– Погоди, а за стеной…

– Да, – снова прервал ее Ле́рон, – ваша с сестрой квартира. И да, я пытался, как вы говорите, водить тебя за нос. Неудачно вышло. Я продолжу?

Алиса кивнула, покосившись на стену за спиной, будто пытаясь через нее разглядеть их с сестрой комнату, и снова вернулась к бутерброду, а Ле́рон продолжил:

– После того, что ты вчера увидела, ты испугалась и убежала из университета. Нельзя сказать, что меня удивила такая реакция. Но все-таки я надеялся, что это будет немного проще. Возможно, не испытай ты столько стресса подряд, ты бы более спокойно отнеслась к такому. Но получилось, как получилось. Я направился за тобой, захватив твою сумку и одежду. Обнаружил тебя в парке и подсунул тебе успокоительное. А под гипнозом ты уснула, и я решил не везти тебя домой, чтобы у Лизы не было лишних вопросов. И чтобы мы смогли нормально поговорить сразу, как ты проснешься. Не хотелось, чтобы ты еще чем-нибудь лишним себя накрутила, проснувшись дома.

Алиса почувствовала укол вины.

– Я тебя абсолютно не виню. Твои мысли были естественны и в какой-то мере логичны, если смотреть твоими глазами. Но сейчас я хочу все расставить по своим местам и объясниться. Я привез тебя к себе, а Лиза звонила, почти не переставая. Мне пришлось ответить. И избежать лишних вопросов не удалось. Оказалось, что вы договаривались встретиться после учебы, а ты пропала. Мне пришлось ей сказать, что ты у меня и спишь. В общем-то, нисколько не обманул. Ее это немного смутило, так как на тебя это не было похоже. Поэтому она решила зайти и убедиться, что с тобой все нормально. Убедившись в этом, она попыталась выяснить, что же произошло между нами. Я пообещал, что ты ей потом все сама расскажешь в той мере, какой посчитаешь необходимой. Я рассчитывал, что ты проспишь всего пару часов. Однако, твой организм был измучен намного сильнее, чем я предполагал.

Алиса почувствовала прилив благодарности и любви к сестре. Какая Лиза все-таки осторожная. Она почему-то точно на все сто доверяла Ле́рону, но все равно пришла перепроверить ее. Схватив кружку обеими руками покрепче, она села глубже на диван, поджав под себя ноги и предварительно отодвинув от себя опустевшую тарелку.

– То, что я вчера увидела… это… я не могу поверить, что это может быть правдой…

Ле́рон встал, унес тарелку на кухню, сполоснул ее и вернулся. Усевшись обратно в кресло, он на секунду задумался, потом сказал:

– Я понимаю, это непросто. Нас с детства учат, что мир устроен каким-то определенным образом. Но штука в том, что никто до конца и не знает, как на самом деле он устроен. Даже у нас лишь обрывочная информация. А людям приходиться опираться на совсем уж крохотные данные, чтобы жить в относительном спокойствии. Ведь, если они узнают хотя бы с треть того, как все устроено на самом деле, их мозг просто разорвется. Точнее, даже не мозг, а сердце. От паники, от страха. Даже если взять в пример тех, кто утверждает, что воистину верит в существование бога, на самом деле искренне в него не верит. Ибо, если бог предстанет перед верующими воочию, они просто сойдут с ума или не поверят своим глазам. Ты тоже боишься сойти с ума, поэтому изо всех сил пытаешься убедить себя в том, что тебе это приснилось. Иначе, когда тебе придется в это поверить, твой мир рухнет. Но, к сожалению, я вынужден приложить к этому руку, иначе ты истерзаешь себя уже по другим причинам.

– С чего ты это взял?

– Потому, что я вижу, как это уже происходит. Я совершил огромную ошибку, которая привела к таким последствиям. И теперь пытаюсь это исправить, рассказав тебе правду. Хоть и рискую этим.

– Чем рискуешь?

– Нам, естественно, запрещено рассказывать о своем существовании людям без согласования с Советом.

– Зачем тогда ты это делаешь? – Алиса действительно совершенно не понимала, что происходит.

– Не хочу, чтобы тебе было мерзко от мысли, что я псих. Позже ты сама поймешь, что мое происхождение действительно многое объясняет.

У Алисы кольнуло в животе. Ле́рон говорил так, будто полностью понимал все, что она испытывала. Может, он и правда мысли читает? Она покраснела, отвела от него взгляд и стала разглядывать свои ногти на руках.

– Какое тебе дело до того, что я чувствую… Ты все равно скоро уедешь и все забудешь. И я бы все забыла.

– Возможно. Но есть риск, что это будет либо сложно, либо с тяжелыми последствиями. И, разумеется, мне есть дело до того, что ты чувствуешь. Я вынужден признать, что ты стала для меня важным человеком. Я не смог оставить тебя в текущем состоянии, надеясь, что все само собой разрешится. Это была моя ошибка, и я должен ее исправить. Хотя бы попытаться.

– Что же это за ошибка такая? – Алиса чувствовала, как колотится ее сердце. На самом деле она хотела спросить другое, но язык не поворачивался задать этот вопрос. Ей очень хотелось посмотреть на Ле́рона, но она упорно разглядывала свои ногти.

– На самом деле, ошибок было несколько. Расскажу о них по порядку.

– А если я разболтаю кому-то о тебе? Тебе что-то будет за это?

– Мне – нет.

Алиса грустно улыбнулась. Комментарии были излишни.

– Но я уверен, что ты никому ничего не разболтаешь.

– Почему ты так уверен?

– Такой уж у тебя характер.

Они чуть-чуть помолчали, и Алиса выдавила из себя:

– Все равно не верю, что вчера все было по-настоящему…

– Повторюсь, это нормально, – спокойно сказал Ле́рон. – А ты спрашиваешь, почему я так уверен, что ты не будешь болтать. Ты сама-то в это не веришь. Но тебе необходимо принять действительность такой, как она есть, иначе будешь продолжать сходить с ума. Смотри.

Ле́рон встал и присел рядом с Алисой. Она слегка дернулась от неожиданности, чуть не пролив кофе на себя.

– Не бойся, – Ле́рон улыбнулся. – Летучей мышью обращаться больше не буду. Покажу тебе кое-что попроще.

Он взял со столика ножницы в правую руку, левую раскрыл ладонью кверху и сделал неглубокий надрез на коже острым концом. Алиса охнула – из раны тут же потекла кровь. Она была очень темного, почти черного цвета. Кровь быстро побежала из раны, но тут же и остановилась. Алиса увидела, как рана сама моментально затянулась, оставив лишь запекшуюся кровь и багровые разводы от нее. Ле́рон протер кровь влажной салфеткой и продемонстрировал полностью затянувшуюся рану, от которой остался лишь еле заметный бледный след. Алиса приблизилась, протянула руку и коснулась пальцами места, где была рана. Убедившись, что глаза ее не обманывают, она выпалила:

– Вот черт…, – она поставила чашку с недопитым кофе на стол. – А почему кровь такая темная? И вообще, почему она вообще есть?

Ле́рон рассмеялся:

– Потому, что мы не мертвецы. А кровь специфичная, да. Именно благодаря этой ее особенности мы такие.

– А разве вы не умираете, прежде чем… ну…

– Прежде чем стать вампирами? Обратиться? – Ле́рона эти вопросы очень веселили. – Нет, мы фактически не умираем. У нас несколько иной обряд, нежели описывают фантасты. В принципе, мы бы и не допустили, чтобы где-то существовала на сто процентов подлинная информация о нас.

– То есть вы не пьете кровь других… вампиров…? Чтобы обратиться?

– Нет, не пьем, – Ле́рон продолжал посмеиваться. Алиса тоже улыбнулась. Она словила себя на мысли, что ей приятно было снова видеть его таким. – Даже если логически подумать, если мы выпьем кровь, то куда она попадет? В желудок. А там переварится и выйдет с таким же успехом, как и все, что так или иначе попадает в него. По такой логике, выпивая кровь человека можно стать обратно человеком.

– Хорошо, звучит здраво, – посмеялась Алиса, почувствовав, как расслабляется. – А укусы? Тоже вранье? Никакого яда в зубах?

– Тоже вранье. Нет у нас никакого яда. Мы не змеи. Мы вообще в принципе почти не кусаем людей больше. Тем более так, как показывают в фильмах. Это все давно устарело.

– Не кусаете людей? Как же вы тогда… эм… едите? То есть пьете, или как это у вас называется, – спуталась Алиса.