Таким образом, отрасли права неуголовно-правового характера, регулируя общественные отношения, определяют рамки дозволенного и запрещенного поведения, а уголовное право устанавливает наказуемость определенных деяний в рамках запрещенного. К примеру, уголовно-правовой институт «Преступления против собственности» обеспечивают охрану прежде всего гражданско-правовому институту права собственности и иных вещных прав; нормы об уголовной ответственности за банкротские преступные злоупотребления направлены на защиту института несостоятельности и т.д. Как известно, в современный период расширяется сфера правового регулирования. В этой связи более полное и детальное правовая регламентация общественных отношений обуславливает проявления все большей бланкетности норм уголовного права.
В действительности нормы каждой отрасли права обычно сами охраняют собственные предписания. Вместе с тем эти предписания могут быть в ряде случаях обеспечены и защитой уголовного права, когда нарушение их создает серьезную опасность для правопорядка, и они не могут быть надежно защищены другими средствами правового принуждения (административно-правовыми, гражданско-правовыми или дисциплинарно-правовыми). Это положение находит свое выражение в бланкетности норм в целях обеспечения надежной уголовно-правовой охраны определенных норм неуголовно-правового характера.
В указанном случае взаимосвязь норм выражается еще глубже (на «макроуровне»), когда уголовно-правовая норма включает в себя не отдельный нормоэлемент, а обычно группу (совокупность) норм другой отрасли права. Например, в ряде нормативных положений раздела VIII УК РФ «Преступления в сфере экономики» определяется ответственность за нарушение правил экономического поведения, установленных другой отраслью права (ст. 181 УК РФ «Нарушение правил изготовления и использования государственных пробирных клейм»; ст. 192 УК РФ «Нарушение правил сдачи государству драгоценных металлов и драгоценных камней» и др.
Результаты законотворческой деятельности последнего пятилетия в уголовно-правовой сфере через призму концепций уголовных законов
C. С. Тихонова,
канд. юрид. наук, доцент
(Университет имени Н.И. Лобачевского (ННГУ))
[email protected]
Согласно п. «а» ч.1 ст.105 постановления Государственной Думы Федерального Собрания РФ (далее – ГД) от 22 января 1998 г. №2134-II «О Регламенте Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации» (в ред. 15 декабря 2020 г.93) концепция любого законопроекта раскрывается в таком сопроводительном документе, как пояснительная записка. Нормативные требования к содержанию концепций законопроектов, независимо от их отраслевой принадлежности, предусмотрены в Рекомендациях по подготовке и оформлению проектов федеральных законов, утв. Письмом Минюста РФ от 23 февраля 2000 г. №1187-ЭР, и в Постановлении Правительства РФ от 02 августа 2001 г. № 576 «Об утверждении Основных требований к концепции и разработке проектов федеральных законов»94 (в ред. от 13 марта 2015г.). Несмотря на определенный разнобой в формулировке соответствующих требований, по сути, они сводятся к необходимости отражения в концепции законопроекта информации о наличии проблемы правового регулирования (с доказательствами ее реального существования) и о предлагаемом способе устранения выявленной проблемы (с доказательствами его рациональности и эффективности). Поэтому для понимания уровня концептуальной проработанности законодательных предложений, реализованных в уголовно-правовой сфере за последние 5 лет, достаточно обратиться в архив Системы обеспечения законодательной деятельности ГД.95
Известно, что в период 2017–2021 гг. законодателем было принято 76 вторичных (текущих) уголовных законов. В связи с невозможностью отражения в рамках настоящей статьи аналитики содержания всех пояснительных записок к законопроектам, воплотившимся в данные уголовные законы, обратимся к первой (2017 г.) и последней (2021 г.) «четверке» соответствующих документов.
Так, Пояснительная записка к законопроекту №26265-796, впоследствии воплотившемуся в Федеральный закон от 07 февраля 2017 г. «О внесении изменения в статью 116 Уголовного кодекса Российской Федерации» №8-ФЗ,97 исчерпывается пересказом самого законопроекта. Пояснительная записка к законопроекту №4054-798, впоследствии воплотившемуся в Федеральный закон от 07 марта 2017 г. «О внесении изменений в статью 82 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части совершенствования института отсрочки отбывания наказания» №33-ФЗ,99 отличается от предыдущей лишь тем, что перед пересказом законопроекта воспроизводит положения ст.38 Конституции РФ и содержит тезис о том, что «по семейному законодательству Российской Федерации каждый ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, насколько это возможно, право знать своих родителей, право на их заботу, право на совместное с ними проживание, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам». Однако данный тезис ни коим образом не свидетельствует о существовании какой-либо проблемы уголовно-правового регулирования.
Отсутствие в тексте пояснительной записки к проекту вторичного (текущего) уголовного закона доказанности существования проблемы уголовно-правового регулирования должно рассматриваться, как основание для отказа в рассмотрении законопроекта ГД. К сожалению, сложившаяся иная законотворческая практика приводит к тому, что концептуальные вопросы изменения модели уголовно-правового регулирования субъектами права законодательной инициативы не прорабатываются.
Так, Пояснительная записка к законопроекту №572517-5100, впоследствии воплотившемуся в Федеральный закон от 04 апреля 2017 г. «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» №60-ФЗ,101 не указывает на существование конкретной проблемы уголовно-правового регулирования, требующей разрешения, отмечая лишь, что «одним из факторов, создающих повышенную потенциальную и реальную опасность для жизненно важных интересов личности, общества и государства, являются хулиганские действия, совершенные на транспортных средствах и в отношении лиц, управляющих транспортными средствами». Повышенная опасность данных действий объясняется субъектом права законодательной инициативы «замкнутостью пространства», в котором совершается преступление. Вместо статистических данных российской правоприменительной практики, подтверждающих рост хулиганств на транспорте, в пояснительной записке лишь содержится фраза о том, что «в настоящее время значительно участились случаи попыток ослепления лазерными лучами пилотов воздушных судов, заходящих на посадку или осуществляющих движение». Таким образом, неподтвержденная никакими данными проблема обозначена лишь в отношении одного вида транспорта – воздушного, что не помешало субъекту права законодательной инициативы предложить установить уголовную ответственность за действия, совершаемые из хулиганских побуждений, угрожающие безопасности эксплуатации любых транспортных средств (ст.2671 УК РФ), не подтвердив рациональность и эффективность данного предложения.
Пояснительная записка к законопроекту №875984-6102, впоследствии воплотившемуся в Федеральный закон от 17 апреля 2017 г. «О внесении изменений в статью 303 Уголовного кодекса Российской Федерации» №71-ФЗ,103 в отличие от предыдущих документов содержит указание на проблему уголовно-правового регулирования – отсутствие уголовной ответственности за фальсификацию доказательств по административным делам и делам об административных правонарушениях. Однако все доказательства ее наличия исчерпываются ссылкой на Научно-практическое пособие по применению УК РФ под редакцией В. М. Лебедева (М.: НОРМА, 2005), в котором «высказывалось мнение о необходимости введения уголовной ответственности за такие деяния ввиду того, что их общественная опасность не меньше чем общественная опасность фальсификации доказательств по гражданским делам». Безусловно, научные исследования могут быть положены в основу доказывания в концепции вторичного (текущего) уголовного закона наличия проблемы уголовно-правового регулирования какой-либо области общественных отношений. Именно их учет в процессе законопроектной деятельности позволяет реализовать так называемый «принцип научности законотворчества».104 Однако в данном случае вместо реальной аналитики актуальных научных исследований по проблематике законопроекта наблюдается лишь обрывок информации из издания более, чем 10-летней давности по сравнению с годом разработки концепции законопроекта. Что касается информации, подтверждающей рациональность и эффективность установления уголовной ответственности за фальсификацию доказательств по административным делам и делам об административных правонарушениях, то в рассматриваемой пояснительной записке она не представлена.
