Оставаться дома я не хотела. Идти в университет на следующий день тоже не тянуло. Ночью отец уже казался мне глупым, анекдотичным леприконом с ослиными ногами. Мать в истерике вызывала у меня чувства презрения: нужно было следить за собой и быть классной женщиной, а не ходить и ныть. Я презирала свою семью: они меня обманули. У меня было тотальное разочарование: вся эта бедность, оправдываемая нравственностью, все старье в нашей квартире, что внегласно подносилось как родовое наследие, и все напутствия и нравоучения оказались фальшью. Я вышла на балкон, закурила сигарету и написала Глебу СМС: «Спишь?»

Спустя два часа я была у него в квартире, где он лишил меня девственности. Он жил в двухэтажной квартире в Жулебино, в доме, где проживали новоявленные обеспеченные семьи. У него с братом был целый этаж с отдельными комнатами и санузлом, и постоянно проходили тусовки, пока его моложавая мать пыталась укладывать малышей на первом этаже. Отец Глеба, предприниматель и бывший сотрудник МВД, дома появлялся редко, при этом Глеб гордился своим отцом. Его жилище казалось мне шикарным и молодежным, и мне становилось еще более стыдно за квартиру моих родителей. У Глеба был сделан отличный ремонт, комната была наполнена новыми, современными вещами и техникой, он полностью раскрывал свой мир, как хотел, а не пытался находить себе угол в царстве шкафов, ковров, сервантов и пыльных книг с запахом старой послевоенной бумаги. На стене его комнаты висел огромный плоский телевизор с подключенной видеоприставкой. Часть комнаты была оборудована под спортивный уголок, шкаф-кладовая был забит его модными молодежными шмотками и аксессуарами. На столе открытым стоял ноутбук, и в социальные сети днем и ночью приходили сообщения. Музыка из колонок долбила по полу, а его мама с нижнего этажа не говорила ему ни слова, ведь он был любимым старшим сыном ее мужа, от которого она сильна зависела.

Этот дом никогда не засыпал. Сюда валом валили репетиторы для его младших братьев и сестер, друзья и подружки Глеба, новоявленные музыканты. По ночам у Глеба все время кто-то торчал, он был парнем крутым и востребованным, оттого мой статус его девушки казался мне большим достижением. Когда я ехала в такси, он попросил меня зайти в магазин и купить спиртного. Я купила себе шампанское, а на «Джек Дениелс» по его заказу у меня не хватило денег, и я взяла ему водки. Пусть он сделает меня женщиной под дешевую водку, решила я, ведь от дорогих коньяков я отказалась сама, побрезговав мотельными продавленными кроватями. Я уже поймала попутку, когда мне стало стыдно за водку и заехала к своей подружке и попросила у нее занять мне денег. Я вернулась в супермаркет и купила обещанный «Джек Дениелс», дорогую шоколадку и бутылку колы.

Я нервно курила у подъезда и прятала глаза от выходящих во двор собачников. Я стояла в белом платьице, джинсовочке и с большим звенящим бутылками целлофановым пакетом, жадно затягиваясь ментоловой сигаретой. Глеб попросил не звонить в домофон и должен был спуститься за мной. Прошло больше пятнадцати минут, я волновалась, что он не выйдет, потому что я не достойна его и что в его квартире в тот момент была девушка со спортивной фигурой, которая лучше разбиралась в музыке и во всем была лучше меня. Я присела на лавочку, открыла его виски и хлебнула из горла. Прямо в этот момент из подъезда вышел Глеб и рассмеялся.

– Ты чего так долго?! – обиженно возмутилась я. Я не понимала, рада ли я его видеть, но меня невротически тянуло к нему и, если бы он не вышел, я бы ждала его на этой лавке, оставляя бесконечное количество пропущенных звонков.

– Мамка не спала, одеться нужно было. Заходи.

Я зашла в подъезд просторной новостройки, как в дивный новый мир моего благополучного взросления. Все мне казалось недомашним, захватывающим – новый лифт с запахом стройки, синие подсвеченные кнопки, большие пролеты на этажах. В моей девятиэтажке у меня уже сформировался менталитет дикой нищенки, и поездки на «Гелендвагене» не смогли перебить это чувство. Я вошла в квартиру, сняла кроссовки и взяла их с собой на второй этаж. Но водить девушек домой для Глеба было привычным явлением, и он был не против представить меня маме. Он всех называл для нее «ребятами», и я тоже была «ребятами», одной из тусующихся восторгающихся Глебом малолеток.

Мы поставили музыку и распивали виски. Он сказал, что виски говно и мне подсунули подделку, но выпил всю бутылку. Я начала пить шампанское, но нервничала, думала, как мне предстоит принимать в этом доме душ и прошмыгивать в его рубашке от ванной до комнаты, поэтому я тоже прилично помогла ему с виски. Это хорошо, что в его комнате можно было смело курить в окно. В душевой кабине я растерялась, запутавшись в кнопках и кранах, и сильно намочила себе голову мощной струей сверху. Запахи гелей показались мне вкусными. Я не рассчитала с алкоголем, и у меня закружилась голова, и меня чуть не вырвало. Я схватилась руками о пластмассовую кабину, во рту жгло, в горле стоял привкус отрыжки, и я судорожно копалась в косметичке в поисках мятной жвачки. Я ополоснула лицо холодной водой и посмотрела на себя в зеркало: косметика растеклась, но еще оставалась на лице, я всячески старалась ее не смыть. Я подкрасила губы красной помадой, выпила обезболивающее и постаралась улыбнуться себе.

Я, подкруживаясь, шла по казавшемуся мне бесконечному коридору на звуки музыки из комнаты, где совсем скоро мне предстояло стать взрослой. Я боялась. Боялась, что он будет предлагать еще выпить. Боялась, что будет больно. Боялась, что ничего не будет и он просто уснет. Что кто-то войдет в комнату. Что из меня вытечет столько крови, что затопит комнату его мамы. Что меня вырвет ему прямо на грудь. Что у меня не получится. Он будет грубым. Он меня засмеет.

Мы какое-то время душно целовались, и от нас разило алкоголем, сигаретами и мятой. Для романтики я поставила на его трек-листе ВКонтакте музыку из моей подборки «для секса», которую я готовила уже несколько лет подряд. Затем он угловатыми движениями раздел меня догола, и я легла на спину. Я не была возбуждена, и каждый свой поцелуй и прикосновение я делала только для него и обстановки, сама я вообще не понимала, что происходит. Я протянула ему заранее приготовленный презерватив, как в рекламе. Он замешкался, попытался открыть упаковку, но его пьяные пальцы не слушались, и он отбросил изделие прочь. Когда он начал входить в меня, мне стало больно и некомфортно, но я все еще надеялась, что он даже и не поймет, что я была девственницей. Затем мне стало очень и очень больно и хотелось орать, но я стеснялась и стиснула зубы, имитируя удовольствие, хотя мое лицо напоминало пациентку стоматолога. Он начал двигаться во мне, делая мне еще больнее и больнее. К моей удаче, он быстро закончил, и я даже не поняла, кончил он в меня или на меня, мне все вокруг казалось неестественным, болезненным, мокрым и холодным. Я отмучалась, вылезла из-под него и укрылась одеялом. Он какое-то время еще теребил меня, а затем пошел курить в окно, а я проверила, оставила ли я на простыне кровь. Крови не было, и я вновь побежала в ванну. В ванной, несмотря на зудящую боль, у меня вдруг наступила эйфория: я со скрипом открыла дверь в новую жизнь, где получают удовольствие от секса и неистово любят. Я все равно была влюблена в него и в себя с ним. Я ожидала, что будет хуже. Он получил удовольствие, и целовал мое тело после этого, и самодовольно выкурил сигарету после меня. Я совсем не думала о произошедшем днем, не думала об отце, точно знала, что не пойду утром на учебу, и могла провести время со своим парнем.

ГЛАВА 5

Ночью мне не спалось. Сначала я пыталась чувствовать счастье своего дебюта, обнимая Глеба, но поняла, что мне было некомфортно трогать его сразу уснувшего и пребывать в той квартире. Мне хотелось просто слоняться по городу, но я боялась выйти из комнаты. Я несколько раз вставала к окну и курила, пока у меня вконец не заболела голова и еще больше не затошнило. Я осмотрелась в поисках воды. Везде были только обпивки алкоголя и липкой теплой газировки. Я закуталась под одеяло, пропахшее его ядреным спортивным дезодорантом, и погрузилась в поверхностный сон. Голову защемило, и я начала проваливаться в недра земли. Сердце застучало барабанными палочками, мое горло обхватили шершавые цепкие руки. Я почувствовала себя в страшном мире, какого не может быть на земле, – в мире огромных насекомообразных существ, обитающих под землей. Я была скована корнями деревьев, обвитая нитями и руками, и мне показалось, что я просто муха, ожидающая своего отвратительного паука-поглотителя. Ко мне полз Коря, его длинные руки уже душили меня, а уродливое тело подтягивалось ближе.