«Господи, я же чудовищно обдолбанный, сейчас все это поймут»! – запереживал я.

Возле клуба стояла компания парней, и один из ребят попросил меня выбрать того, кому ему следует набить морду. Я обрадовался, потому что я понял, что я тут не самый отбитый и что я вряд ли буду замечен за своими грязными делишками.

– Смотри, наваляй-ка вот этому! – сказал я дебоширу, показывая рукой на самого здорового парня.

– Этому? Может, вот тому? – ответил дебошир, показывая на парня поменьше, при этом мне показалось, что в голосе дебошира звучат грустные нотки и что он хочет соскочить с им же предложенного дельца.

– Нет-нет, этому – я гнул своё.

– Ну что ж, хорошо, погнали! – с этими словами дебошир побежал к здоровяку и ударом в челюсть заставил того отшатнуться к стене.

Смит спросил меня, сколько я снюхал. Когда я ответил, что 5 дорог, он отшатнулся от меня и несколько секунд смотрел, выпучив глаза и подняв брови, а потом убежал в клуб.

Я ушёл ближе ко входу в клуб и докуривал уже 4 подряд сигарету, стараясь казаться нормальным и не привлекать внимания. При этом я зажигал новую сигарету, не успев докурить старую.

– Привет! Как дела? – сказала мне какая-то симпатичная девушка с розовым мелированием.

– У меня всё прекрасно! – ответил я.

– Да? А почему у тебя так стучат зубы и гуляют челюсти? – спросила она и я понял, что она хочет поиграть.

– А, да это холодно потому что, я легко одет – сказал я, не планируя сдаваться и решив валять дурака до конца.

– А почему ты трясёшь руками и не можешь прекратить двигаться?

– Так это чтобы согреться, понятно же!

– А почему у тебя такие большие зрачки? – в её голосе чувствовалось недовольство от того, что я всё отрицаю.

– Повышенное давление с детства, поэтому у меня всегда увеличенные зрачки.

– Ой, да ладно, понятно же, что ты обдолбанный!

– Да, мне такое часто говорят, но я не имею к этому никакого отношения.

Я зашёл в клуб, прекратив тем самым разговор, и взял себе пару коктейлей с виски. Голос в голове звал употреблять ещё и ещё, пока пакет не кончился.

Амфетамин нравился мне куда меньше мефедрона, он не давал мне эйфории и смелости, не затуманивал сознание, а давал только бодрость и дикую подвижность.

Когда мои друзья спросили пакет и услышали, что у нас больше ничего нет, то они удивились, потому что там было около полутора граммов. Мы решили взять то, что я любил побольше, чем амфетамин, и купили мы это с рук недалеко от дома, где я жил. Смит же в это время отправился в расположенный на той же улице покерный клуб, принадлежавший нашему общему приятелю.

У меня дома мы занюхали раз, а потом второй. Изображение перед глазами стало двоиться и троиться, перед глазами стал мелькать визуальный снег9.

Я видел, что ребят так же прёт, и стал усиленно нахваливать того парня, который организовал покупку. Пока мы ехали в покерный клуб, мне никак не сиделось на месте: я то пытался с заднего сиденья заглянуть в глаза таксисту, то порывался обнять сидевшего рядом приятеля, а потом стал рассказывать, как коммерс из Москвы догадался купить в селе во Владимирской области кокаин и его повязали, но мои приятели моего энтузиазма не поддерживали и старались меня утихомирить. Я надеюсь, что таксист ничего не понял. Кстати, мои приятели, видимо, решили не продолжать тусовку и вышли по дороге.

В покерном клубе к моменту моего приезда уже никто не играл. Там были лишь парень с его подружкой, одинокая девушка да наш приятель – организатор этого заведения.

Перед этой публикой мы со Смитом пламенно обсуждали творчество и биографию Джека Лондона, декламировали стихи Франсуа Вийона, а также обсуждали философию Эриха Фромма. Все собравшиеся с усмешкой переглядывались, потому что они прекрасно осознавали причину наших столь нетипичных для данного времени суток блеска в глазах, словоохотливости и красноречия. Кроме того, по взглядам наших слушателей было понятно, что они очень далеки от избранных нами тем и что мы мечем бисер впустую, но нас это совершенно не волновало.

Ближе к 6 утра мы с Смитом разъехались, решив, что нам надо лечь спать. Но, придя домой, мы стали обмениваться сообщениями в мессенджере, при этом мои пальцы бешено стучали по экрану. Я никогда в жизни не набирал текст так быстро! Мыслей было столько, что, казалось, голова сейчас разорвётся от их изобилия. Когда я понял, что при всей нашей скорости обмена сообщениями многие из моих мыслей остаются невысказанными, я позвонил Смиту и мы болтали по телефону три часа, и только ближе к 10 утра наши словесные потоки стали иссякать.

Мы закончили разговор и договорились поспать, но я не мог уснуть. Уснул я лишь после 15 часов, и понял я, что пора идти спать, лишь тогда, когда телефон, бывший у меня в руке, вдруг без какого-то с моей стороны намерения выскользнул у меня из рук и оказался на полу перед кроватью.

С тех пор я полюбил не просто употреблять наркотик, а нюхать его более крупными порциями, ловя передоз и от избытка гормонов счастья наблюдая идущую волнами рябь на картине окружающего мира и испытывая другие временные расстройства зрения.

С той тусовки у меня остался один грамм наркотика, который я на протяжении следующих трёх недель периодически доставал, обнюхивал, любовался им, воображал, какое невероятное удовольствие я испытаю, употребив его, но не употреблял.

Следующая тусовка пришлась ровно на дату, полагающуюся по системе. Подруга позвала меня присоединиться к компании, которая должна была собраться в кальянной, чтобы провести вечер за настольными играми. Поскольку я знал, что значительная часть из собравшихся – не самые приятные в общении люди, перед выездом к ним я закинулся наркотиком. Приехав на место, я понял, что эти люди настолько скучны, что даже столь сильный наркотик не может придать им привлекательности в моих глазах, поэтому я немедленно собрался и ушел в бар.

В бар я пригласил Н., девушку своего приятеля, которая сразу согласилась. Я всегда был крайне порядочным и деликатным в вопросах взаимодействия с девушками своих близких приятелей и друзей, дабы не вызвать в сердцах своих друзей ревность. Я всегда считал, что для меня дружба в приоритете. Поэтому я пригласил в бар так же своего друга и, когда он отказался, я спросил, не против ли он, если его девушка отправится со мной в бар. Он сказал, что не против.

Был конец марта, но на улице стояла зимняя погода. Девушка приятеля пришла в одежде, которая предполагала, что это не дружеская встреча, а свидание. Одета она была не погоде – на ней был летний топик с большим вырезом, демонстрировавшим грудь 3-его размера. Мы задорно что-то обсуждали, глаза её горели, когда к нам подсела наша общая знакомая с вопросом о том, не помешает ли она, не свидание ли у нас? Девушка друга сделала такое лицо, как будто, она готова вырвать все волосы третьей лишней, но я спокойно ответил, что она может присесть, поскольку у нас дружеские посиделки.

Разговор не клеился. Подсевшая подруга занимала весь эфир, рассказывая о том, как она популярна и что мужчины должны делать для женщин все, что им скажут и даже то, чего не скажут, но о чем женщина подумает.

Мы с Н. были столь возмущены такими речами, что не считали нужным это комментировать и просто скучали. Но скучал я недолго, ведь, как говорил Жванецкий в своем знаменитом монологе, "у меня с собой было". Я отошёл в туалет, занюхал несколько дорог и вернулся за столик совершенно другим человеком. Теперь я не только активно отвечал на то, что говорила знакомая, но и активно подавал новые мысли, а также шутил.

Думаю, что именно в тот момент у меня сформировалось понимание того, что наркотик может сделать прекрасной практически любую ситуацию, в которой ты находишься, сделать тебя душой любой компании. Позднее я понял, что именно так формировалась моя зависимость. Реальность вокруг недостаточно привлекательна? Насыпь и занюхай. Ты недостаточно разговорчив, замкнут? Насыпь ещё! Боишься подойти к той красотке? Насыпь, насыпь, насыпь!