– Тогда надо поторапливаться, – скомандовала я. – Бабуля даже не знает, что нас нет дома.
* * *
После обжигающего жара парковки в магазине было почти что холодно. За прилавком стояла Энджи – густая темная челка, длиннющие ногти – и раскладывала сигареты.
– Мороженого? – спросила она, одну за другой убирая пачки «Пэлл-Мэлл» на полку.
– Нет, – хором ответили мы.
– Двойняшки, что ли? – Она хмыкнула и что-то отметила в учетной книге.
Мы обе были в шортах и шлепанцах, только на Ирен футболка, а на мне – майка. Не много спрячешь под такой одеждой. Пока Ирен делала вид, что ее очень заинтересовала «Айдахская картошка» (шоколадный батончик с начинкой из суфле, обсыпанный кокосовой стружкой), я одним движением схватила две пачки клубничной жвачки и засунула под резинку шорт. Вощеная обертка холодила кожу.
Ирен вернула на место батончик и посмотрела на меня.
– Захвати бутылку рутбира, Кэм. – Голос был громкий и спокойный.
– Хорошо. – Я закатила глаза, а сама одними губами прокричала: «Ну же! Давай!» – а потом пошла к холодильнику у задней стены.
Я видела отражение Энджи в одном из выпуклых зеркал, которые висели в дальних углах магазина. Она продолжала сортировать и раскладывать сигареты, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я как раз протянула руку к бутылке рутбира, как дверь с шумом отворилась и внутрь вошел один парень, знакомый моих родителей. Он был в костюме с галстуком, может, уже собрался домой с работы, хотя было еще рановато.
Он поздоровался с Энджи и пошел прямо ко мне, туда, где стояла здоровенная витрина с холодным пивом. Я хотела прошмыгнуть к полке с чипсами.
– Да это же Кэмерон Пост, – сказал он. – Ну что, этим летом ты хорошо себя ведешь?
– Стараюсь, – ответила я. Я чувствовала, как одна пачка жвачки скользнула чуть глубже под резинку. Если так и дальше пойдет, она вывалится у меня из штанов прямо на ботинки этому мужику. Я хотела одного: смыться поскорее, но он все говорил и говорил, теперь уже наполовину скрытый от меня стеклянной дверцей холодильника, так что перед мной высилась только его спина.
– Родители, видно, на озеро Квейк подались? – спросил он, вытаскивая упаковку из шести бутылок, которые позвякивали, ударяясь одна о другую.
Пиджак сзади у него совершенно измялся в тех местах, где соприкасался со спинкой кресла, в котором он целый день сидел.
– Да, вчера уехали, – начала было я, и тут подошла Ирен. На лице у нее сияла широченная улыбка.
– Готово. – Она хоть и сказала это сквозь зубы, но вышло все равно довольно громко. Так громко, что он вполне мог расслышать, если бы только захотел. Я свирепо на нее посмотрела.
– А тебя с собой не взяли? Походы не для таких модниц, а? – Он обернулся, прихватил пакет начос и подмигнул мне.
– Ну да, наверное. – Я выдавила из себя ухмылку, мечтая, чтобы он поскорее замолчал и свалил.
– Ну что ж, когда встречу твою маму, скажу, что ты не пьешь ничего крепче шипучки. – Он потряс в воздухе своими бутылками, заулыбался во весь рот и направился к выходу. Мы последовали за ним, но время от времени замирали у полок, как будто не могли решить, не надо ли нам чего. Конечно же, ничего покупать мы не собирались.
Парень как раз засовывал сдачу в карман, когда мы подошли к кассе.
– Это вам на двоих? – Он указал подбородком на запотевшую бутылку рутбира, которую я сжимала в руке.
Я кивнула.
– Одна на двоих?
– Ну да, – подтвердила я, – каждой по половине.
– Я заплачу, – сказал он Энджи и положил обратно один доллар. – Рутбир в честь летних каникул. Эх, они и сами не знают, какое это счастье.
– Это точно, – буркнула Энджи, хмуро поглядывая на нас. Ирен почти не было видно из-за моей спины.
Он пошел к выходу, насвистывая «Brown Eyed Girl» Вана Моррисона под аккомпанемент побрякивавших бутылок.
– Спасибо! – закричали мы вслед, но, видимо, было уже слишком поздно. Он нас не слышал.
За магазином мы принялись запихивать пластинки жвачки в рот и жевали, жевали, пока эта жесткая, пропитанная сахаром субстанция, от которой болели десны, не стала податливой массой, пригодной для надувания пузырей. Было приятно вновь оказаться на солнце, к тому же у нас до сих пор поджилки тряслись.
– Поверить не могу, что он взял и купил нам шипучку. – Ирен тщательно разминала языком жвачку, надеясь надуть пузырь, но слишком поторопилась, и вышло так себе. – Мы вообще ни за что не заплатили.
– Потому что такое уж наше счастье, – сказала я низким мужским голосом.
Всю дорогу домой мы только и делали, что передразнивали его, хохотали и выдували пузыри. Мы и сами знали, что он прав. Мы и правда были счастливы.
* * *
Мы с Ирен нырнули под одеяла на ее широченной постели. В комнате было темно и прохладно, от простыней веяло теплом – все, как я люблю. Нам давно уже пришло время спать, а сна не было ни в одном глазу, хотя мы легли час назад. Мы перебирали события минувшего дня. Думали о будущем.
Раздалось треньканье телефона. Поздновато для звонков, но Клоусоны не нам чета: когда у тебя ранчо, а лето жаркое, беспокоить могут даже глубокой ночью.
– Наверное, опять пожар, – сказала Ирен. – Помнишь, как прошлым летом полыхало по всей округе? У Хемфнелов сорок акров выгорело. И Эрнст сгорел, их черный лабрадор.
Вообще-то я должна была ночевать дома, но, когда миссис Клоусон заехала за Ирен, та в два счета уговорила ее взять меня к ним. Миссис Клоусон еще не успела полностью открыть окошко машины, как уже согласилась. С ней вообще было просто договориться. Она постоянно улыбалась, запуская маленькую ладонь в темные кудряшки. Да, девочки, все что хотите, девочки. Она даже бабулю Пост сама упросила, а та как раз собирала к ужину. В тот день у нас были тосты с салатом из тунца и фисташковый десерт – мороженое, сливки, половинка коктейльной вишенки и несколько грецких орехов, – прямо как на обложке кулинарной книги Бетти Крокер. Бабуля уже поставила вазочки с мороженым в холодильник.
– Я отвезу Кэм на тренировку. – Миссис Клоусон стояла в дверях, а я уже была на полпути к спальне, мысленно складывая сумку: не забыть взять зубную щетку, пижаму, остатки жвачки. – Она нам не помешает. Мы любим, когда девочки у нас.
Бабулин ответ я не расслышала. Все равно знала, что отпустит.
Ночь была восхитительная, ничуть не хуже предыдущей. С кровати нам было видно звездное небо. Мы выдували пузыри больше, чем наши головы. И целовались. Ирен склонилась надо мной, и я понимала каждое ее движение без слов. Она молча подбадривала меня каждый раз, когда у меня перехватывало дыхание. Не хотела, чтобы я останавливалась. И я не хотела этого. В прошлый раз мы касались друг друга одними губами. Теперь мы вспомнили про руки. Правда, ни одна из нас точно не знала, что ими полагается делать. Мы лежали под одним одеялом; от того, что мы целый день провели вместе, от наших секретов мы были как пьяные. Не прошло и десяти минут после звонка, когда мы услышали голоса, доносившиеся из кухни. Миссис Клоусон всхлипывала, мистер Клоусон что-то твердил ей спокойным ровным голосом. О чем они говорили, мне было не слышно.
– Ш-ш-ш, – шикнула на меня Ирен, хотя я не издала ни звука, разве что простынями шуршала. – Не пойму, что там у них.
А потом миссис Клоусон на кухне заговорила, только как-то странно, словно у нее что-то в горле сломалось. Никогда раньше не слышала такого. До меня долетали лишь обрывки слов, из которых мало что можно было понять. Отвезти ее утром. Рассказать ей потом.
В передней загрохотали ботинки мистера Клоусона. На этот раз мы прекрасно расслышали, как он мягко произнес, обращаясь к жене:
– Ее бабушка хочет, чтобы я немедленно привез ее домой. Мы не должны вмешиваться, дорогая.
– Случилось что-то ужасное. – Я едва расслышала слова Ирен.
Я не нашлась, что ответить. Мы затаились в ожидании стука. Шаги замерли перед дверью в комнату Ирен, но между ними и настойчивой дробью ударов затаилась пустота, наступило призрачное время. Мистер Клоусон стоял там и ждал, затаив дыхание, совсем как я. Даже сейчас я все время думаю о том, как он тогда стоял там, по другую сторону двери. О том, что до его стука у меня были родители, а после их не стало. И мистер Клоусон тоже понимал, что сейчас, жаркой июньской ночью за час до двенадцати, он поднесет свою загрубелую руку к филенке и отберет у меня все: летние каникулы, шипучку, неправедно добытую жвачку, краденые поцелуи – все мои счастливые двенадцать лет, когда на любой вопрос можно было легко найти ответ, а чтобы узнать остальное, надо было просто подождать. Ну и пусть, ведь Ирен всегда будет со мной, и она тоже готова ждать.
