Счет был уже на секунды. Самолет, взбивая воздух винтами, продирался за облака. Берлин становился все меньше, меньше и меньше, пока не стал напоминать скорее разводы на стекле ревущего Боинга. И тогда, отчеканив последнюю минуту, Димины часы обнулились.

На мгновение все застыли, и тогда внутренности самолета осветило. Прикрыв руками глаза, Среда отвернулся от иллюминатора, как и все остальные. Кроме Морганы. Девушка, дернувшись, а затем застыв, всматривалась в то, как ярчайшая вспышка сжирает ее родной город, разгоняя вокруг себя наплывающие облака. По окружности они отбегали от эпицентра взрыва, синхронно с ударной волной. Растекались по городу. Ненасытный атом сжигал все, что было на его пути. Ядерный гриб медленно вырастал над городом.

–– Пара мегатонн… – констатировал Груз, щурясь. Все же глянул на взрыв. – Не пожалели…

По небу проскочило еще что-то. И засверкала еще одна вспышка. Затем еще и еще одна! По городу было отработано сразу четыре термоядерных боеприпаса – нечисть нужно было сжечь дотла. Разрывы боеголовок дотянулись и до удирающего по небу самолета. Его закачало, затрясло и кинуло по небу. Страшный грохот прорвался через обшивку, насилуя ушные перепонки. Затем еще и еще! Слушать это без наушников было невозможно. Все зажали уши, съежившись. Натяжение на ремнях все увеличивалось. Самолёт на мгновение потерял управление, но все же устоял на небосводе. Успели…

Среда едва заметно выдохнул, расслабившись. Закрыв глаза на, он вдохнул прохладный воздух, и выдохнул. По телу покатилась приятная дрожь усталости. Но рядом с ним была невероятно напряженная Моргана. Девушка с непоколебимо суровой миной смотрела на то, как ее город сгорает в ядерном пламени. Она ни на секунду не отрывалась от иллюминатора. Ей было больно, невероятно больно. Но, сведя губы, Дениц отвернулась от стекла, когда разбомбленный город скрылся за облаками. Уйдя глубоко в свои раздумья, она сложила руки на груди. Стеклянным взглядом электронных бирюзовых глаз глянула куда-то в район капота своей машины.

Девушка терялась в собственных мыслях и догадках. Она не знала, кто прав и кто виноват. Но одно было совершенно точно – это только начало. Впереди была Москва…

К голове по жестким мышцам рельефного живота скатывались крупные капли соленого пота. Мощное и при том прекрасное тело поднималось к перекладине, шумно выдыхая каждый раз, как локти рук, сложенных в замок за головой, касались стального турника на облупленной шведской стенке. Как только цикл заканчивался, женское тело снова распрямлялось. Заплетенные в хвост черные, как смоль, густые волосы устремлялись к деревянному полу спортзала. Глубоко вдыхая раскрытыми, как у быка ноздрями прохладный воздух, Ульяна повторяла весь процесс. Для нее это рутина и обычное дело. Она уже привыкла к таким упражнениям.

–– Дима, не компостируй мне мозг. – сказала она, снова повиснув вниз головой. Не сильно задерживаясь в таком положении, снова подалась вверх. – Чего конкретно сейчас ты от меня хочешь? Я все понимаю, но тебя я не понимаю.

–– Мы уже месяц торчим на этой чертовой базе, скрываясь ото всех. – возмутился сидящий на скамейке Среда. Встал и подошел к ней. Прокашлявшись, он облокотился на шведскую стенку. Костяшками пальцев погладил щетину на нижней челюсти. – Я потащился в Берлин, нырял во всю эту жижу, что превращает людей в коралловых монстров Дейви Джонса, ради чего? Чтобы просто гнить тут, пока мир постепенно рвется к краю той пропасти, о которой нас предупреждали практически все, кто хоть немного здраво мыслил? Берлин пал, афганцы оттеснили нас уже до самого Буденновска, в штабе неразбериха, и не пойми кто и чем командует, а мы… Мы просто будем сидеть и смотреть на все это?

–– Я так и не поняла, чего именно тебе нужно конкретно от меня? – зависнув в нижнем положении, Ульяна поглядела на него снизу-вверх. – Я не руковожу армией, если ты забыл. И я точно уже не смогу помочь Берлину. Ты хочешь действа? Так тогда не забывай, что в моем распоряжении далеко не молот.

–– Я думал, что у тебя есть план! – чуть цокнув, он скрестил руки на груди. – Зачем было тогда заваривать все это?

–– Дима, дорогой, – выдохнула она тогда, сползя наконец с перекладины. Взяла с одной из скамеек белое вафельное полотенце. – Ты явно не видишь всей картины, не так ли?

Утерев не тронутую ожогом кожу, Ульяна осторожно взяла другое полотенце по мягче. Смахнула капельки блестящего пота с похожей на топографическую карту Гиндукуша части лица. Полотенце, собирая всю влагу со смуглого тела, прошлось и по не закрытой черным спортивным топом части груди. А затем по подтянутому животу, где не было места даже грамму лишнего веса. Для своих лет Вирхова была невероятно прочной на тело. Навряд ли кто-либо еще смог бы держать на шестом десятке лет такую форму. И это придавало ей авторитета, даже в глазах давно знакомого с ней Димы, ведь именно она обучала его всему, что он умеет. Хотя, последний уже давно перестал покупаться на ее внешность. Для Среды натянутое шрамами, без единой морщины ее лицо с четко прослеживаемыми ближневосточными нотками было скорее нейтральным. И в Берлин, который стал решающим моментом его жизни, который разделил ее на до и после, Среду отправила именно она. Вот, и снова это холодное и невозмутимое двуликое лицо надменно глядевшее сверху вниз было перед ним.

–– Неужели ты хочешь повторить бездарный опыт не менее бездарных командиров, которые бросают элитные подразделения десанта на вскрытие обороны противника в лоб? Ты ведь явно не дурак, так? Зачем тогда несешь всю эту херь? – сморщилась на секунду она, перекидывая полотенце через шею. – Ты ведь не первый день живешь, и уж точно не первый день на службе. Я бы рада сыграть в отмычку, но во-первых – это бесполезно, – она отогнула один из пальцев, а затем второй из кулака. – Во-вторых мы перебьем за хер собачий всех тех, кто у нас есть. А эффект будет чуть больше того, как если бы ты ударил бетонную стену. И желательно головой.

–– О чем ты вообще говоришь? – он пожал плечами, последовав за ней по пятам на выход из спортзала. – Мы обязаны наконец сделать уже хоть что-то! У нас на пороге противник. Вот он повод показать себя, а не щеголять перед срочниками в едва прикрывающем твои достоинства топике! Ты же десантник!

– Значит так! – резко перебила она его. – Не выводи меня из себя. Да и к тому же, мой топ скрывает все, что нужно.

В ее руке из ниоткуда появилась пачка папирос. Никотин был частью ее жизни. Она очень часто курила. Уже не могла жить без этого. Сигареты в ее руках появлялись сами собой. Вытянув одну, Вирхова подкурила ее от тоненькой отрывной спички, убрав руки с полотенца. Вдохнула так, что кончик сигареты на мгновение засверкал звездочной в полумраке выхода. А затем не доставая сигареты изо рта выдохнула носом. Густой и едкий дым наполнил все пространство между Димой и Ульяной, и та несколько смягчила тон.

–– Нам нужен определенный момент. – подвинув обожжённой челюстью, что огонек сигареты описал небольшой кружок, Вирхова двумя пальцами вынула ту из зубов. – Ты ведь не бросишь триста десантников против сотен танков на открытой местности? Не бросишь же? Этим инструментом надо работать настолько точечно, насколько это только возможно. Каждый солдат на этой базе согласен не говорить о том, что их койки занимают посторонние люди! А ты предлагаешь бездумно бросить их в мясорубку? Они приютили нас только потому, что я попросила. И что я скажу им? «Товарищи, сегодня мы атакуем в лоб»? Не смеши меня. Не паникуй. И жди.

–– А если он не настанет? – как только та отвернулась, чтобы продолжить движение, спросил ее Среда, сделав шаг вперед. – Ты не создаешь вид той, которая не знает, что она делает. Ты просто вертихвостка, Ульяна, и ты явно что-то знаешь! Хватит уже делать вид, что информация нужна тебе одной. Что вообще происходит?!

Та остановилась. В ее ушах на мгновение что-то запищало, а глаза начали широко раскрываться. Ей было не очень хорошо, но она все еще себя контролировала. Медленно поднеся тлеющую сигарету к губам, глубоко затянулась. Заполнила все свои легкие едким и колючим дымом, с не самым лучшим запахом. Задержав дыхание, чтобы вся эта серая масса, смоль из сигареты, впиталась в нее и стала с ней единым целым, Ульяна наконец выдохнула. Сыграла на лице южными скулами. Ей явно не нравился этот вопрос, однако деваться было не куда. Она это понимала.