Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не бывает правильным, потому что он бессознательно превращает то, что слышит, в то, что он может понять. Я предпочел бы, чтобы мои слова передавал мой злейший враг среди философов, чем друг, несведущий в философии. Поэтому мы не можем принять то, что говорит Ксенофонт, если это включает какой-либо трудный вопрос в философии или является частью аргументации, направленной на то, чтобы доказать, что Сократ был несправедливо осужден[27].

В целом тезис Рассела кажется убедительным, однако он излишне суров к Ксенофонту[28]. Оставленные последним воспоминания о Сократе открыты для разнообразных трактовок и по-своему умны – как попытки либо защитить Сократа, либо раскрыть те стороны его личности, которые проигнорировал Платон[29]. Но, конечно, следует помнить, что Ксенофонт все же был военным, а не философом; в нынешние времена он действительно покажется большинству из нас скучноватым. Впрочем, это может оказаться и его сильной стороной. Если мы хотим представить Сократа таким, каким он был на самом деле, – если нам требуется отчет, – то не мешало бы запросить его у человека жесткого и скучного. Приключения Шерлока Холмса лучше опишет доктор Ватсон, чем какой-нибудь другой Холмс.

Между тем даже те, кто считает, что в платоновских диалогах Сократ изображается исторически верно, признают, что Платон обладал немалым литературным талантом. И хотя в этом таланте им видится подспорье, одновременно он заставляет и понервничать – причина указывалась выше: из гениев получаются неважные репортеры[30]. Платон был достаточно талантлив для того, чтобы выдумать Сократа, причем нельзя исключать, что именно так он и поступил[31].

Суд над Сократом. Теперь надо затронуть еще несколько сюжетов, связанных с проблемой Сократа. Мы уже убедились в том, что специалисты, считающие платоновского Сократа подлинным, нередко прибегают к следующему аргументу: поскольку многие из платоновского окружения знали Сократа лично, это обязывало Платона описывать его точно. По мнению Грегори Властоса, такой ход мысли особенно применим в отношении «Апологии», где Сократ защищает себя перед судом. На этом процессе присутствовали сотни афинян. Платону необходимо было изобразить своего персонажа так, чтобы они посчитали его убедительным. «Если мы с этим согласны, – пишет Властос, – то проблема источников оказывается решенной. Ибо тогда мы можем принять "Апологию" за пробный камень для правдоподобности мыслей и характера Сократа в других ранних диалогах Платона»[32]. Подобный вывод, однако, представляется скоропалительным. Ведь «Апология» не похожа на прочие диалоги. По большей части это вообще не диалог – по большей части это речь. Нетрудно предположить, что Платон действительно описал это событие более или менее точно, после чего отправил своего вымышленного Сократа в другие приключения, для которых не имелось сопоставимой исторической основы.

Если Платон написал «Апологию» с элементами литературного вымысла, это тоже не удивило бы нас. Как известно, Ксенофонт тоже написал о суде над Сократом, и его изложение отличается от платоновского. Каждый из них мог позволить себе отойти от исторической точности ради репутации своего учителя. И нам стоит задуматься, почему. Некоторые исследователи пришли к выводу, что суд над Сократом в значительной степени имел политическую подоплеку[33]. Проиграв в 404 г. до н. э. войну со Спартой, Афины оказались под властью Тридцати тиранов – группы олигархов, благоволивших спартанцам. Их правление, продлившееся меньше года, оказалось довольно кровавым: сторонников демократии не только ссылали, но и казнили. Между тем Сократ все это время оставался в Афинах[34]. Лидером Тридцати тиранов был один из его учеников по имени Критий; философ был знаком и с другими из тиранической тридцатки. Крития убили во время восстания, покончившего с его режимом. Суд над Сократом состоялся четыре года спустя. Мыслитель мог попасть под амнистию, освобождавшую граждан от судебного преследования за какую-либо причастность к преступлениям предыдущего режима, но материалы других судебных разбирательств того времени свидетельствуют, что политические претензии с легкостью обращались в преследования за «нечестие»[35]. Это объясняет знаменитую реплику оратора Эсхина, брошенную полвека спустя: «Когда-то, афиняне, вы казнили софиста Сократа за то, что он оказался наставником Крития, одного из Тридцати, ниспровергнувших демократию»[36].

Причина, по которой Сократа судили и казнили, – сложнейший вопрос, и я коснулся лишь одной его грани. Некоторые ученые отклоняют политические трактовки процесса, предпочитая опираться на версию платоновской «Апологии»[37]. Для внесения окончательной ясности нам не хватает прямых свидетельств, поэтому к каждой точке зрения нужно относиться ответственно. Возможно, исторический Сократ был мудрым и благородным философом, чересчур честным для своего времени; возможно, он был своеобразным лидером секты, учившим своих последователей презрению к демократии и воспитывавшим будущих тиранов. В любом случае каждая из политических интерпретаций должна, по крайней мере, предупреждать нас о риске того, что ученики Сократа облагораживали и мифологизировали его образ.

Последовательность. Исследователи единодушны в том, что диалоги существенно отличаются друг от друга, но в большинстве своем они примерно одинаково видят список тех диалогов, где запечатлен сократический метод. При этом к настоящим сократическим диалогам принято относить прежде всего самые ранние. Но какие из диалогов были написаны раньше остальных и как установить это?

Ни один из платоновских диалогов не имеет датировки. Попытки расположить их по порядку стали предметом сотен исследований; автор одной из работ на эту тему насчитал 132 предложенные последовательности[38]. Во многих исследованиях использовалась стилометрия – изучение небольших стилистических изменений в диалогах, которое показывает, какие из них написаны приблизительно в одно и то же время. Но подобные изыскания не дают результата, если (как считают многие) Платон на протяжении жизни не раз возвращался к ранее написанным текстам и редактировал их либо если стилистические изменения были преднамеренными, а не неосознанными. Кроме того, стилометрия требует предварительных решений – как правило, касающихся тематических аспектов, – о том, какие именно диалоги следует брать за отправную точку. Дискуссия о последовательности диалогов поражает затраченными в течение веков усилиями и почти полным отсутствием консенсуса. Фактически договориться удалось лишь относительно пары довольно расплывчатых групп. Такой результат, впрочем, вполне в духе Сократа. Процесс исследования может быть поучительным, даже если не дает ответов.

Что касается упомянутых групп, то разделение всего массива диалогов на «ранние» и «поздние» сегодня принято большинством специалистов в качестве рабочей гипотезы[39]. Ранними диалогами обычно считаются следующие тексты, расставленные здесь в алфавитном порядке: «Апология», «Гиппий больший», «Гиппий меньший», «Горгий», «Евтидем», «Евтифрон», «Ион», «Критон», «Лахет», «Лисид», «Протагор» и «Хармид». Многие добавили бы к этому списку и первую книгу «Государства», которая, как считается, была написана раньше, чем остальные книги этого диалога, а также, возможно, «Менексена». Моя книга в основном опирается на диалоги из этого списка, но иногда мы будем обращаться и к более поздним диалогам, проливающим свет на обсуждаемые вопросы, в особенности к «Теэтету», но также и другим. Так или иначе, но в нижеследующем повествовании будет упомянута бóльшая часть диалогов. По моему мнению, сократический метод в значительной мере был создан Платоном, так что комментарии ко всему его творчеству помогут нам лучше его понять.

вернуться

27

Russel, History of Western Philosophy, p. 82. (Рус. пер.: Рассел Б. История западной философии и ее связи с политическими и социальными условиями от Античности до наших дней. 7-е изд. – М.: Академический Проект, 2009. С. 115. – Прим. ред.)

вернуться

28

Howland, Xenophon's Philosophic Odyssey; Vlastos, Socrates, Ironist and Moral Philosopher, p. 99–100; Morrison, On Professor Vlastos's Xenophon.

вернуться

29

Cooper, Reason and Emotion: Essays in Ancient Moral Philosophy and Ethical Theory. См. также мнение Дональда Моррисона: «В заслугу Ксенофонту-писателю можно поставить то, что ему удалось обмануть профессора Властоса, заставив думать, будто его Сократ был слишком благочестив для выдвинутого против него обвинения» (Morrison, On Professor Vlastos's Xenophon, p. 19).

вернуться

30

В работе «О Ксенофонте профессора Властоса» Моррисон пишет: «Учение о дружбе, изложенное Сократом в интерпретации Ксенофонта, было не настолько скучно, чтобы не вызвать интереса, – напротив, оно было новым, увлекательным и мудрым. А вот гений и характер Платона потребовали бы взять это учение и сделать еще более радикальным, еще более захватывающим, но одновременно нереалистичным, гипертрофированным и ложным» (Morrison, On Professor Vlastos's Xenophon, p. 18).

вернуться

31

Рассел Б. История западной философии. С. 116.

вернуться

32

Vlastos, Paradox of Socrates, p. 4.

вернуться

33

Waterfield, Xenophon on Socrates' Trial and Death; Shorey, What Plato Said, p. 33. Ср.: Grote, Plato and the Other Companions of Soсrates, vol. 1, p. 281; Brickhouse and Smith, Socrates on Trial, p. 2–10.

вернуться

34

В «Апологии» (21а) Сократ упоминает сторонника демократии Херефонта; этот человек, говорит он афинянам, «разделял с вами изгнание и возвратился вместе с вами».

вернуться

35

Waterfield, Xenophon on Socrates' Trial and Death, p. 282–283.

вернуться

36

Эсхин. Против Тимарха, 1.173.

вернуться

37

Irwin, Review: Socrates and Athenian Democracy.

вернуться

38

Thesleff, Studies in Platonic Chronology.

вернуться

39

Обсуждение обстоятельств, способствующих неопределенности в этом вопросе, см.: Annas, What Are Plato's "Middle" Dialogues in the Middle Of?; Kahn, Plato and the Socratic Dialogue.

6
{"b":"858914","o":1}