Но Арчибальду было не до них. Недовольный испорченным вечером, возмущенный прокламациями, наглым исчезновением девушек выпуска, он оштрафовал уже целый ряд своих агентов, но все это не давало выхода злобе и негодованию.

— Идиоты! — иногда громко вскрикивал он, быстро шагая по кабинету. — Ни черта не могут сделать, не видят, не слышат.

И вдруг сразу остановился.

«Как я не догадался раньше?» И ему сразу стало понятно подозрительное поведение Корнелиуса Крока. «Да, все дело в нем».

Дверь открылась, и в кабинет робко вошел лаборант Грессер.

Арчибальд резко повернулся к нему, но, узнав, любезно пошел навстречу.

— Вы как раз вовремя, есть новости?

Грессер оглянулся на дверь, плотнее закрыл ее, приложил палец к губам и на цыпочках подошел к Арчибальду Клуксу.

— Невероятное преступление, — прошептал он и снова боязливо оглянулся.

— Да говорите, черт возьми! Вы в Комитете, а не на улице.

— Сэр Арчибальд, преступление невероятное, и я боюсь, и я не знаю, как…

— Чего не знаете? Говорите толком.

— Аппараты испорчены, — выпалил сразу Грессер и остановился.

— Испорчены!

И Арчибальд, схватив руками Грессера за плечи, приблизил его лицо к своему и, сверля своими глазами его глаза, желал проникнуть, прочитать все сокровенные мысли, быть может, испугавшегося преступника.

— Ну, подробнее.

— После вчерашнего происшествия, сэр Арчибальд, я стал думать, что тут не все ладно, и решил тайком проверить аппараты. Все на своем месте: и микрометрические винты, и линзы объективов, и призмы. Но я, сэр Арчибальд, раз мысль запала в голову, на этом не остановился. Я чувствовал, что аппарат испорчен и испорчен опытным человеком, и решил сделать спектральный анализ, и…

— Ну, — вздыхая, проговорил Арчибальд, которого раздражали отступления Грессера. — Ну?..

— И анализ доказал, что аппарат испорчен. В спектре лучей К не было. Оказывается, что призмы из особого состава были заменены простыми стекляшками.

— Спасибо, Грессер, я не ошибся в вас, но никому ни слова, ни звука; иначе — вы понимаете, что грозит вам?

Грессер утвердительно кивнул головой.

— Вся работа в Карантине должна идти так, будто ничего не случилось. Все по-прежнему, все… А теперь ступайте. Нет, подождите…

И Арчибальд, вырвав чек из книжки, подписался, а потом, чуть улыбаясь, смотря в глаза Грессеру, проставил цифру.

— Это вам на свадьбу, не забудьте пригласить меня.

Грессер покраснел, закланялся, рассыпался в благодарностях и, сжимая чек на пятьсот долларов, счастливый выскочил из кабинета.

Арчибальд устало опустился в кресло. Удар пришел сразу, выбивая из рук карты.

— Началось, — прошептал он.

Но у Арчибальда не долго длилось подобное состояние. Он не мог предаваться упадочному настроению, и вскоре он стал мысленно просматривать планы, которые когда-то в деле борьбы с рабочими всегда приводили к успехам.

— Главное — верхушку и прибывших эмиссаров, и тогда… — Арчибальд довольно улыбнулся. — Только сам, никому довериться нельзя, — вслух подумал он и решительно встал, чтобы поехать к Ульсусу Ван Рогге и попросить его проверить аппараты.

— А вечером на разведку.

И улыбнулся, поймав себя на мысли, что, если разведка не удастся, то провести вечер в каком-нибудь веселом заведении совсем не плохо.

Подойдя к столу, взял путеводитель по Капсостару и бегло просмотрел список кабачков и курильных притонов.

— «Курильня Ван Рооза», — прочитал он. — Черт, надо будет спросить Дройда.

И Арчибальд, снова бодрый, уверенный, выскочил из кабинета, стараясь запомнить название курильни.

— Дройд, наверное, знает, — громко решил он, садясь в машину.

Миссис Аннабель ехала к себе домой не без опасений за то, что может произойти. Но чувство внутреннего удовлетворения преодолевало беспокойство, и на лице ее каждый раз сквозь озабоченность пробивалась улыбка. Она другими глазами смотрела в это утро на улицы и с удовольствием вдыхала свежесть утреннего воздуха.

«Замечательный человек этот Крег», — думала она, подымаясь на свою половину по особому ходу, минуя главный подъезд.

На ее звонок двери открыла горничная. Увидев Аннабель, она ахнула, выскочила за двери и захлопнула их за собой.

— В чем дело, Дженни? Почему вы не впускаете меня в квартиру? — спросила Аннабель.

— Ах, миссис, разве вы не знаете?..

— Что именно?

— Мистер Флаугольд приказал вас больше не пускать в квартиру, — смущенно опуская глаза, сказала девушка.

— Вот как! — Аннабель улыбнулась. — Очень приятно слышать. Я сама ушла, Дженни. А сейчас я бы только хотела пойти на минутку к себе в будуар и взять кое-какие вещи.

— Простите, миссис, приказание категорическое. Я бедная девушка и боюсь потерять службу, — со слезами на глазах сказала Дженни.

— Я понимаю, Дженни, но принесите мне мою сумочку и записную книжку. Вы можете?

— Слушаюсь, насчет этого распоряжений не было.

И горничная прошла в комнаты.

Горничная, вернувшись, передала Аннабель ее сумочку и изящную кожаную записную книжку.

— Спасибо, Дженни, надеюсь, что вы на меня не сердитесь.

— О, что вы, миссис! Я такой госпожи, как вы, никогда не встречала, и мне больно, что вы уходите.

— Я очень рада тому, что ухожу, — сказала Аннабель и протянула руку горничной. — Прощайте, Дженни.

Слезы блеснули в глазах горничной, и она, порывисто бросившись к ней, зашептала:

— Ради бога, миссис, спасайтесь куда-нибудь. Случайно проходя мимо кабинета мистера Флаугольда, я слыхала, как он говорил по телефону с Карантином…

— О чем же он говорил? — вздрогнув, спросила Аннабель.

— Сюда пришлют агентов, чтобы задержать вас, когда вы явитесь, и отправить в Карантин. Они, вероятно, скоро придут.

— Что?.. Меня… в Карантин?..

— Скорей уходите и скройтесь куда-нибудь, миссис.

— Спасибо, я никогда этого не забуду, Дженни.

И, пожав крепко руку горничной, она вышла из квартиры.

Быстро спустившись по лестнице, она направилась к поджидавшей ее машине. В этот момент из парадного подъезда выбежал швейцар и бросился к ней.

Аннабель вскочила в автомобиль.

Аннабель чувствовала какое-то облегчение, какую-то радость при мысли, что она так легко ушла из мира, в который попала случайно.

Она не чувствовала жалости к оставленной беззаботной жизни: как легко она вошла в мир золота, лжи и притворства, так и легко оставила его, бросив без сожаления там свои драгоценности и наряды.

Какая-то легкость овладела ею.

Мелькали мимо встречные машины, прохожие, витрины, магазины. Аннабель, несмотря на серьезность положения, чувствовала себя, как школьник, убежавший от строгого учителя. Она не могла победить непреодолимого желания сошкольничать и, проезжая мимо постового полисмена, с серьезным видом, растопырив пальцы обеих рук, состроила ему длинный нос.

Полисмен уже поднес ко рту свисток, чтобы остановить ее машину, но рассудил, что с такой шикарной дамой, которая позволяет себе строить носы полисменам, вероятно, опасно связываться, и отвернулся, приняв равнодушный вид.

Как и всегда, в этот вечер должны были столкнуться вместе Арчибальд Клукс и Катя, но совсем не по обоюдному желанию, а по требованию сурового режиссера, называемого случайностью.

Ни Арчибальд, ни Катя не были постоянными завсегдатаями подобных увеселительных мест. Первого пригнала сюда мысль столкнуться, связаться с лицами из чужого мира, чтобы найти возможный ответ на ощутительный пробел в занумерованных сводках, лежавших в папке под литерой А (срочно). Вторую, или, вернее, вторых, то есть Катю, Крега, Джона и Тзень-Фу-Синя, — желание переброситься несколькими фразами с обязательно спокойным, старым испытанным другом Ван Роозом.