Приказ о возвращении в цех Николай принял как радостное событие. Огорчало лишь то, что начальник мастерских отправлял его в цех в наказание за какие-то грехи. Он сердито намекнул на это, но так и не сказал, в чем же Николай виноват.

Плетнев догнал его в коридоре и растолковал, но тут же добавил:

— Он не догадывается, что это мое дело. Со мной беседовал референт директора, и я рассказал о зеленой папке… Если хочешь, скажу ему.

— Не нужно, — серьезно попросил Николай. — Пусть на меня думает.

— Как хочешь. Только удобно ли чужую славу присваивать?

Николай засмеялся, махнул рукой и побежал вниз по лестнице.

В цехе его ждали куда более интересные дела.

Случаю с запоротой деталью предшествовала целая история. Начиналась она с Аркашки Черепанова.

Жизнь в Кремнегорске, на большом заводе, давно понравилась Аркашке. Он работал токарем, учился в восьмом классе вечерней школы, квартировал у Алексея Петровича. Скучно было Клавдии Григорьевне без материнских забот, и приютила она Аркашку… Бежал он минувшей зимой со смены. Было вьюжно и темно. Лишь кое-где в свете колеблющихся фонарей тропинки поблескивали зеркальцами льдинок. Эти зеркальца были натерты за день мальчишескими коньками, сапогами, валенками. Навстречу Аркашке быстро шла девушка, пряча лицо от ветра. Она была в белом платке, в черном пальто с меховым воротником и меховою оторочкою на полах и рукавах. Вдруг она поскользнулась и упала, упала тяжело, не смогла сразу встать. Аркашка подбежал к ней и помог подняться. Она виновато и растерянно взглянула на него, жалкая улыбка скривила ее губы.

— Больно? — спросил Аркашка.

Девушка кивнула, высвободила руку и хотела пойти сама, но не смогла. Аркашка посмотрел ей в лицо и даже растерялся — такая она была красивая. Он нерешительно взял ее под руку и сказал, извиняясь:

— Одной не дойти.

Девушке, ее звали Женей, надо было недалеко: третий дом за углом. Шли они молча. Аркашка простился с ней у подъезда и так посмотрел на прощанье, что светлую и взволнованную мысль его нетрудно было понять.

Это событие почему-то беспокоило и волновало его, так часто приходило на память, что он однажды рассказал о встрече с Женей своему новому дружку Феде Стропилину, тоже токарю, когда помогал ему готовиться в седьмой класс вечерней школы.

— Чего же ты ее хорошенько не расспросил? — удивился Федя. — А дом запомнил? Так в чем дело? Сходил бы — да и все.

Прямой, широкоплечий, он ходил по комнате твердым шагом, темнокудрую голову держал высоко, слегка размахивал руками, словно был в строю, и все чему-то улыбался.

Когда Федя ушел и Аркаша остался один, мысли его сразу обратились к Жене. Задумавшись, он вспомнил свою первую любовь. Это было еще дома, в деревне, в пятом классе. И тогда с девчонками Аркашка чувствовал себя очень несмело. Думали, что он задается, а он просто робел, боялся подходить особенно к той, что больше всех нравилась. Однажды Аркашка попросил у нее географический атлас. Ребята стали смеяться над ним, он догнал ее, отдал атлас и сказал, что ему одолжил товарищ. Вечером они играли в мяч на берегу реки, а когда возвращались домой, он опять попросил атлас и признался, что сказал неправду — испугался насмешек ребят. Девчонка, раскрасневшаяся, с ярко выступившими золотинками веснушек, с такою же золотистой косой, засмеялась, обозвала его трусом и перестала с ним дружить. От этого она стала еще больше нравиться… Аркашка боялся, что так может случиться и теперь, с Женей.

В тот вечер он отправился в красный уголок на заседание редколлегии «Фрезер» и неожиданно встретил Женю. Теперь, без шубки и платка, в легком летнем платье она выглядела еще лучше. Аркашка вздрогнул, отступил, давая ей дорогу, едва нашелся, что сказать:

— Здравствуйте, куда вы?

Она узнала его, поспешно ответила:

— На поезд. В Кедровку.

И, не зная, что еще сказать, опустила голову и торопливо пошла по тропинке.

На перроне вокзала Женя смешалась с толпой, протискалась в вагон, забилась в уголок и вдруг подумала: «Почему я не остановилась? Почему не заговорила с ним? Ведь это плохо, не по-товарищески… он же помог мне». И успокоилась только тогда, когда поезд тронулся. Она призналась кондуктору, что не взяла билета, — так торопилась. И все ее поведение представилось ей, как поспешное бегство.

Аркашка долго стоял на дороге…

На другой день Федя пришел к нему с утра, — была воскресенье. Занимались русским языком и алгеброй. Аркашка спросил у Феди, что он сейчас читает.

— А ничего! К испытаниям готовлюсь… А вообще-то я Горького люблю, — за ветер, за степи, за Волгу. — Федя посмотрел в окно. — Солнце какое, а? Пойдем! Чего дома сидеть? — и стал собирать книги. — Слушай, ты ее так с тех пор и не видел?

Аркашка не смог удержаться и рассказал…

— Не везет тебе, — проговорил Стропилин с искренним участием. — Хочешь заключить со мной соревнование: ты мне поможешь сдать испытания, а я тебе сосватаю! — И он засмеялся своей выдумке. — В Кедровку поеду. Честное комсомольское. Давай руку!

— Нет! — запротестовал Аркашка.

— Не хочешь? Назло тебе поеду!

— Не надо, испортишь все…

— Кто? Я? — Он потряс руку Аркашки. — Держись, парень! Да ты не бойся, я прямо ей не скажу, а только намек сделаю.

Федя поехал в Кедровку с твердым решением увидеть Женю и рассказать ей об Аркашке, помочь ему не в службу, а в дружбу. Аркашка знал, что Женя работает чертежницей в кедровском рудоуправлении. Этого Феде было достаточно.

Дежурный по рудоуправлению догадался, что спрашивают Орлову. Он вышел на крыльцо и показал дорогу.

— Перейдешь мост — второй дом по правую руку. Там еще яблонька на улицу из-за ограды выглядывает.

Яблонька оказалась верной приметой, Федя негромко постучал в калитку. Открыла ему пожилая женщина в синем сарафане с белым фартуком, торопливо поправляя волосы, недовольно спросила — кого нужно.

— Мне Женю Орлову. Пусть выйдет, если дома…

Женщина ничего не сказала и, закрыв калитку, ушла в дом. Долго никого не было. Наконец раздались легкие шаги, калитка скрипнула и на порожке появилась Женя. Вот она какая: светлые волосы, туго заплетенные в косы, высокий лоб, синие глаза, — отметил про себя Федя и откровенно загляделся.

— Что вы хотите? — недоуменно спросила она.

— А вот что, — просто сказал Стропилин. — Вы упали зимой на улице в Кремнегорске и вас поднял один мой товарищ. Было? — Женя чуть покраснела. — Так! Ясно! Вы видели его вчера, когда шли на вокзал. — Женя улыбнулась. — Все ясно. Вам от него привет!

— Спасибо.

— Я приехал один, потому что ему некогда. Он и в воскресенье работает. А я выходной. И вы — тоже… Так что можно и погулять вместе…

Все это было крайне неожиданно. Женя не нашлась, что ответить, и ее неловкое молчание было принято как знак согласия.

— Тогда пошли… может, я вам что-нибудь интересное расскажу… и вообще! — торопил Федя.

Вскоре они шли берегом реки. Женя глядела себе под ноги, а Федя наклонялся к ней, болтал без умолку.

— Говорил мне Аркадий про вас и, вижу я, не соврал… Верно! С чего бы я стал трепаться? Я парень честный, работаю токарем. В газете про меня пишут. Не читали? Такой недавно заголовок был: «Ударник у станка»… В седьмой класс поступать собираюсь, а там — в техникум. В мастера пойду. Занимаюсь дома… Иногда к Аркадию хожу, а так больше все сам. Читать приходится много… А скажите, Женя, какого вы писателя больше всех любите? Я вот Горького люблю. А вы?

Женя слушала внимательно, изредка с любопытством взглядывая на Федю. А он говорил и говорил о себе, забыв о том, что собирался рассказать о своем товарище. Сначала Женя ждала, а потом поняла по одухотворенному лицу увлекшегося Феди, что этого рассказа она вряд ли дождется, а вскоре и сама забыла о нем.

Яркий летний день неожиданно затемнили тучи.

— Собирается дождь, — заметила Женя.

— Дождя не будет, — едва глянув на небо, ответил Стропилин и продолжал говорить: — И начали мы всей бригадой бороться за качество продукции… И ведь скажу вам без хвастовства: радостно поглядеть на хорошую деталь. Мне теперь ответственные детали доверяют… Это что — дождь? Откуда? — удивился он и протянул руку. — Да крупный!