Оламер дотронулся до руки женщины, и сердце застучало. Он почувствовал, как из глубин памяти поднимается давно забытое ощущение, когда он прижимался к матери, она обнимала его. В ее объятиях чувствовал себя словно в уютной норке…

Она спросила:

– Вспомнил теперь?

– Да, мама! Я вспомнил тебя…

– Твои телесные переживания важны, они помогают тебе вспомнить… Но главное – это исполнить то, что предстоит. Для этого я и пришла. Тебе, сынок, определено великое служение, и начать его предстоит здесь, в этом храме.

– В чем служение, мама?

– Помнишь ли облако, что окутало тебя на скале молений? Тебя могли принять в служение там, но ты отказался…

– Я испугался… Я не могу бросить свое племя…

– Твой испуг и стал отказом от короткого и быстрого Пути. Ты погружен в дела своего народа и не можешь оторваться от них.

– А если я решу и в этот раз отказаться?

– Тогда так и останешься ведуном племени и будешь еще много раз вращаться по кругам жизни, повторять одни и те же события. Хочешь ли бесконечного повторения прожитого?

– Нет, я устал переживать одно и то же. Но то, что случилось на скале молений, было слишком быстрой переменой. Я испугался неожиданного…

– Поэтому тебе определено обретать новое постепенно. Ты готов его принять, но в тебе сильны устои и обязанности перед племенем… А пора начать восхождение. Твои соплеменники найдут нового ведуна… Твоя служба в ином…

– В чем?

– Не спеши, сын! Надо сделать первый шаг, с которого начинается любой Путь.

– Я готов, мама! Я хочу шагнуть…

Сейчас Оламер действительно понял, что жаждет перемен. Прикосновение к матери, и возникшая внутренняя буря, толкали его. Вновь появилось неудержимое желание куда-то идти, двигаться, вырваться из привычной, стоячей, как болото, жизни.

А мать посмотрела на ведуна и произнесла:

– Шагни сюда, встань рядом со мной и увидишь…

Оламер послушно занял указанное место, и тотчас все вокруг потекло, закружило, словно метель из светящихся пушистых снежинок заплясала перед глазами… Чувства взорвались неожиданными ощущениями и все померкло…

Когда Оламер открыл глаза, то понял, что чудо свершилось. Он стоял перед стеной кустов, за которыми видел высокие деревья. Рядом возник Проводник. Почему ведун так назвал его? Просто знал, что тот появился здесь вместе с ним и поможет пройти по неведомым тропам.

Проводник раздвинул кусты и вошел в живую стену. Оламер шагнул следом. Цепкие ветви хватали за одежду, волосы, шипы растений впивались в кожу. Кусты не пускали его, а Проводник легко прошел сквозь них и поджидал Оламера на поляне. Ведун путался в зарослях, дергался, и наконец, освободился. Вырвался из цепких объятий, словно после драки. Одежда порвана, сам исцарапан. Проводник смотрел на него невозмутимо, будто всегда видел Оламера таким растрепанным.

От поляны тропинка вела в чащу леса. Они шли споро и все также молча. На вопросы Оламера Проводник не отвечал. Скоро пришли на большую поляну. В ее центре возвышался земляной холм, обложенный по низу огромными каменными глыбами. Проводник указал рукой на него и неожиданно заговорил. Голос звучал глухо, словно доносился из-за плотной преграды:

– Здесь вход в мир предков. Тебе предстоит войти. Что и как делать, ты знаешь, а мне пора. Дальше пойдешь сам…

Проводник шагнул в кусты и пропал. Оламер кинулся за ним, но в кустах никого не было. Он так и не понял, кто этот Проводник: человек или сгусток силы. Да это уже не имело значения. Ему указали главное.

Он хотел обойти холм вокруг, сделал несколько шагов в сторону и увидел: от вершины холм понижаясь, тянулся далеко. Земля по обе стороны было чистой: ни трава, ни деревья, ни кусты там не росли. Зато лес вокруг был искривлен самым прихотливым образом. Деревья стояли так, словно отшатнулись в испуге. Ветви и сучки извивались, как змеи. Вокруг была тишина, сквозь которую пробивался тонкий писк. Сначала Оламер решил, что над ухом нудит комар. Но сколько не отмахивался, писк не утихал, но и не усиливался.

Он дошел до окончания холма. Отсюда тот казался длинной, постепенно возвышающейся насыпью. Ведун раскинул вокруг внимание и почувствовал неясное томление. Сосредоточился на ощущении и понял, откуда оно. Из глубины холма исходило непонятное. Оламер чувствовал его как томление и тревожность. Но скоро тревога ушла, и осталось чувство напряженного внимания. Его будто прощупывали невидимыми лучами, определяя замыслы, намерения, желания. Но скоро это чувство пропало. Осталась тяжесть в ногах. Они словно прилипли к земле. Оламер заставил себя шагнуть, и удалось это с трудом. Еще несколько шагов по разным направлениям – и он заметил, что в одну сторону его будто подталкивают и ноги становятся легкими, а в другие – тяжелеют, притягиваются к земле. Он пошел туда, где было легко. Но сделал всего пару шагов и уперся в камень. Хотел повернуть, но в голове, словно молния полыхнула, и возникло слово: «Здесь». Он нашел точку, где было удобно стоять, раскинул руки в стороны и застыл, слушая пространство вокруг. Руки потянуло друг к другу, он соединил их ладонями. И обеими руками, будто большой стрелкой начал трогать пространство. Парной лесной воздух казался плотным, влажным и прохладным. Он медленно вел руками слева направо. И неожиданно почувствовал пустоту. Она была как щель в воздухе… Слева плотность, справа плотность, а в щели – пустота. Руки втягивало туда. Оламер шагнул в нее и очутился на опушке леса. Перед ним расстилалась луговина, а позади шелестели деревья. Он не удивился. Внутри возникло знание, что он просто перешагнул из одной точки пространства в другую. А самого пространства между точками не было, его убрала сила, скрытая в лесном холме.

Несколько берез росли неподалеку. Он подошел к ним и понял, что оказался на месте. Дело за малым – понять, для чего он здесь. Ведун посмотрел под ноги. Обычная лесная земля, путаница травы, старые сучки-веточки, мусор… И вдруг глаза словно подернуло туманной пленкой, и внимание опустилось в грудь. Он увидел, как в деревьях пульсируют соки земли. Трава под ногами потемнела и из зеленой стала фиолетовой, а потом засветилась нежно сиреневым. Ее сияние облаком висело над землей. Кое-где сквозь него проглядывали бесформенные темные пятна, и только под березами темнота имела четкие границы и ровным прямоугольником закрывала сияние травы. Оламер потряс головой, но видение оставалось. Он наклонился к темному прямоугольнику. Взгляд из груди померк, и вернулось обычное зрение. Он огляделся, увидел подходящий сук и подобрал его.