— Может быть, — равнодушно пожал я плечами. — Но у меня нет открытого конфликта с Николаем, так что вряд ли я чем-то могу тебе помочь.

В глазах у боярышни мелькнуло что-то такое похожее на отчаяние.

— Но, — продолжил говорить я, — думаю, мы сможем договориться к взаимной пользе.

Я окинул Румянцеву оценивающим взглядом, каким обычно рассматривают машины, лошадей и девиц на панели.

— Ты хорошо выглядишь, умеешь себя подать, явно не прочь была бы затащить меня в койку…

На последних словах Румянцева вспыхнула, но не от смущения, а от того, что ее намек был замечен и проигнорирован.

— Ты понимаешь концепцию медовой ловушки, но применяешь ее не к тому человеку, — с усмешкой пояснил я. — Если ты действительно хочешь уничтожить Распутина, тебе следует ловить в свои сети именно его. Он кажется неглупым парнем с большим самомнением. Наверняка уверен, что самый умный среди сверстников, если не во всей империи. И на этом можно играть.

— Ты что, серьезно хочешь, чтобы я с ним спала? — зло прищурилась Румянцева.

— Я хочу, чтобы ты была с ним рядом, слушала, запоминала и, по возможности, записывала. А спать… Я когда-то давным-давно читал одну книгу, не уверен, что здесь ее можно где-то найти. Там была такая поговорка: вьюнок вьется, вьется, в руки не дается. Сыграй на его охотничьих инстинктах и дай мне действительно стоящую причину — причину, не повод! — свернуть ему шею.

Румянцева посмотрела на меня серьезным, внимательным взглядом и медленно кивнула:

— Договор.

Императорский Московский Университет, кабинет ректора

Иван Павлович Третьяков был мужчиной в возрасте, однако при этом сохранил и прекрасную форму, и светлый ум, и семейную хватку. Его семья весьма успешных промышленников много веков имела некоторую слабость к искусству и образованию, а потому Третьяковы слыли щедрыми меценатами во всех областях, связанных с просвещением.

Так что в целом должность ректора Императорского Московского Университета не была неожиданной, хоть Иван Павлович к ней особенно и не стремился. Даже так — Третьяков планировал провести остаток жизни под ручку с супругой, прогуливаясь по выставкам и музеям, дразня бывших конкурентов и раздражая общественность покупками дорогих предметов искусства, заполняя закрома Родины легальными и не очень способами.

Но бывают в жизни предложения, от которых нельзя отказаться. Предложение ректорского кресла — как раз из таких. Просто когда тебя вызывает к себе на ковер Его Императорское Величество и спрашивает, нет ли у тебя желания поработать наставником на благо общества за копеечку малую, ты вот что ответишь в таком случае? Помилуй, царь-батюшка, я только радостно скинул с себя на детей и внуков все предприятия и мечтал уйти в загул? Нет, ты щелкнешь каблуками, радостно закиваешь и начнешь уверять императора в том, что всю жизнь мечтал гонять… э-э-э, наставлять студиозусов.

Понятное дело, что Дмитрию Алексеевичу Романову вообще не понравилось то нездоровое настроение, что витает среди студентов и тем более среди преподавателей университета. Первые чувствуют безнаказанность за любой беспредел, а вторые — промывают первым мозги каждый на свой лад. Как будто мало внешних врагов, доставляющих проблемы, у Российской Империи, давайте еще вырастим целое поколение внутренних!

Иван Павлович вздохнул, с тоской глядя на все хозяйство, требующее тщательнейшего аудита, и нажал на кнопку селектора.

— Машенька, а найди, кто там был тем несчастным педагогом, погибшим от рук Долгорукова? — произнес он ласково. — Надо ведь, наверное, какие-то финансовые отчисления семье передать, если есть дети — льготы выбить…

— Хорошо, Ванюша, сейчас! — бодро ответил звонкий голос.

«Машенькой» была Мария Аркадьевна Третьякова, его любимейшая супруга, которая следовала за ним неотступно и в болезни, и в здравии, и в горе, и в радости, и в работе.

Улыбнувшись этой мысли, Иван Михайлович по-простецки повесил пиджак на спинку кресла и принялся за работу. Ладно, контракт ведь всего на пять лет, а после — точно по музеям!

Кремль, большой обеденный зал, Дмитрий Алексеевич Романов

Дмитрий Алексеевич Романов к своим многочисленным родственникам относился примерно так же, как и к геополитическим соседям: предпочитал любить их на большом расстоянии и мечтал, чтобы они перестали сосать деньги из родовой казны.

При этом и первые, и вторые в большинстве своем мечтали урвать кусочек от империи. Только первые — землицы, а вторые готовы были брать деньжатами.

Но это ладно. С этим каждый правитель в той или иной мере сталкивается в течение всего своего правления. Бедные родственники и агрессивные соседи — практически классика. И не только в Российской Империи, а вообще.

В принципе, когда твой брат или сват буквально сидит на деньгах, а даром что казенных, ну как не попросить немного для себя и сирых деток?

Никак!

С другой стороны, Романовы всегда были сильны кланом. Всем известно — зацепишь одного, остальные подтянутся и размажут обидчика тонким-тонким слоем. Даже без участия императора. Меж собой, конечно, разная грызня бывала, но перед лицом третьей стороны род Романовых всегда проявлял удивительную сплоченность.

По крайней мере, проявлял.

И вот сейчас, сидя за длинным столом в традиционный еженедельный семейный обед, Дмитрий Алексеевич заглядывал в лицо каждого своего родственника, пытаясь понять, какая же падла стреляла в его сына?

О том, что у правителей есть традиция спускаться в народ перед тем, как окончательно дистанцироваться от простых смертных титулами и коронами, в принципе, знал весь клан. Только каждый правитель делал это по-разному: кто-то шел служить, кто-то колесил и куролесил по другим странам, некоторые просто проводили непродолжительное время среди молодежи, наслаждаясь последней свободой. А некоторые, конечно, полноценно шли учиться.

Дмитрий Алексеевич сам так поступил в свое время и сыну настоятельно рекомендовал попробовать. Этот бесценный опыт принес нынешнему императору не только корочку диплома. За время учебы в университете у Дмитрия Романова появилось несколько верных друзей и, чего уж там, личных врагов. К каким-то неприятным личностям он стал относиться терпимее, увидев их в другой среде, а к каким-то приятным — наоборот, строже.

А еще будущий император отточил навыки общения с представителями всех сословий в реальных условиях. Умение говорить с теми, кто ниже тебя по положению, как с равными, с теми, кто выше тебя по положению, как с равными, избегать конфликтов, провоцировать конфликты — все эти тонкие манипуляции без толстой пудры этикета на самом деле очень и очень в дальнейшем пригодились ему по жизни.

Поэтому, когда сын заявил, что хочет поучиться с простыми людьми, Дмитрий Романов был только рад. Прикоснуться к реальности важно, прежде чем взойти на престол.

Чего, конечно, император не ожидал, так это что какая-то псина, жрущая с его руки, решит воспользоваться случаем и лишить страну наследника.

Но Дмитрий Алексеевич Романов был правителем мудрым, сильным и умел проявлять жесткость там, где требуется и когда требуется. Шестеренки уже крутятся, люди ищут.

И люди найдут.

А когда найдут, то никакое кровное родство не спасет иуду, посмевшего поднять руку на члена своей семьи.

Семья — свята, семья — священна. Осмелившийся осквернить эту высшую ценность захлебнется собственной кровью.

Дмитрий Алексеевич позаботится об этом лично.

Императорский Московский Университет, Александр Мирный

Лобачевский взял паузу для подготовки встречи, Афина взяла паузу для подсчета бабок, Василиса взяла паузу для оформления проекта — в общем, все кругом были очень заняты, один я балдел от временного безделья.

Целый день посвятил тому, что был просто обычным студентом: слушал лекции, вяло реагировал на семинарах, обедал в приятной компании и предавался спокойному течению будней.