— А я, например, вообще не знаю, умеют мои дочки читать или нет, — философски заметил Хок.

— Ты скучаешь по ним, да? — участливо поинтересовался Билл.

— Нет. Так, иногда.... Они были совсем маленькие, когда мы с Патси развелись, так что я не успел как следует с ними познакомиться. Наверное, я просто не создан для семейной жизни.

В это время вернулась из буфета Эллита, и троица погрузилась в чтение. В половине двенадцатого Хок сделал небольшой перерыв, чтобы проверить свою ячейку для сообщений. Помимо обычной корреспонденции, там лежали две телефонограммы от Харольда Хикки. Он сообщал, что весь день будет дома. Результаты вскрытия Хикки-младшего еще не поступили, и никаких бумаг, требующих срочного ответа, в ячейке также не оказалось.

Вернувшись в комнату для допросов, Хок сообщил Эллите и Хендерсону, что ему нужно ненадолго отлучиться, и предложил своим коллегам тоже сделать перерыв на обед.

— Я постараюсь вернуться часам к четырем, — сказал Хок. — Мне нужно подыскать, наконец, какое-нибудь жилье, а то уже сроки поджимают.

— Ты только не нервничай, Хок, — сказал Билл Хендерсон. — Если не успеешь уложиться в отведенные сроки, то я поставлю тебе раскладушку на своей веранде.

— Спасибо, Билл. Но ты же сам знаешь, что я не очень лажу с твоей супругой. Она все время обвиняет меня в сексизме, а я даже не знаю, что это такое.

— Так я же не предлагаю тебе поселиться у меня навеки, Хок. Но, по-моему, лучше пару дней перекантоваться на раскладушке, чем оказаться отстраненным от работы без сохранения содержания.

— Спасибо тебе, Билл. Если будет совсем уж туго, то я, конечно, воспользуюсь твоим приглашением... Ладно, хватит об этом. Если я не вернусь к половине пятого, заприте все папки в моем кабинете. Продолжим работать с ними в понедельник. Пока не займемся непосредственно следственными мероприятиями, будем считать, что у нас восьмичасовой рабочий день.

— Если надо, я могу завтра заскочить в контору на пару часов, — вызвалась Эллита.

— В этом нет необходимости, но если тебе хочется, то ради Бога, — ответил Хок. — Я все-таки надеюсь обернуться до четырех часов.

Он спустился в гараж, сел в свой «леманс» и поехал в Хеллендейл. Быстрее всего туда можно было добраться по шоссе И-95, но Хок решил сделать крюк и потому повернул на трассу ЮС-1. Если Хоку случалось оказаться в северном Майами, он непременно заезжал в кафе «Сэндвичи Сэма», чтобы угоститься ржаной булкой с говяжьим языком. Сэм никогда не брал у Хока денег за сэндвич, но Мозли не злоупотреблял этой своей привилегией, и пользовался ею не чаще одного раза в месяц. Впрочем, заезжал Хок к Сэму не из-за «халявного» бутерброда, а потому, что у Сэма были лучшие сэндвичи во всем округе Дейд, если не считать заведение «Вулфи» в Майами-Бич.

Перед въездом в «Клуб Меркурий» стояла караульная будка, в которой нес вахту охранник в зеленовато-голубой униформе и фуражке с золотым околышем. К черному ремню из патентованной кожи прицеплена пустая кобура. В левой руке у охранника небольшая папка, а в правой — бумажный стаканчик с кофе. Несколько капель кофейного напитка упали с пышных усов охранника прямо на его брюки.

Хок остановился перед опущенным черно-желтым шлагбаумом. Охранник взглянул на папку, потом на стакан с кофе, сообразил, что обе руки у него заняты, поставил стакан на землю и выудил из нагрудного кармана шариковую ручку.

— Рамон Новарро, — представился Хок. — К мистеру Харольду Хикки.

Охранник раскрыл папку, нашел в отксерокопированном списке жильцов Харольда Хикки и вписал в чистую графу напротив его фамилии: «Р. Новарро». Затем записал регистрационный номер автомобиля и нажал на потайную кнопку. Шлагбаум стал медленно подниматься.

— Квартира 406, — сообщил охранник Хоку адрес мистера Хикки.

Хок въехал на территорию клуба, припарковал машину у обочины газона, вышел из нее и вернулся к караульной будке. «Клуб Меркурий» состоял из трех приземистых многоквартирных домов и собственно клубного здания. Территория клуба была обнесена трехметровым забором, выкрашенным в желтый цвет. По верху забора была пропущена в три ряда колючая проволока. В глубине двора виднелись ворота, которые, очевидно, вели на пляж и к причалу. Ворота были заперты и на них висела табличка «ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ КЛУБА». Хок предположил, что у каждого члена клуба, скорее всего, есть собственный ключ от этих ворот. Подойдя к охраннику, Хок спросил:

— Как вы узнали, что меня зовут Рамон Новарро?

— Чего? — переспросил охранник. — Откуда вам известно, что меня зовут Рамон Новарро? Вы ведь не попросили меня предъявить удостоверение. Вы даже не проверили, вооружен ли я. — Хок вытащил из кобуры свой пистолет, продемонстрировал его охраннику и вернул оружие на место. — Итак, вы не знаете, как меня зовут на самом деле. Вы также понятия не имеете о том, к кому я направляюсь в гости. Вам известно лишь то что среди жильцов есть человек по имени Харольд Хикки, но этими сведениями вы обладали еще до моего приезда. Почему вы не позвонили мистеру Хикки и не предупредили его о том, что к нему с визитом Рамон Новарро? Если бы вы потрудились набрать номер мистера Хикки, то он, возможно, сообщил бы вам, что Новарро умер несколько лет тому назад. — Хок показал ошарашенному охраннику свой жетон. — Я офицер полиции. Сколько вам платят? Небось по минимуму — три доллара шестьдесят пять центов в час?

— Нет, сэр. Моя почасовая оплата — четыре доллара.

— Что ж, вполне приличная ставка за ничегонеделание.

Хок вернулся к машине, доехал до гостевой автостоянки, которая находилась прямо перед зданием клуба, и стал прикидывать, в каком из трех домов может находиться квартира 406. Так: все дома трехэтажные, а ведь первая цифра в номере квартиры, как правило, указывает на номер этажа. Что бы это значило? Очевидно, четвертым этажом считается первый этаж второго корпуса.

Хок оказался прав. Он трижды постучал в дверь квартиры медным молоточком, и на пороге тотчас возник «бой» в лиловых брюках с лампасами, серой форменной куртке и белой рубашке с галстуком-бабочкой. Мальчик на побегушках был явно филлипинского происхождения, и на вид ему было никак не меньше шестидесяти лет. «Мальчик» провел Хока по коридору, потом они миновали гостиную и вошли в рабочий кабинет мистера Хикки. И в гостиной, и в кабинете стояла кожаная мягкая мебель с хромированными подлокотниками. Хозяин квартиры сидел в глубоком кожаном кресле, перед которым стоял низенький столик со стеклянной столешницей. Увидев Хока, мистер Хикки выключил телевизор и поднялся навстречу гостю. Харольд Хикки был одет в лиловый спортивный костюм и отороченные кроличьим мехом домашние тапочки. В комнате еле слышно жужжал кондиционер, поддерживавший температуру на отметке 18 градусов.

Хикки улыбнулся, обнажив первоклассные коронки, и стал еще симпатичнее. Он явно молодился, судя по длинным волосам, но все его усилия сводила на нет небольшая лысина на макушке. Хикки был строен и худощав, ногти у него были аккуратно подстрижены и отполированы, а безымянный палец на левой руке украшала золотая печатка университета Майами.

— Мне только что позвонили с вахты, — сказал Хикки, продолжая улыбаться. — Охранник был в полном замешательстве. Он сообщил мне, что в мою квартиру направляется мертвый полицейский.

— Он сказал, как зовут мертвеца? — спросил Хок.

— Рамон Новарро. Этот не тот актер, которого пару лет назад прикончила проститутка?

— Я точно знаю, что он уже мертв, но не помню, при каких обстоятельствах он умер. Я видел в детстве несколько фильмов с его участием. Названия картин я сейчас не вспомню, но этот Новарро во всех фильмах только и делал, что нанизывал всех на свою шпагу.

— Ну и Бог с ним... Присаживайтесь, мистер Мозли. Желаете что-нибудь выпить?

— Я бы не отказался от пива.

— Два пива, пожалуйста, — повернулся мистер Хикки к «мальчику».

Филиппинец поклонился и вышел из комнаты, а Хикки спросил у Хока: