Вернулся мистер Паркер чуть ли не затемно — еще с одним грузом бочек.

Только что все закончив к вечеру, я вышел во двор его встретить. Мне хотелось у него кое-что спросить о швартовном якоре.

— Он довольно тяжелый, — сказал я. — Как мы будем вывозить его на озеро?

— Вы у нас лодочник, — ответил он. — Вот вы мне и скажите.

— Ну, если погребем на ялике, он нас сразу опрокинет.

— Точно?

— Ну. Вообще-то нам нужен настоящий швартовный плот, с дырой посередине, через которую сбрасывать якорь.

— О, — сказал он. — Понятно.

Когда мистер Паркер впервые сообщил мне, что о лодках ему ничего не известно, по-настоящему всерьез я к этому не отнесся, но за последние несколько недель осознал, что так оно и есть. У него, казалось, нет ни малейшего представления о том, как устраивать швартовку, и я теперь видел, что всю деятельность возглавить придется мне.

«— И как же нам сделать швартовный плот? — спросил он.

— Довольно просто, — ответил я. — Нужны четыре пустые бочки и немного досок.

— Ну, свободных бочек у меня нет.

— О… а эти?

— Заняты, — сказал он. — Я хотел их продать на ту вашу фабрику.

— Вы их для того и собирали?

— Конечно. Вы мне сами сказали, за них дадут хорошую цену.

— Да, но… до фабрики ехать и ехать.

— Это ничего. Расстояние меня не смущает, если можно выгоду получить.

— Но как же вы их все туда повезете?

— На грузовике.

— Я не знал, что он у вас есть.

— Есть, вы сами видели. В амбаре у Брайана Уэбба.

— А, ну да.

— Он свое сено у меня держит, а я у него свой грузовик.

— Удобно вы с ним договорились.

— Это взаимовыгодно, да и наличка туда-сюда не ходит.

Я кивнул, и мы замолчали. Мистер Паркер смотрел на швартовный якорь и, казалось, обдумывал мое предложение.

— Так, — наконец сказал он. — Наверно, если надо, то четыре бочки выделить получится. Сможете этот самый плот построить?

— Смогу, если хотите, да.

— Тогда ладно, — сказал он. — Работа ваша.

Как обычно, вечером я побаловал себя ванной. Вероятно, это было лучшее в том, что я теперь жил во флигеле. Много горячей воды, и, хотя наливалась ванна медленно, в конце трудного дня то всегда был роскошный миг. Обычно я дожидался, когда поужинаю, а потом час или около того плескался, и лишь затем шел в паб. Сегодняшний вечер не был исключением. Часов в восемь я открыл краны, и ванная медленно наполнилась паром. Через десять минут я скользнул в горячую воду, постепенно, пока вода не заплескалась надо мной. Сколько я так пролежал, точно не уверен, но меня прервали. Уши мои были в воде, а ноги — на краях ванны, и я вдруг понял: что-то стучит. На миг я решил, что панель на сарае оторвалась, но затем вспомнил, что это вряд ли. Нет, стук шел откуда-то гораздо ближе. Я сел и снова прислушался. Кто-то стучался снаружи в окно. Я выбрался из ванны и выглянул в матированное стекло. В темноте различался только розовый овал.

— Эй?

То была Гейл.

— Нам только что из «Вьючной лошади» позвонили, — сказала она. — Вы должны на дротики прийти.

— Но сегодня ж не тот вечер, — сказал я.

— Так передали, — ответила она, и розовый овал исчез.

Не очень понимая, сколько она сумела разглядеть через матовое стекло, я быстро вытерся и оделся. Никакого смысла в сообщении не было. Все матчи по дротикам до сего времени проводились по четвергам. Сегодня был только вторник, поэтому я понятия не имел, зачем им понадобился. Не станут же они мне звонить и вызывать на обычную тренировку? Это же всего лишь игра, в конце концов. Но все равно я подумал, что лучше будет добраться туда побыстрее, поэтому сходил к большому сараю за мотоциклом. Обнаружив, что мистер Паркер уже запер его на ночь, я решил двинуться пешком, раз так. Я уже давно пришел к выводу, что это гораздо разумней, учитывая, сколько пива льется в эти вечера дротиков. Хотя сегодня, вероятно, лучше было бы ехать на мотоцикле.

Едва зайдя в нижний бар, я понял — что-то не так. Времени половина десятого, тут должно быть битком, как обычно в вечера игр. А паб был почти пуст. Ни Тони, ни Гордона не видать. Хозяин разговаривал с парой человек в верхнем баре и какое-то время меня не замечал. Когда же наконец решил меня обслужить, дружелюбным он отнюдь не выглядел.

— Да? — сказал он.

— Где все? — спросил я.

— Играют в «Поденщике», — ответил он. — Где и вам быть полагается.

— Но я же думал, дротики по четвергам.

— Это если дома играем! — рявкнул он. — А на выезде по вторникам.

— Ой, — сказал я. — Этого я не знал.

— Вы что, не читаете расписания игр?

— Э… нет, извините.

— Ну все равно вы уже опоздали. Матч наполовину кончился.

— Извините.

— Чего будете?

— Пинту «Экса», пожалуйста.

— Бочка всё.

— Ох, — сказал я. — Что ж, я могу подождать, пока замените.

— Не собираюсь я ее менять.

— Вот как?

— Да, боюсь, что нет.

И с тем он вернулся в верхний бар, откуда его дружки посматривали на меня вроде как злобно. Я же остался стоять — мне было неловко, и я не понимал, что делать, но тут заметил, что не вполне один. Еще в нижнем баре сидел подельник Брайана Уэбба по давешнему перемещению овец. С того раза мы с ним немного раззнакомились, и я теперь знал, что его зовут Морис. Оказалось, это он водит школьный микроавтобус. Он поманил меня к себе, я подошел, и он тихо заговорил.

— Объяснимая ошибка, — сказал он. — Ничего не попишешь.

— Да нет, — сказал я. — Приди я пораньше, я бы знал. Мне очень хотелось еще раз сыграть в «Поденщике».

— Я знаю, но теперь вы всех взяли и расстроили, поэтому вам лучше какое-то время не высовываться.

— Что же мне теперь делать?

— Ну, лучше всего вам будет выпивать неделю-две где-нибудь в другом месте, пока все про это не забудут.

Во мне вдруг шевельнулся испуг.

— Но тут же один «Перезвон», — сказал я.

Морис сочувственно поглядел на меня.

— Стало быть, тогда там, нет?

На следующий день я работал в сарае, когда со двора ко мне приплыли «Полфунта киселя». Я быстро подошел к двери и выглянул в щель — туда как раз подъехал желто-белый фургон мороженщика. Очень традиционное транспортное средство. На крыше был установлен большой пластмассовый рожок, а под ним синим значились слова «СНЕЙТ ИЗ УЭЙНЗКИЛЛА». Машина остановилась, холодильный агрегат ее продолжал жужжать, а все огни сверкали. Кто за рулем, я несколько мгновений разглядеть не мог — голова водителя пряталась, пока он возился под приборной доской. Казалось, у него значительные трудности с бубенцами — машинка все время повторяла наобум «Полфунта киселя», и управиться с нею он, очевидно, не мог. К тому же играло очень громко. Звук шел из четырех серебристых рожков спереди фургона, а затем эхом отзывался от различных построек во дворе. Я откатил дверь сарая полностью и вышел на улицу. Заглянув в кабину, разглядел, что водитель отчаянно пытается перемкнуть различные проводки, чтобы как-то повлиять на этот перезвон, но все было тщетно. Водителем был Дикин.

— Чертовы бубенцы, — сказал он, выскользнув из кабины по сиденью и вылезая наружу. — Все время заедает.

— А вообще их выключить нельзя? — предположил я.

— Нет, — ответил он. — Если так сделать, фары гаснут и холодильник отключается.

— Ох батюшки.

— Тут все не так законтачено, а я никак не могу разобраться.

— А с остальной песенкой что стало?

— Не знаю, — сказал он. — Я ни разу не слышал ничего, кроме «Полфунта киселя».

Пока мы с ним разговаривали, нас постоянно прерывали вопли из четырех рожков, и по каждому такому случаю нам приходилось обрывать беседу, пока шум не стихал.

— Хотите, я посмотрю, в чем там дело? — спросил я.

— Можно, если хотите, — сказал он. — Я уже сам не свой. Томми дома нет, видимо?

— Нет, извините.