– Григорий Ефимович, спасибо, что приехали!

– Ништо, дело говори, времени мало.

– Беда у нас… дом проклят…

– Как это?

– Как при вас картина загорелась, так и пошло. За последние месяцы два пожара, муж мой на лестнице поскользнулся, ногу сломал, горничная от лихорадки в три дня сгорела… крышу чинили, так мужик артельный упал и разбился насмерть, в конюшне две лошади пали…

Вот так вот, в одном ряду – что мужик с крыши, что лошадь. Но вообще мне кажется, что Юсупова под воздействием моего прошлого «явления» просто подверстывает все события под идею «проклятия».

– Молились? Пост блюли? – перебил я поток жалоб.

– Освящали дом, молебны заказывали, но вчера… – всхлипнула Зинаида Николаевна, стремительно выдернула кружевной платочек, прижала к глазам и заплакала.

– Ну, ну, матушка, не изводи себя, договори.

– …Вчера… вчера… взбесился Клоун…

– Кто?

– …бульдог Феликса… – она снова заплакала, – взбесился, порвал сыну руку, бросался на всех, пришлось пристрелить… Сделайте что-нибудь, Григорий Ефимович! Не могу тут больше жить!

– Я только помолиться могу. Но молитва моя не сильней освящения, тут своя вера нужна. Крепко в православии стоять, соблюдать все установления, людям помогать. Хватит ли сил на такое? – ну, положим, сама Зинаида Николаевна сможет, она дама сильная и умная, а вот мужчины в ее семье на такое не способны.

И в подтверждение моим мыслям она отрицательно покачала головой.

– Хм… Лорд Фергюсон, – я для солидности произвел Кристиана в лорды, – дружок мой английский, в Лондоне баял, будто некий тамошний дюк, дабы избавиться от привидений, сдал свой дворец за один фунт в год Красному Кресту. Может, и вам отдать под приют или чего еще богоугодное?

– Григорий Ефимович! Возьмите в аренду! Хоть за рубль!

Кто молодец? Я молодец! Все правильно сделал. Подход, тонкий намек, бац – мяч в кольце. Юсуповы при их миллионах не обеднеют, а у нас будет роскошная штаб-квартира, даже с театральным залом – чтобы съезды проводить. А во-о-он там, прямо на Фонтанке, где настоящего Распутина под лед затолкали, сделаю купеленку, на Крещенье плескаться, будем ежегодное шоу устраивать. А на каланче флаги вывесим и «дацзыбаю» с молитвами, пусть все видят, что «Небесная Россия» за всех молится.

Примчались юристы, составили договор найма честь по чести, на десять лет без права отзыва. Феликс-младший, правда, тот еще сучонок, может мне крови попить, ежели в наследники выйдет… кстати!

– Старшего сына береги, – наклонился я к княгине напоследок. – Не ровен час, убьют на дуэли, лучше уж пусть по своему желанию невесту выберет.

Сразу переехать к Юсуповым не получилось. Сначала они неделю собирали вещи. Потом выяснилось, что кое-где и кое-что надо подремонтировать. Да и собственной мебели прикупить. Лена этим быстро увлеклась, перестала клевать мне мозг стихом. Да, он вышел в газете, наделал много шуму. Мне даже посыпались приглашения в поэтические клубы, отдельно пришлось выступить в Царском Селе. Аликс устроила вечер «музы и лиры». Причем в греческом стиле – умаялся осваивать, как правильно завязывать тогу. Смех и грех.

Сама Лохтина не удостоила, зато пришло гневное письмо от мужа. С настоятельной просьбой оставить его жену в покое. Что делать… оставил.

Кто-то про стих настучал жене – та устроила скандал. Точнее попыталась. И сразу сдулась, как показал ей кулак.

– Чем пахнет?

Учуяла быстро. Быстрее Швейка.

Хоть и обтесалась Парашка во дворце за последний месяц – все так же оставалась простой сибирской бабой. Чем и была ценима Аликс. Говорила, что думала, интриговать не умела, зато хорошо обходилась с детьми, стала своеобразной нянькой для царевен с наследником. Ну и моей шпионкой. Докладывала каждый день, даже коряво записывала, чтобы не забыть, благо оказалась грамотной.

– А вот на днях у царя министр был на докладе. Весь такой расфуфыренный, в звездах.

– Фамилию говори.

– Володька Коковцов. Я подслушала…

– Ну и что же ты подслушала?

– Тебя ругает, батюшка. Дескать, не дело в обход министра заводы покупать. Грозился не впускать твои станки, да пошлиной их обложить.

Я выругался. С Коковцовым еще со времен «поляковской битвы» было проблемно. Ставил он мне активно палки в колеса, вредил. Надо его убирать. И побыстрее.

– Что же царь?

– Сказал, пущай Столыпин рассмотрит и доложит.

Нет, Столыпин против Коковцова на пойдет. Этот товарищ усидел при Плеве, при Витте – трактором не сдернешь с места. Врос в систему по самые брови. Да и еврейские банкиры ему покровительствуют – носят деньги каждый месяц, а он закрывает глаза на бардак в финансовом законодательстве.

Можно, конечно, было действовать через Аликс. После «отбытия» Дэмчи, я опять целиком и полностью «определял» дела царского семейства. Но и злоупотреблять не хотелось – мне еще выпрашивать участки под заводы. Лучше всего какие-нибудь кабинетные земли. Или заложенные в земельном банке дворянские имения.

Решил попробовать по-другому. Еще с весны вокруг меня нарезал круги с разными прожектами один мелкий жулик. Ну как мелкий? Это я сначала думал, что Константин Михайлович Коровко – небольшая пиранья в этом жестоком океане акул. Велел боевикам последить за ним, а репортерам собрать сведения. Оказалось, вполне себе щучка.

Родился прохиндей в 1876 году в семье отставного есаула Михаила Емельяновича и Екатерины Егоровны Коровко в станице Уманской на Кубани, окончил полный курс Новоалександрийского института сельского хозяйства со званием ученого-агронома II разряда. В том же году на деньги Войска Донского отправился в Санкт-Петербург, где поступил в весьма престижный Технологический институт. Дрюня так и не смог выяснить, даже подмазав архивистов, почему обучение Коровко проспонсировало казачество? Чем он так им угодил?

Зато питерские приключения Кости удалось изучить вполне подробно. Благо в его окружении было несколько слуг, которые очень любили деньги. Еще больше самого шефа.

Обосновавшись в Петербурге, Коровко вскоре обнаружил, что отец перестал высылать содержание. Однако, несмотря на это, он появлялся в роскошных ресторанах Петербурга, снял квартиру на Невском и вообще жил на широкую ногу. Что же принесло Коровко такой стремительный скачок «из грязи в князи»? Аронов раскопал, что, еще будучи студентом, Коровко на пару с однокурсником попросту «разводили» провинциалов на деньги. «Компаньоны» торговали велосипедами и занимались биржевыми спекуляциями, параллельно продавали простакам двадцатилетних кобыл по цене трехлетних арабских скакунов с безупречной родословной.

Ну а поскольку начался экономический рост и в столице было полно нуворишей с «горячими» деньгами, парочка уверенно шла по стезе криминала и махинаций. Сначала Коровко провернул аферу с фарфоровым заводом, который удачно «сгорел». Костя прикарманил деньги вкладчиков, вместе со страховым возмещением, после чего пришло время различных «геологических экспедиций». Которые, разумеется, быстро находили то золото, то нефть. Попутно Коровко выступал на разных собраниях кадетов, октябристов с патриотическими речами, чем заслужил себе репутацию борца с «тлетворным влиянием Запада».

Костя обещал вкладчикам триста процентов прибыли, и надо сказать, что ему продолжали тащить денег. Но будучи умным человеком, он искал себе влиятельного покровителя – а ну как полиция все-таки доберется до его афер?

– Вам дам половину всего предприятия! – обещал мне Коровко, когда я наконец, согласился встретиться в чайной. – Двести тысяч годового дохода. Может, и больше.

– В чем же гешефт? – поинтересовался я, заказывая чайничек кяхтинского и колотого сахара.

– Каспийско-романовское общество! Нефть! Сам князь Тарханов в пайщиках!

Много восклицательных знаков, мало конкретики. Но она мне и не нужна была.

– Я-то готов, но надо кое-кого «подмазать».

Нам принесли чай, Коровко решил шикануть и заказал бутылку дорогого коньяка. Как он выразился, «смазать шарниры». Инженер хренов. Нет, чтобы заниматься чем-то полезным, вакансий на тех же железных дорогах – завались. Иди, работай, зарабатывай. Зарплаты у путейских инженеров вполне достойные, можно жить. Нет, пошел в криминал.