…Так что вот я и попыталась расшифровать этот свой собственный жанр – «дневниковая проза». И можно теперь за работу – «вперёд и с песней!» В любой точке прошлого начинается будущее.

В принципе, каждый автор себе цену знает. Какую он обувь тачает. Модельную или кирзу.

«И богатырь наш, сидючи в поле, призадумался, пригорюнился» (из народной сказки).

Пословица в СССР: «Когда в колхозе нечего собирать, собирайте собрание».

Вера – это ключ к Небесам!

А эти слова античного мудреца известны, по-моему, даже школьнику: «Теперь я знаю, что я ничего не знаю». (Сказал Сократ в старости, будучи уже великим Сократом.)

«Не хочешь трудиться? То и не ешь» (апостол Павел).

У эллинов среди многих языческих богов (мраморных, великолепных, величественных) был и памятник с названием «Неведомому богу». На заседании своего верховного Ареопага верховные язычники общим голосованием приговорили «смутьяна и отщепенца», христианского пророка Павла, «смущавшего народ», к смертной казни. Однако он, иудей по происхождению, имел родовой статус свободного гражданина Римской империи. И потому его казнь должна была быть достойной (а не как для рабов – через распятие, как казнили святого Петра). Перед кончиной Павел, человек малорослый, слабый, кривоногий (прежде называвший сам себя «самым малым, ничтожным» среди апостолов Христа), заявил язычникам, указывая на памятник «неведомому богу»: «Вот Его я вам и проповедую». Святому Павлу (Савлу) отсекли голову мечом.

У меня в кабинете висят на стене прабабушкины антикварные часы XIX века. (Прабабушка подарила их юной бабушке на свадьбу.) Они дубовые, с чудесным глубоким боем, стрелки на белом циферблате позолочены, маятник – за стеклянной дверцей. Раз в неделю их заводил фигурным ключиком мой любимый дедушка, профессор МАИ. Не бабушка, а только и именно он сам, аккуратист и педант. Придя домой вечером из института, где читал студентам лекции по моторостроению самолётов, и после нашего общего ужина дедушка ритуально приступал к этим стенным часам. Скинув домашние шлёпанцы, он вставал ногами на старинное кресло, над которым высоко на стене и висели часы. Открыв дверцу, брал лежащий внутри фигурный ключик. Вставлял его в отверстие на циферблате и очень бережно, медленно поворачивал определённое число раз. Сперва часы сердито фыркали, щёлкали и наконец, глубоко вздохнув, начинали размеренно бить. И густой красивый их звон наполнял, заполнял, даже переполнял небольшую комнату. Каждый её уголок. А я, внучка с косичками, запрокинув голову, замерев, наблюдала за этим волшебством…

И потом, потом эти часы сопровождали меня всю жизнь, а их щедрый звон и ныне звучит в памяти… А вот теперь, когда я сама бабушка, они висят уже в моём кабинете. К сожалению, они давно стоят. Ибо «время» у меня – в каждом углу. Телевизор, радио, интернет, смартфон, телефон… Но эти часы, исторические, волшебные, из позапрошлого века, и ныне в порядке. И ключик цел. Просто ими нужно заняться. И запустить к жизни. И они вновь оживут, пойдут, зазвучат. И… поведут меня в прошлое и одновременно, словно взяв за ручку, потянут меня вперёд. Вперёд и вдаль, в будущее.

А пока… Пока стрелки на циферблате показывают только без пяти девять. (Час кончины незабвенного дедушки.)

И вот я как-то подумала: «Воистину, даже сломанные часы дважды в сутки могут показывать верное время». Какая мудрая мысль и с каким глубоким подтекстом. Верно ведь?

«Язы_́ ка нашего небесна красота / Не будет никогда попра́на от скота» (М. В. Ломоносов).

«Мерзость», «негодяй», «сволочь»… Какие все гадкие сегодня эти слова. Оскорбительные, оскорбляющие. А ведь если нырнуть в этимологию слов, в глубину их происхождения, в лингвистику? Ну хотя бы на два-три века назад. То откроется совсем иная картина. И учёные «веды», «языкознатели» это прекрасно «ведают». (Кстати, «ведьма», «ведунья», «ведомости» и пр.) Об этом диссертации пишут. А по сути, к примеру, «мерзавец» – это ведь некто мёрзлый, замёрзший, отвердевший на морозе до смерти. (Его пожалеть бы надо, отогреть. Но нынче он превратился, по сути, в… мерзавца.) То же и со словом «негодяй». То есть это не годный к работе, к труду – ни к домашнему, ни ратному. Человек больной, малый, слабый… А вот слово «сволочь»? Ныне оно оскорбительно. Предельно обидно. За него можно схлопотать и оплеуху. А ведь ещё в конце XVIII века его значение было вполне добрым. Помните у драматурга Фонвизина в пьесе «Недоросль»? Один учитель у Митрофанушки был человек умный, знающий своё дело. А прочие учителя – «сволочь необразованная». То есть люди случайные, не в колее. И желательно их с главной дороги сволакивать, сволочь, стащить куда-то в сторону, как нечто ненужное, лишнее. В общем – сволочь. (И только.)

Наш воистину неисчерпаемый русский язык просто полон таких парадоксов и тайн, таких открытий. Безбрежен, как океан. Плыви – не хочу. А вот я – хочу. Ведь это всё так интересно! Жаль, что я не стала лингвистом!.. А теперь уже поздно, поздно. (Слышу голос: «Лучше поздно, чем никогда».) Но нет, теперь уже – никогда. Это точно.

Фэнтези и прочая фантастика по сути своей рождаются и вырастают из лжи. И потому они никогда мне не были интересны.

Даже в детстве. (Не путай со сказкой, сказка родом – из правды.)

Суть моего творчества, его эстетики – полное отсутствие лжи.

«Будь проще к людям. Хочешь быть мудрей – не делай больно мудростью своей» (Омар Хайям).

А русская пословица гласит: «Не мудрствуй лукаво».

Однажды я решила вспомнить, о ком в своих мемуарах я писала эссе, статьи, очерки. Из тех творцов, кого встречала в ХХ веке, достойных и ярких. Знала коротко или плотно. С кем дружила или была просто знакома. И вот чьи имена могу назвать в первую очередь.

Светлов и Пастернак, Леонов и Паустовский, Шагинян и Тарковский, Смирнов и Мальцев, Айги и Хузангай, М. Карим и К. Кулиев, Астафьев и Носов, Казаков и Лихоносов, Бондарев и Дангулов, Шукшин и Шпаликов, Доризо и Окуджава, Горин и Визбор, Ларионова и Хитяева, Швейцер и Куросава, Стаднюк и Кугультинов, Шепитько и Ракша, Евтушенко и Вознесенский, Рождественский и Глазков, Сурганов и Бушин, Жванецкий и Карцев… Что, много? Да, много. И почти обо всех мной написаны довольно ёмкие материалы. (А о Евгении Носове даже книга вышла – «Письма чужой жене».)

И это даже не говоря, не называя имён тех, о ком я писала лишь вскользь, мельком, порой лишь назывательно. Вот некоторые из них:

Нагибин и Рыбаков, Сикорский и Цветаева, Волошин и Ошанин, Артемьев и Покрасс, Щипачёв и Атаров, Солоухин и Казакова, Шевцик и Куренной, Мориц и Журбин, Е. Джугашвили и Е. Вучетич, Ежов и Вершинин, Храмов и Дмитриев, Пугачёва и Булгакова, Покровская и Шашкова, Говорухин и Кеосаян, Соколова и Гао Ман, Гулая и Горин, Смидович и Скляр… Ну и… дальше – больше. Вспоминать устанешь… Однако каков же после этого вывод? Что в сухом-то остатке?.. Отвечаю. А вот что…

Зачем мне искать героев для своей прозы? Зачем выдумывать имена, сюжеты, детали? Что-то конструировать, сочинять? Если в жизни вокруг меня были такие живые, яркие, такие кипучие образы. Притом рядом, рукой подать. Пиши – не хочу. Рисуй с натуры портреты, судьбы. Добавляй штрихи о каждом. Причём чем точней и глубже, чем тоньше и тщательней, тем результат дороже и интересней. И образы будут – чудо, взахлёб. Некогда я родила постулат:

«Писатель должен из правды жизни создавать правду искусства». Так что работы впредь – жизни не хватит… Вот мне и не хватает. Потому и спешу, спешу к новой книге.