В главах книги я придерживаюсь следующей формы изложения материала. После вводной части я цитирую каждый пассаж, в котором Снайдер предъявляет факты, обвиняющие Советский Союз или одного из его лидеров (например, Сталина) в каком-либо преступлении или имеющие тенденцию к негативному отражению действий Сталина или Советов. Затем воспроизводится доказательство, которое Снайдер приводит в поддержку своего утверждения (обычно в подстрочном примечании). Далее каждый из источников, на который автор ссылается, первичный или, как правило, вторичный, проверяется и верифицируется на предмет доказательности приводимых Снайдером фактов.

В случае вторичных источников я проверял те первичные источники, которые используются вторичными. Это очень важно, так как тот факт, что один историк соглашается с другим, еще не является доказательством. Только первичные источники являются доказательствами. Соответственно, когда Снайдер цитирует в примечании другой вторичный источник, надо найти первоисточник для этого вторичного источника. Эта процедура продолжается до тех пор, пока мы не обнаружим тот первичный источник, на котором основываются все вторичные, или пока мы не выясним, что в действительности за целым рядом утверждений не стоит никаких доказательств, что они, таким образом, являются фальсификациями, а попросту говоря — ложью. Этот метод имеет большое значение для проверки фактов, предъявляемых Снайдером в качестве доказательств советских «преступлений», или, другими словами, для демонстрации того, что почти все они являются ложными.

Местами, где было возможно, приведены заголовки или подзаголовки к каждому параграфу из книги Снайдера. Целью этого является предоставить читателю выбор, проверить все утверждения или выбрать и отобрать некоторые, пропустив остальные.

Что касается так называемых советских или «сталинских» преступлений, как то: голод 1932–1933 годов, «ежовщина», «Большой террор», пакт Молотова — Риббентропа, Катынский расстрел, Варшавское восстание 1944 года и мнимый антисемитизм Сталина, — свое опровержение версии Снайдера я предварительно описал в подзаголовках под названием: «Что было на самом деле».

До сих пор никто не брал на себя труд сделать это. Ничего плохого бы не случилось, если бы книгу Снайдера оставили без внимания. Предполагается, что историки СССР, как и все другие историки, должны тратить свое время на поиск истины, а не на разоблачение лживых заявлений других историков. Но книга Снайдера имеет очень большое влияние, как и его статьи, напечатанные в научно-популярных журналах. Предлагаемые Снайдером факты, как правило, принимаются за правду, в то время как на самом деле они почти всегда ложны. Благодаря книгам, подобным книге Снайдера, ложь принимается за истину, а поток исторического познания замутняется.

В данной книге я докажу, используя источники самого Снайдера и другие свидетельства, что все фактические утверждения в «Кровавых землях» являются ложными, что ни одно из обвинений Снайдера против Сталина, советского руководства или прокоммунистических сил (как, например, партизан) не является правдой. Такой вывод требует пояснений, поэтому я объясню позицию в заключении. Одной из важных составляющих моего объяснения является «антисталинская парадигма», о которой я вкратце расскажу в начале книги.

Со времен большевицкой революции все академическое сообщество по изучению советской истории состояло большей частью из антикоммунистов. В феврале 1956 года, на XX съезде Коммунистической партии Советского Союза, Никита Хрущев, первый секретарь партии и лидер Советского государства, представил «секретный доклад», в котором обвинил Сталина (и Лаврентия Берию) в великих преступлениях. Хрущев и другие лидеры партии пошли еще дальше в своих нападках на Сталина на XXII съезде партии в 1961 году. После чего, вплоть до отставки Хрущева в октябре 1964 года, резко возрос поток псевдонаучных работ советских ученых, разоблачавших «преступления» Сталина.

«Секретный доклад» Хрущева 1956 года, антисталинские речи на XXII съезде партии и стремительный поток поддерживаемых Хрущевым фабрикаций создали основу для последующих книг с антисталинской направленностью. Среди них, к примеру, самой заметной стала книга Роберта Конквеста (Robert Conquest) «Большой террор» («The Great Terror»), которая в основном опиралась на материалы эры Хрущева (хотя Конквест также привлекал все антисталинские работы, которые мог найти, в том числе опубликованные до речи Хрущева). В более ранней статье Владимир Бобров и я рассматривали последнюю главу еще одной, основанной на материалах эры Хрущева книги Стивена Коэна (Stephen F. Cohen) «Бухарин и большевицкая революция» 1973 года. В нашей статье мы доказали, что в своей статье о судьбе Бухарина в период между 1930 и 1938 годом Коэн опирался на «открытия» эры Хрущева и что все «разоблачения» Коэна в указанной главе являются заведомо ложными. Все это благодаря данным из советских архивов, которые теперь доступны ученым[15].

Работы по советской истории во время Хрущева были не просто веянием времени. Они были намеренным искажением правды. Хрущев и его люди располагали всеми данными советских архивов, всеми данными, доступными нам сегодня, и не только. То же можно сказать о людях Горбачева, которые запустили другую, еще большую лавину антисталинских фальсификаций после 1987 года, лавину, которая продолжается по сей день.

Академическое поле советской истории сталинского периода строилось вокруг более или менее открытого восприятия лжи, во-первых, хрущевской эры, во-вторых, эры Горбачева и постсоветского периода. Но эта ложь оказывается несостоятельной перед свидетельствами в советских архивах, которые теперь доступны общественности. Однако принять этот факт означало бы признать, что работы десятков историков СССР построены на лжи.

Поэтому «антисталинская парадигма», как я называю эту модель советской истории сталинского времени, остается без внимания. Пока это служит антикоммунистическим идеологическим целям, пока правду можно игнорировать, хоронить, скрывать или пренебрегать ею, демонизация Сталина, тогдашнего советского руководства и коммунистического движения продолжает играть свою важную роль в антикоммунистической пропаганде, поддерживаемой престижем ученых экспертов во многих странах. Эта традиция породила такие работы, как «Кровавые земли» Снайдера.

Не нужно бояться, что ложь в таких работах, как книга Снайдера, будет разоблачена коллегами по изучению советской истории, так как антисталинская ложь крайне редко всплывает на поверхность. Когда историк может обвинить Сталина и СССР практически в любом преступлении, может говорить почти все, что угодно, пока его слова несут антисталинскую направленность, — в такой атмосфере начинает действовать «закон Грешема». Плохое исследование вытесняет хорошее или, по меньшей мере, превращает хорошее исследование в крайне осторожное, стремящееся не противоречить основной парадигме. В такой экономической и политической среде процветают такие ложные работы, как «Кровавые земли».

Касаясь изображения Сталина антикоммунистическими историками, подобными Снайдеру, Доменико Лосурдо (Domenico Losurdo), профессор Урбинского университета в Италии, пишет:

«Философы любят делать предметом своих рассуждений не только исторические события, но и те категории, с помощью которых мы интерпретируем эти события. При помощи какой категории мы интерпретируем сегодня Сталина? Кровавого безумия. Эта категория уже использовалась против Робеспьера, против революции 1848 года, против Парижской коммуны, но никогда против войны, или против Людовика XVI, или против жирондистов, или Наполеона. Что касается ХХ века, у нас есть психопатологические исследования Ленина, Сталина, Троцкого, Мао, но нет, например, такого исследования Черчилля. При этом все большевистские лидеры выступали против колониального экспансионизма, тогда как Черчилль писал: «Война — это игра, при которой следует улыбаться». Потом была бойня Первой мировой войны. Руководство большевистской фракции, в том числе Сталин, было против этой бойни, но вот Черчилль, опять же, говорил: «Война является величайшей игрой в мировой истории, здесь мы играем с самыми высокими ставками, война является единственным острым ощущением нашей жизни». Так почему же психопатологический подход применяется в одном случае и не применяется в другом?»[16]