Но во сне у меня была совершенно другая жизнь. Может, это от того, что я сильно приложилась головой о корягу и чуть не умерла? И мне привиделось что-то из давно прочитанных книг. И ведь даже не проверишь…

Мы несколько раз переезжали, и многие вещи просто потерялись. В том числе и книги.

Но что бы это ни было, ощущение нежности на душе никуда не делось. Оно, как маленький теплый котенок за пазухой, согревало. И что самое странное – именно во сне я поняла, как выглядит счастье.

Нет, я понимаю, что моим сверстникам приходится намного хуже, чем мне. Кого ни возьми – все живут в больших семьях. Они помогают родителям или отданы в услужение. Младшие донашивают одежду, из которой выросли старшие братья и сестры. Постоянно не хватает еды и денег. Нищета выглядывает из каждого угла. Из-за этого постоянные ссоры, а то еще и побои от главы семейства. И это все ужасно.

Нет, кажется, удар о корягу не прошел даром. Только сейчас я задумалась, о том, как мы живем. Няня – простая женщина, у которой нет ни собственного дела, ни какого-то другого скрытого дохода. И куда бы мы ни приехали, (четыре города я помню точно), она находила себе не очень трудную работу и с хорошей оплатой. Я, конечно, всегда ей помогала. Но тоже не до изнурения. У меня не было ни одного модного платьица, как у дочерей городских богатеев. Но одежду и белье до дыр я не занашивала. И еда у нас была без изысков, зато качественная. Мясо, рыба, творог, сметана, масло, сыр, свежие овощи и даже фрукты. Немного, но всегда в наличии.

Вот сейчас она нанялась в цветочную лавку. Но! Работает не каждый день.

Может, нянюшка оказывает еще какие услуги, и я об этом не знаю? Не лекарка ли она?!

Вон как ловко мою рану залечила! Сейчас, конечно, еще побаливает, но несильно. Да и раньше моя Гуннильда не впадала в панику при виде болезней.

Я поежилась. Вспомнила, как Лимож накрыла чума. Люди умирали прямо на улицах. Лавки, харчевни, рынок – все закрыто. Практически не было ни одного дома, на воротах которого бы не красовался зловещий крест – знак того, что здесь есть заболевшие. Страшно было до ужаса. Но одним страхом я не отделалась. Я заболела. И думала, что умру, потому что лекари не успевали посещать даже богатых. А до нас бы и не дошли. К тому же визит и лекарства стоили очень дорого.

Но няня меня сама выходила. Она делала различные примочки, поила горькой настойкой и вселяла уверенность, что все будет хорошо.

И я, действительно, быстро пошла на поправку. Легко отделалась.

Неожиданно в голове снова возникла картинка из прошлого. Недалекого. У меня противно засосало под ложечкой от этого воспоминания.

В Мурелле няня работала в лавке молочника. Я тоже была у нее на подхвате – помогала разливать по кувшинам молоко и сметану, заворачивать в пергамент сыр и масло для богатых, обертывать тряпицами грудки творога.

В тот день мы с няней немного задержались. Посетителей в это время обычно уже не бывало, и дверь мы не закрывали. Няня понесла выручку хозяину в дом, а я осталась складывать непроданный товар в корзину, чтоб потом оттащить в ледник....

– Какая умница! Так ловко у тебя все получается! Ты и со мной будешь такой покладистой? – раздался противный голос за спиной. Я подскочила. Но не успела повернуться, как омерзительные, похожие на сырые колбаски, пальцы сжали мои груди.

Мне показалось, что на глаза упала кровавая пелена от бешенства. Не помня себя, я лягнула наглеца, целясь в коленную чашечку. Потом сгруппировалась и, схватив за кисти нападавшего, дернула вперед. Перелетев через меня, он шлепнулся спиной на каменный пол, как тяжелый мешок, и заорал дурниной.

Я наступила ногой на его причинное место и пригрозила:

– Попробуй еще сунуться! Я из тебя вообще дух вышибу!

Тут вернулась няня и испуганно вытаращилась на поверженного мужика, который оказался владельцем мясной лавки, что была напротив нашей.

– Ленси, детка, что произошло?

Все еще разъяренная, как бык на турнире, я пнула лежавшего в бок.

– Няня! Он меня хотел обесчестить!

Но няня понимала, что мораль и справедливость на моей стороне, а вот закон может оказаться на стороне того, у кого больше денег. И она попыталась сгладить конфликт, сказав, что ни ему, ни нам огласка не нужна. Я хотела извинений и заверений, что больше такое не повторится, но мой противник, кряхтя, поднялся и молча ушел, бросив на меня взгляд, полный затаенной злобы.

Я бы еще, наверно, кипятилась, но няня меня отвлекла, сказав, что заработала больше денег, чем думала, и мы теперь можем поехать на ярмарку, купить обновки и посмотреть выступление циркачей.

Инцидент как-то испарился из моей памяти. Я решила, что любая девушка в ярости способна справиться с таким неуклюжим мешком. Хотя сейчас понимаю, что для девушки проще было бы укусить нападавшего, закричать, что есть силы. Я же действовала, как солдат…

«Фиалка! Ты должна уметь постоять за себя!» Я и постояла! И этому научил меня мой друг! Теперь у меня не осталось сомнений в том, что сон мой не был просто сном. А какая-то часть из него определенно происходила со мной.

Из маленьких разрозненных кусочков смальты вдруг начало вырисовываться какое-то необыкновенное мозаичное полотно.

И не нужно быть профессором арифметики, чтоб сложить два плюс два.

Итак. Официальная версия того, что я собой представляю и имею.

Отец владел небольшим постоялым двором, мама разносила еду и вела учет заказам. Моя Гуннильда – сирота, подобранная из жалости. Она жила в нашем доме и помогала по хозяйству. Потом она согрешила с заезжим молодцем и родила ребенка. Но родственники непутевого папаши узнали об этом и отобрали малыша. И моя мама в это время родила меня. Молока у нее было мало, вот Гунни и вскормила меня. Поскольку замуж порченую девицу никто не взял бы, она и осталась у нас навсегда. И прислужницей, и моей нянькой.

Далее следует очень печальная страница моей жизни. Когда мне было двенадцать лет, случился пожар. Гунни жила во флигеле, и в ту ночь ей почему –то не спалось. Она вязала носки для меня. При свете свечей она не замечала пламени, облизывавшего дом. А когда взглянула в окно – просто обомлела. Стряхнув оцепенение, она ринулась в дом и вытащила меня, почти угоревшую от дыма. Затем кинулась спасать мою маму. Прибежавшие соседи помогли вынести и ее. Но вскоре она умерла, но перед кончиной взяла с Гуннильды клятву, что та не бросит меня и сказала, в каком месте хранятся их сбережения. И там же на бумаге имена ее братьев и города, в которых они живут. Мы должны были добраться до кого-либо из них и попросить помощи.

Вот этим, собственно, и объясняется то, что мы срывались с насиженного места и уезжали.

А, ну еще сбережения, которые позволяют Гунни не убиваться на работе, а больше времени проводить со мной.

Но факты вклинивались в эту легенду, разламывая ее, как оттепель ломает в куски лед на реке.

Мы переезжали в город, где живет мой очередной дядя. Отлично. Но в его особняк нас не приглашают, а сразу мы едем в маленький неприметный домик, где и останавливаемся.

Я что, блохастая или лишайная, раз почтенный бюргер не соизволит даже взглянуть на племянницу?

Дальше. Зачем защитный медальон дочери обычных горожан? Почему няня всегда запрещала завязывать тесную дружбу со сверстницами? Чтоб я не задала вопрос: «Почему они не умеют читать и писать?» Или что их досуг отличается от моего? Я не вяжу носки и не вышиваю крестиком. Мне это не интересно. Зато люблю читать книги и рисовать. И…! Эти увлечения стоят хороших денег! Откупаются дорогими подарками родственники за то, что на порог не пускают?

Если то, что мне привиделось сегодня, и в самом деле сон, то откуда тогда мое умение постоять за себя? Точно не нянюшка научила!

Нестыковки, на которые раньше я не обращала внимания, посыпались на меня, как горох из дырявого мешка.

И вот еще одна. Сейчас мне почти восемнадцать, и по соседству, и среди знакомых на рынке и домах, окружающих «нашу» лавку, не наблюдалось моих ровесниц. И все потому, что родители не хотели держать лишний рот в доме и стремились выдать замуж дочурку лет с пятнадцати и чуть ли не за первого встречного, который предложит хорошую цену. Это было отвратительно. Потому что у молодых достаточной суммы не было, и выкупали юных невест травленные молью купцы или лавочники.