Я влез в кабину и обнаружил, что внутри так же шумно — гудел холодильный агрегат, а над головой беспрестанно раздавался этот перезвон. На приборной доске имелся переключатель, из-под которого торчало несколько разноцветных проводков. Я попытался поменять некоторые местами, но преуспел лишь в том, что в пластмассовом рожке на крыше начали вспыхивать огоньки. Я воткнул провода в те же места, где они были раньше, и вылез из кабины. Затем предложил зайти в сарай, где все же было поспокойней.

— Ваша фамилия же не Снейт, верно? — поинтересовался я, когда мы зашли внутрь.

— Нет, — ответил он. — Я Дикин.

— Я так и думал. Так, а кто этот Снейт?

— Это человек, который владел фабрикой мороженого в Уэйнзкилле.

— А, — сказал я. — Я и не знал, что там такая была. — Ну, ее теперь оптовики купили, а имя оставили. — Как же тогда вышло, что вы на этом фургоне ездите?

Дикин покачал головой.

— Даже не спрашивайте.

— А, ладно.

— Ну, в общем, расскажу, если хотите. — Он окинул взглядом перевернутые лодки и сел на ближайшую, а затем продолжил: — Этот фургон с мороженым раньше приезжал сюда по выходным и торговал бойко. Отдыхающие всегда в очередь вставали за рожками и вафлями. И за леденцами. Золотая жила, ни дать ни взять. Когда Снейт продался, франшизу он держал отдельно и предложил ее Томми вместе с фургоном. Томми, конечно, ухватился, но потом убедил взять ее меня.

— Но вам же и так некогда, вы молоко развозите, разве нет?

— Так я ему и сказал, но он стоял на своем, дескать, и мороженое тоже возить могу, в свободное время.

Тут Дикина снаружи перебил припев «Полфунта киселя».

— Чего ж вы просто не отказались? спросил я, когда все стихло.

Дикин вздохнул и снова покачал головой.

— Томми это представил как хорошую мысль. Я в итоге обменял свой грузовик на пикап и фургон.

— Это грузовик, что у Брайана Уэбба стоит?

— Он самый.

— И какие-то деньги кто-то доплачивал?

— Нет, там было взаимовыгодное соглашение. Но по этому поводу я и хочу сейчас увидеться с Томми. Предполагалось, что я фургон возьму погонять только на испытательный срок, а теперь, похоже, я с ним застрял.

— Вам что, значит, не понравилось мороженым торговать?

— Я был так занят, что изматывался в хлам! — сказал Дикин. — А потом сезон закончился, и торговля сдохла.

— Да, следовало ожидать.

— И я, в общем, решил за это не браться. Фургон больше ни для чего не пригоден, и я хочу его вернуть.

— Ну, так и что мешает?

— Никак не могу Томми застать.

На Дикина принялись нисходить мрак и отчаяние. Он сидел на лодке, возбужденно оглаживая ладонями ошкуренную краску. В результате ладони у него постепенно стали свекольными. Когда он это заметил, на его лице проступило смятение, и мне пришлось подавить в себе желание обнять его за плечи и сказать: «Ну, будет, будет».

Вместо этого я предложил ему тряпку, чтобы он вытер руки, а следом — чаю с печеньем во флигеле.

— Примите, если желаете, мой совет, — сказал я, пока мы ждали, когда закипит чайник, — и поговорите с Томми, как только его увидите.

— Да, — сказал Дикин. — Надо приехать и с этим разобраться.

— Не откладывайте в слишком уж долгий ящик.

— Да, вы правы.

— Кстати, мне с вами за молоко нужно рассчитаться.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал он. — Времени у нас навалом.

Теперь, скинув с плеч груз фургона с мороженым, Дикин зримо приободрился. К тому времени как я подал ему чашку чая с печеньем, он уже начал возвращаться в норму. Затем взгляд его упал на новый номер «Газеты торговца».

— У-у, да, — сказал он. — Я вам тут должен кое-что показать.

Он протянул руку и принялся листать ее, пока не отыскал ту страницу, какую хотел. Я совсем не удивился, когда он показал мне рекламу «ЦИРКУЛЯРНОЙ ПИЛЫ С НАЕМНЫМ РАБОТНИКОМ».

— Это вы, — провозгласил он.

— Да, — ответил я. — Так я и подумал.

— Томми, значит, вам про это не говорил?

— Непосредственно — нет.

— Ну, — сказал Дикин. — Он вас сдает в аренду за столько-то в час и платит вам столько-то в час, а разница — его прибыль.

— А амортизационные расходы сюда включаются?

— Э… нет. Амортизация — это другой счет будет.

— А, ну да, — сказал я. — А вы не в курсе случайно, какая у него почасовая ставка?

— Нет, извините.

— Ну а вам он сколько платил?

— Когда?

— Когда вы ему помогали сарай строить.

— Ничего.

— Что?!

— Штука вот в чем, — сказал Дикин. — Томми не любит расставаться с наличкой. Если можно этого избежать.

— Да, это я заметил.

— Но, осмелюсь сказать, что-то за все свои хлопоты я все-таки получил.

— В смысле — оплату натурой?

— Ну, вроде как да. — Дикин поднялся. — В общем, спасибо за чай и печенье, но мне пора двигаться. У меня гомогенизированное молоко в холодильнике. Особая доставка.

— Кому?

— Дяде Руперту Брайана Уэбба. Он там всегда по средам.

Вскоре после Дикин уехал. Я вышел во двор и постоял, глядя, как он спускается по бетонке в своем списанном фургоне мороженщика. Затем услышал трубный перезвон «Полфунта киселя», и Дикин скрылся из виду.

Тем вечером я начал отбывать свой двухнедельный срок в «Перезвоне». Две недели просидеть в пабе, где нет женщин, дротиков и «Топэмовского» «Эксцельсиора-горького», меня не очень привлекало, поэтому я откладывал поход туда где-то до без четверти десять. До этого я пару часов провел за рисованием чертежей швартовного плота, недоумевая, как это мне удалось влипнуть в такое дело. Правда заключалась в том, что я, хоть и знал, как он должен выглядеть, на самом деле никогда такой не строил. Лишь после того, как я полвечера провозился с карандашом и бумагой, мне удалось набросать подходящую «модель». Затем, когда дел у меня никаких не осталось, я вышел на улицу.

«Перезвон» теперь казался еще тише, чем в мой предыдущий визит. Те же люди сидели на тех же местах и пялились к себе в выпивку, а хозяин (которого, очевидно, звали Сайрил) стоял за стойкой и надраивал стаканы. Беседа текла в лучшем случае бессвязная. Время от времени кто-нибудь отпускал какое-нибудь замечание о погоде или упоминал, кого сегодня видел, но по большей части разговоры были далеко не такие интересные. Конечно, присутствовал Ходж — занимал один из табуретов у самой стойки. Он кивнул, когда я вошел, я тоже кивнул в ответ, и меня поразило — уже не впервые, — до чего странные у нас с ним отношения. Я уже некоторое время регулярно звонил и заказывал продукты — и получал счета, которые пока не оплатил. Я был уверен, что, когда звонил, трубку снимал Ходж, но он ни разу не подтвердил этого факта, да и я ни разу не представился. Лишь просил доставлять заказы во флигель. Если Ходж и знал, что это я, — виду не подавал. Я же, со своей стороны, понятия не имел, когда полагается платить по счетам. Ничего никогда не говорилось, и мы просто сидели бок о бок, выпивали и друг к другу никакого отношения не имели.

Лишь на третий такой вечер обсуждению подвергся вопрос продовольствия, да и то вкратце. Ходж повернулся ко мне под конец особенно безмолвного затишья и сказал:

— Кстати, у нас в лавке новая партия фасоли.

— Тушеной?

— Да.

— А, ну да, — сказал я. — Учту.

— Просто подумал дать вам знать.

— Спасибо.

После чего мы оба вернулись к созерцанию своей выпивки, и вопрос этот больше не поднимался.

Когда я шел домой, мне взбрело на ум, что мож-но было бы съездить в «Поденщик», глянуть, там ли Лезли. В конце концов, в тот первый вечер, когда мы вместе играли в дротики, она была очень дружелюбна, предлагала мне выпить, а потом сказала: «Может, тогда в другой раз». Казалось, это весьма очевидный намек. Единственная беда заключалась в том, что у меня не было никакого весомого «предлога» ни с того ни с сего объявиться в ее местном пабе. Уэйнзкилл располагался в добрых десяти милях, и дорога туда шла отдельная, поэтому не мог же я просто зайти внутрь и сказать, что мимо проезжал. Матч по дротикам, который я пропустил, предоставил бы идеальную возможность получше узнать Лезли, но этот шанс, к сожалению, пропал. Теперь я понятия не имел, когда вновь увижу ее.