– А можно ваше удостоверение посмотреть, товарищ Хайдаров, – не моргнув глазом выдал я.

Нет, я, конечно, верю, что он – особист. Вот только для легенды моей положено документы проверять. И потом, не мешало бы в памяти освежить структуру особых отделов. Думаю, в ксиве все прописано.

Хорь поморщился и полез в нагрудный карман гимнастерки, вытащил красную книжицу и чинно развернул ее перед моей мордой.

Я спешно просканировал взглядом разворот. Фотокарточка скреплена гербовой печатью. На другой стороне такая же печать ОСО НКВД полевого управления Северо-западного фронта. Должность прописана стандартная – оперуполномоченный. Звание – младший лейтенант госбезопасности. Графы заполнены чернилами, почерком брутальным, но корявым, как моя нынешняя жизнь. Ксива была новехонькая, будто заполняли ее от силы пару месяцев назад, никак не больше.

– Капитан Волков Александр Николаевич, – холодно кивнул я в ответ. – Должность мою товарищ Слободский, думаю, вам уже сообщил. – Я многозначительно покосился на стоящих за моей спиной красноармейцев, дескать лишние они здесь.

Но Хайдаров и глазом не моргнул, не повелся на мои намеки.

– А теперь назовите свое настоящую фамилию, – процедил он. – И звание, если таковое имеется.

– Что значит «если», старлей? – гневно зыркнул я на него. – Сам понимаешь, на задание документы не берем.

– Сдается мне, товарищ Волков, что нет такой формы одежды у войсковой разведки, – кивнул он на мою «многострадальную горку». У итальянцев похожая имеется, но не у нас.

– Это новый экспериментальный образец. В серию не пошел еще, – уверенно накидывал я версии.

– Мы сделал запрос в штаб, – Хайдаров впился в меня взглядом. – Официальный ответ придет по радиограмме завтра. Но предположительно, уже известно, что никакого капитана Волкова в первом отделении ВР штаба фронта нет. Я предварительно узнал.

Вот, паразит! Шустро сработал. Я-то рассчитывал прибиться к дремучим партизанам. Откуда тут вообще контрразведчик взялся? С фронта «выписали»? Или может он у них тут в штате? Отряд большой, вот и прикомандировали, наверное. Тогда почему его не было при первом допросе. Наверно, отлучался в соседний отряд. Он как современный участковый, на одно рыло несколько деревень, то бишь отрядов. Скорее всего так и есть. Мда… Маленько я не рассчитал с внедрением. Контрразведке лапши не навешаешь. Эх. Надо было в лес уходить, когда Натаху спас. Ну, кто ж знал, что тут меня особист поджидает.

– Запрос – это хорошо, – кивнул я. – Уверен, что скоро вы получите обо мне всю исчерпывающую информацию. И смените мне жилплощадь. А то уже от ваших апартаментов у меня задница отсырела.

– Ничего, в яме посидишь, – старлей вдруг перешел на «ты».

– Попрошу, товарищ старший лейтенант, – прищурился я. – Соблюдать субординацию. Я капитан Красной армии.

Врать, так врать. Главное время потянуть и улучить момент для побега. Ночевать я в яме совсем не собирался. Потому как, это будет последняя ночь в моей жизни.

– И распорядитесь выдать мне одеяло, – добавил я, видя, как особиста перекосило. – Ночь будет прохладная.

– Сено вам постелим, – ухмыльнулся Хайдаров. – Одеял самим не хватает. Лучше скажите правду, Волков. В случае сотрудничества, я сохраню вам жизнь. Иначе, после того как придет ответ на запрос, и окажется, что вы врете, я лично вас расстреляю. Но перед этим еще раз допрошу. С пристрастием.

Вот, гнида! Он уже меня в шпионы конкретно записал. А командир отряда сидит и помалкивает, будто особист здесь главный. Хотя в таких случаях, как со мной, контрразведчик полномочий больше имеет, чем командир партизанского отряда. Я так понял, он даже расстрелять меня запросто может по единоличному решению. Ведь транспортировать меня за линию фронта никто не будет. Хлопотно это и опасно. Вот влип… Тут я понял, что хорячьи глазки особиста буравят мое задумчивое лицо с хищным таким вниманием. И правая рука непроизвольно так подрагивает. Не нужно быть телепатом, чтобы понять, о чем он сейчас думает. Аршинными буквами на лице написано: «Давай, Волков, дернись прямо сейчас! Я тебя просто пристрелю, и разбираться не придется!»

Я тут же сделал лицо попроще и отвернулся.

Придется ночью бежать. Эх, боюсь, что без жертв не обойтись. Теперь точно меня в шпионы запишут. Что ж… Не я такой, а жизнь такая.

Меня увели под дулами автоматов (жирно живут партизаны, с ППШ ходят, или это только конвой так вооружён?) и снова посадили в яму.

Я смотрел на почти уже черное небо через решетку и представлял, что скоро придет Наташка. Как-то попрощаться с ней надо деликатно, чтобы ничего не поняла.

Но вместо прекрасного улыбчивого лица, на фоне неба над моей головой нависала бородатая морда часового с вонючей самокруткой в желтых зубах…

Прошел примерно час, наверху что-то зашуршало. Я прикинулся ветошью. Закрыл глаза, привалившись к прохладной земляной стенке. Сволочь Хайдаров, так сена и не распорядился принести.

– Саша, – послышался сверху знакомый девичий шёпот.

Сердце радостно ёкнуло. Пришла-таки! Открыл глаза – на фоне звезд точеный девичий силуэт. Будто фея с небес спустилась.

– Уйди, Наталья! Не положено! – буркнул на нее часовой.

– Я на минуту, дядя Егор, одеяло только скину. Федор Ильич разрешил.

– Ну, ежели командир добро дал, то я пока за махоркой схожу. Ты смотри за ним. Возьми винтовку мою.

– Обойдусь, – фыркнула Наташа.

Послышались удаляющиеся шаги часового, мы, наконец остались наедине. Девушка просунула сквозь решетку ватное одеяло. Оно еле пролезло в узкую ячейку. Пришлось потянуть снизу.

– Спасибо, красавица, – улыбнулся я. – И командиру спасибо.

– Командир не знает, – заговорщически проговорила она.

– Ты, смотри, не подставляйся, а то Хайдаров тебя мигом в предатели Родины запишет.

– Ну, ведь ты же не шпион, Саш, – всплеснула «сержант» руками. – Говорят, завтра по тебе информация придет. И все прояснится. Что молчишь? Не шпион ведь? Да?..

– Свой, я Наталья. В доску свой… – я немного замялся. – Вот только не придут на меня никакие данные.

– Как это? – голосок ее дрогнул.

– О том, что я здесь, знает очень узкий круг лиц. Не могу тебе все рассказать, но боюсь, что все-таки меня в предатели запишут.

– Что же делать?

– Ничего, завтра разберемся. Есть у меня одна мыслишка.

Наверху закашлял часовой, предупреждая о своем появлении.

– Ты главное помни, Наташ. Что бы ни случилось, Саня Волков не шпион.

– Что может такого случиться?

– Всякое. Война ведь. Ладно, спасибо за ватник, иди не маячь возле пленного. Мало ли как растолкуют такое поведение.

– До завтра, – прошептала девушка с грустью в голосе.

В ее душе я посеял тревогу и неопределённость. Как ей еще объяснить, что я не засланный казачок? Не скажу же, что из другого времени попал.

Наташа ушла. Часовой заглянул в яму, его бородатую морду осветил огонек газетной самокрутки. Он убедился, что я на месте, и снова скрылся из виду.

В какой-то из землянок еле слышно играла гармошка. Тихо и заунывно. Не спят партизаны. Я подождал еще полчаса. Все стихло. Только одинокий сверчок усердно стрекотал где-то в ночи. Да иногда слышно, как кряхтит и кашляет часовой. Все, пора…

Я снял ботинок и каблуком стал ковырять стену «темницы». Земля поддавалась плохо, еще и делать надо было это очень тихо. После часа усердной работы, под ногами у меня образовался пригорок. Небольшой, но все-таки приступок имеется. Утрамбовал горку. Встал на нее вытянул руку вверх, меряя расстояние до решетки, сделанной из ржавой бороны со сбитыми зубьями.

Снял с пояса офицерский ремень. Пряжка квадратная, массивная – то, что надо. Встал на горку и закинул ремень на борону. Звяк! – пряжка предательски ударилась о метал и отскочила вниз.

Я спрятал ремень под одеяло, которое накинул на горку. Первая попытка не получилась.

Только успел сесть на землю, как сверху показалась бородатая морда. Видно лишь силуэт. На фоне неба Егор выглядел будто Бармалей.