— Хорошо. Я подожду здесь. — Я стою лицом к двери. — Дай мне знать, когда закончишь.

Сначала ничего не происходит, но спустя несколько мгновений она отпускает мою футболку. Я слышу, как она писает и спускает воду в туалете. Вскоре включается душ.

Я смотрю на дверь перед собой и размышляю. Я не специалист в области психологии, но знаю, что ее поведение не совсем типично для подобной ситуации. Оно совершенно противоположно тому, что я ожидал от женщины, пережившей сексуальное насилие. Я предполагал, что она не захочет подходить к незнакомому мужчине ближе, чем на десять футов. Такого не ожидал и не знаю, как себя вести.

До меня доносится звук учащенного дыхания, как будто у нее приступ паники.

— Все в порядке? — спрашиваю через плечо, не глядя в сторону душа.

Раздается сопение и тяжелое дыхание. Сдавшись, я решаю заглянуть в кабинку и вижу, что девушка сидит, укутавшись в одеяло. Она судорожно трет мочалкой между бедер, кожа сильно покраснела.

— Черт! — Я быстро захожу в душ и встаю перед ней. — Хватит. Ты чистая. — Я беру ее за руку и отцепляю ее пальцы от мочалки. Неохотно она отпускает ее, одновременно ослабляя хватку на одеяле. Мокрое одеяло спадает с ее плеч. — Все в порядке.

Обжигающе горячие брызги падают на нас сверху, но бедняжка дрожит. Я подхватываю ее на руки и осторожно выхожу из ванны, усаживаю ее на тумбу. Полотенце, которым пользовался ранее, висит на стене рядом со мной. Я беру его и обматываю вокруг плеч девушки.

— Mishka, посмотри на меня, — говорю я и, взяв ее подбородок между пальцами, приподнимаю ее голову.

— Мне надо снять футболку, а то я тебя опять намочу. — Моя одежда совсем промокла, но не думаю, что это хорошая идея — оставить ее здесь одну, пока пойду переодеваться. — Ничего страшного?

Она смотрит на меня покрасневшими глазами, которые мечутся туда-сюда, как будто хочет что-то сказать, но ее губы остаются сомкнутыми. Затем они размыкаются, и она испускает тихий вздох, за которым следует звук стучащих зубов. Резкий светодиодный свет над раковиной светит прямо на нее. Я оглядываю ее миниатюрное тело, завернутое в полотенце, и темно-каштановые волосы, свисающие вокруг ее лица. До сих пор я не имел возможности хорошенько ее рассмотреть, и меня поразило, как молодо она выглядит.

— Господи, малышка. Сколько тебе лет? — шепчу я.

И, конечно, ответа нет.

Я хватаю в горсть футболку сзади и стягиваю ее через голову, бросая на пол.

— Не бойся. Это просто татуировки.

Девушка переводит взгляд на мой торс, рассматривая множество гротескных сцен, украшающих кожу. Прищуривается и подается вперед, изучая черные изображения. Затем поднимает взгляд вверх, пока не оказывается лицом к лицу со мной, глядя на меня карими глазами.

— Не скажешь мне что-нибудь? — спрашиваю я. — Свое имя?

Ничего.

— Меня зовут Павел. Но чаще называют Пашей. Это русское сокращение от полного имени.

Ее глаза удивленно распахиваются, но с ее губ не срывается ни слова.

— Хорошо. Давай отнесем тебя в постель и согреем.

Как только произнес эти слова, она снова цепляется за меня, обхватывая руками и ногами, как и раньше. Я поднимаю полотенце, упавшее рядом с раковиной, накидываю его ей на плечи и несу ее к своей кровати.

— Мне нужно переодеться, — говорю я, накрывая девушку одеялом. — Я принесу тебе что-нибудь из одежды. Футболка подойдет?

Не знаю, зачем продолжаю спрашивать, если она никогда не отвечает. Уложив ее в постель, пересекаю комнату и захожу в гардеробную. Переодеваюсь в сухие пижамные штаны, надеваю другую футболку, потом роюсь в шкафу, пытаясь найти футболку поменьше. Знаю, что у меня где-то была одна, которую Костя подарил мне пару лет назад, она оказалась на несколько размеров меньше. Ему сделали ее на заказ с надписью «Стильные предпочитают анал». Идиот.

Раздается шаркающий звук, и я оглядываюсь через плечо: в дверях стоит укутанная в одеяло девушка. Она делает шаг вглубь гардеробной и смотрит на полку, где храню футболки. Их не так много, может быть, всего десять. Я надеваю их только, когда занимаюсь спортом. Весь остальной гардероб состоит из нижнего белья, пижам, парадных рубашек и костюмов. У меня нет ни джинсов, ни толстовок, ни другой повседневной одежды. Я поклялся себе много лет назад, что никогда больше не буду носить джинсы.

Ее взгляд падает на нижнюю полку, где я храню обувь, затем переходит на правую, где по всей длине помещения тянется вешалка. На ней висит не менее тридцати костюмов и вдвое больше рубашек. Как только она их видит, то застывает, делает два шага назад и бросается прочь.

Я хватаю с полки первую попавшуюся футболку и выхожу из гардеробной. Девушка свернулась калачиком на кровати спиной ко мне.

— Я оставлю ее тут для тебя, — говорю я и кладу сложенную футболку у изножья кровати. Незнакомка не реагирует.

Надо бы принести ей что-нибудь поесть, но это может подождать. Ей больше нужен сон. Я присаживаюсь на край кровати, глядя на хрупкую фигурку. Она натянула край одеяла до самого лба. Я протягиваю руку к ее спине, поверх одеяла, и поглаживаю. Девушка издаёт небольшой вздох и слегка расслабляется под моей ладонью. Она лежит на другой стороне кровати, поэтому я ложусь на безопасном расстоянии от нее и продолжаю успокаивающее поглаживать ее спину.

* * *

Под боком у меня прижимается что-то теплое. Я открываю глаза и вижу, что девушка уютно устроилась на мне, перекинув руку через грудь и прижавшись лицом к плечу. Похоже, мы оба заснули. Часы на стене показывают четыре часа дня. Черт.

Как можно осторожнее я высвобождаюсь от спящей девушки и направляюсь в ванную, чтобы собраться на работу. Спустя пятнадцать минут, когда я выхожу, она еще спит. Я подумываю разбудить ее, чтобы сообщить, что мне пора уходить, но решаю ее не тревожить.

На кухне и в холодильнике почти ничего нет, потому что я обычно заказываю еду или ем на работе. Я нахожу несколько яиц, буханку хлеба и джем и кладу все это на стол для моей гостьи. Затем быстро пишу записку, что ушел на работу и она должна поесть, и оставляю на тумбочке рядом с кроватью. Одеяло сползло с девушки, и я снова ее накрываю, но вместо того чтобы сразу уйти, наблюдаю за ней несколько долгих мгновений.

Холодно. Так холодно. Я плотно укутываюсь одеялом и сажусь в постели. Вокруг ни души. Где же Павел? Может быть, он в другой комнате? Я прислушиваюсь к звукам, к любым звукам, но вокруг тишина. Рядом с кроватью горит торшер, освещая листок бумаги на тумбочке. Я беру его и подношу ближе к лицу. У меня всю жизнь близорукость, мне приходится очень близко держать записку от глаз, чтобы четко разобрать написанное.

В записке говорится, что он вернется поздно вечером. Я кладу бумажку обратно на тумбочку. Он оставил меня одну в своей квартире. Я вздрагиваю и плотнее закутываюсь в одеяло. Сколько сейчас времени? Сколько мне придется ждать его возвращения? Я откидываюсь на спинку кровати и, зажавшись в углу между изголовьем и стеной, закрываю глаза.

Что, черт возьми, со мной происходит? Когда проснулась сегодня утром, чувствовала себя совершенно нормально, пока он не упомянул о моей семье. Одна мысль о том, что они узнают, что со мной случилось, вывела меня из равновесия. Словно меня внезапно бросили в пропасть. Тьма оказалась слишком знакомой. Та самая пустота, в которой я провела последние два месяца, полностью отрешившись от всего, что происходило вокруг меня. Или со мной. Казалось, что она поглотит меня целиком. Словно невидимый токсичный газ, ядовитый шепот которого обволакивал мой разум, желая чтобы я его впустила. «Нечистая, — шептало оно. — Грязная. Никто и никогда больше не захочет к тебе прикасаться». Но тут Паша погладил меня по спине. Я не показалась ему отталкивающей. Голоса прекратились, и черная дыра закрылась.

У меня появилась странная уверенность, что этот голос не вернется, пока Павел рядом. Но сейчас его здесь нет.