Его голос был спокойным, но выглядел!.. Выглядел Елисей так, будто хотел избить всех, кто танцевал, всех, кто сидел за столами, диджея, бармена, учредителя клуба…

Мэра города и губернатора области.

К горлу подкатил хриплый хохот, и Артур поспешно отвернулся.

Моя харя слишком близко к его кулаку.

…Уланова смеялась, подпевала и двигала плечами в такт музыке. Олег пытался продолжать игру и повторять её движения – но получалось у него не ахти.

До того женскими её движения были.

Рассмеявшись, Вера схватила его за руку и жестом подтолкнула к кружению.

Долговязый Леопольд проскользнул под её локоть и небывало ритмично провернулся вокруг своей оси. Уланова рассмеялась громче и так же ловко крутанулась сама. Её волосы хлестнули Олега по лицу; он заморгал и заулыбался.

Стол гулко поехал в сторону и заскрипел; это поднялся Елисей. На его виске билась венка. Поджав губы так, будто на что-то решился, он медленно взял с дивана улановский рюкзак и рассеянно пожал руку Никиты. Увидев, что он приближается, Олег закатил глаза отпустил ладонь Веры и направился к столику.

Будто больше ни один дьявол не заставил бы его быть на танцполе втроём.

– Пошли в холл, – буркнул Олег, подойдя к столу. – Подышим.

Душераздирающая компания по остаточному принципу?

Возмущаться отчего-то не было сил. Угрюмо кивнув, Артур встал, забрал со стола Винстон и зашагал следом. Олег шёл так быстро, что его футболка вихлялась по бокам от джинсов, как парус мелкого судна. Затормозив, Варламов оглянулся на танцпол.

Елисей что-то говорил Вере в ухо. Она хмуро слушала, закусив нижнюю губу.

Вся танцпольная весёлость сползла с её лица; оно было похоже на уставшую маску.

Когда Свят договорил, она несколько секунд смотрела ему в глаза, потом молча кивнула, обняла его за пояс и потянула к выходу.

Они слишком быстро приближались, и Артур поспешно отвернулся.

– Ты тоже меня прости, – негромко сказал улановский голос позади него.

Теперь они были совсем близко; они шли за ним.

И спина отчего-то превратилась в каменный флагшток.

– Тебя не за что, – пробурчал Свят.

Она не ответила.

* * *

Воздух холла был прохладным, звонким и ядрёным; хоть и слегка прокуренным.

Петренко стоял у пузатой колонны, что осталась в этом здании с тех пор, как здесь был дворец профсоюзов. Его жилистые руки были скрещены на груди; он смотрел в пол и не поднял глаз, когда к нему подошёл Артур.

Он не поднял глаз и когда к ним обоим медленно подошла Вера.

Уланова вела себя так, словно они были на автобусной остановке – рядом стоять вынуждены, но друг друга не знают.

Что он бухтел тебе на танцполе, амазонка ты?

«Амазонка». Встряхнув головой, Артур с недоумением ею покачал.

Он только недавно употреблял слово «амазонка». В адрес какой-то бабы.

И это же слово идеально подходило Улановой.

Вернувшись из гардероба, Свят похлопал себя по карманам, выудил оттуда несколько купюр, задумчиво поглядел на них и словно рассеянно зажал деньги в ладони.

Давай, Леопольд. Это обычно говоришь ты.

Петренко молчал, глубоко дыша и всё ещё глядя в пол. Казалось, он вообще с трудом осознаёт, что в холле есть другие люди.

Чёрт с ним, я сам.

– Елисей, – глухо пробормотал Артур. – А ты не станешь… Ну… Это самое.

– Нет, не стану, – сухо отозвался Свят, надевая куртку. – Сами скиньтесь. До связи. В понедельник меня на парах не будет. Мне горбатиться с Ромой в суде.

Знаком показав Вере, что ждёт её на улице, он зашагал в сторону дверей и испарился.

…«Горбатиться». «Горбатиться в суде».

И эти слова тоже. Они тоже недавно звучали. Они касались…

Стоп, нет. Не может быть. Не может б…

Забыв о деньгах, Артур уставился в мозаичный пол с отколотыми плитками. Во рту было так сухо, словно он пять часов назад выпил цистерну спирта. В плечи толкали бухие люди; какого-то чёрта все именно сейчас валили на улицу курить.

Курить; до остервенения хотелось курить.

Топать на воздух вместе со всеми и уродовать его табаком; ни о чём не думать.

Он не видел и не слышал никого вокруг; он словно превратился в отцепленный вагон на улановской автобусной остановке.

– Пойдём, – хрипло сказал Олег, подняв пустые глаза. – Поживём без спонсорства.

«Пойдём… Поживём без колонок…» Сраный миротворец Тёма… Весь в отца….

Удивляться больше не было сил, и Артур просто молча глотал то, что слышал.

– Вы хоть раз задумались, почему он вообще должен вас спонсировать? – холодно припечатала Вера, просовывая руки в рукава куртки.

«Вы хоть раз задумались, почему Володя вообще должен…»

Её фраза была обращена в пустоту, но горло всё равно перехватило.

Подняв глаза, Артур уставился в лицо Улановой – бледное, блестящее от пота; сложенное в смелой мимике. На её голубые глаза падали пряди цвета жгучего золота.

…Так вот оно что, сука. Да ты же… вылитая моя мать.

Так просто. Так зловеще и так просто; кошмарно и естественно.

А Елисей и Леопольд тогда – это…

Не дождавшись застывшего друга, Олег равнодушно шагнул к лестнице, увидел что-то на полу, сдвинул брови и подобрал мелкий цветной прямоугольник.

– Карточка для таксофона… – пробормотал он. – Прикол. Вдруг пригодится.

Сунув ненужную пластмасску в карман джинсов, он пошёл вверх, шагая через две ступеньки. Артур отвёл от него рассеянный взгляд и моргнул.

Я едва ли видел и слышал, что происходит вокруг.

Вера пересекла холл и исчезла за входными дверями.

Я остался у пузатой колонны один. Я был один – хоть меня в плечи и толкали люди.

Ладони покрывал мерзкий пот; глаза бегали; чёртова цепочка с крестиком резала шею как никогда. Так вот почему! Вот почему на Чердаке нет фото Веры, Олега и Свята!

Их там нет, потому что они там есть – но под другими лицами!

Олег – отец. Вера – мать. А Свят – перспективный отчим.

Сглотнув острый ком, Артур поднял лицо, уже зная, что увидит на потолке.

Да. Потолок холла был таким же, как потолок цокольного этажа.

Выложенный кривыми зеркалами купол, откуда на него смотрела дроблёная на запчасти клоунская маска.

Если в самый дивный день

с неба вдруг блеснёт некий новый луч

и пронзит вас пониманием, что без него

даже самый распрекрасный день был,

оказывается, пасмурным и дождливым, –

разве вы […] сумеете замкнуть

свою душу для такого луча?

Разумеется нет: уже хотя бы потому,

что для вас теперь кроме этого луча

ничего в мире не существует 15

4 апреля, воскресенье

За окном полетел вниз осколок последней сосульки, что устала бороться за свою мёрзлую жизнь. Дождь лил уже несколько дней; апрель будто с порога решил выяснить, кто останется верен противоречивой весне.

На апрельский дождь смотреть надоело, и Свят медленно опустил веки.

Ромина квартира. Вот чего сегодня не хватало.

Жадного, фамильярного и бесцеремонного разговора о том, кем он должен быть вместо себя. Эта комната тоже давно стала чужой, но подростковое логово было единственным углом в доме, куда от этих разговоров хотелось сбегать.

Когда слова и силы заканчивались.

Смелости всё ещё не удавалось равнодушно встречать взгляд отцовских глаз.

Страх его оценки был живуч, как клоп под обоями.