–– Кофе? Нет, что ты, кофе – это не смешно. Но обычно он бодрит. – пожал плечами тот, протягивая Ульяне пластиковый стаканчик с черной жидкостью. – Знаешь, я разделяю твой интерес к чаю. Все-таки я родился в Советском Союзе и застал тот самый индийский, со слоником на упаковке. Сейчас такого и не делают. Но и в кофе нет ничего страшного. Ну, если мы исключим срыв поставок в случае войны…

–– Шутки твои… – она выкинула стакан в мусорку. – Я хотела чай.

–– Ты должна мне четыреста рублей! – поглядел Громов на пущенную в расход жижу. – Я всегда думал, что ты смотришь на вещи объективно, Ульяна. Я всегда надеялся на твое здравомыслие, так может быть не стоит меня подводить и уподобляться этим говорящим головам с телевидения? Ну, брось, кто на нас нападет, какая война? Гражданская? Да тю… – протянул он, отпив свой кофе. Чуть подул, доверительно кивнув. – Это же бред. Я не понимаю, с чего такое взялось? Государство крепко, фундамент вроде, хе-хе, не шатается. Недовольные? Так они будут всегда и при любом режиме и расправляться с ними мы умеем. Мы же русские, как говорится – с нами Бог. Я не хочу тебя оскорблять, все же твой цвет – красный, но подумай, сейчас же у людей больше свобод, больше… м… выбора. Куда пойти, что купить и что посмотреть. Да, недостатки, забастовки и приватизация, но ведь всему этому есть логичное объяснение в виде подстрекателей и паникеров. Простому люду, что работает на заводах, зачем против нас выступать?

–– Я не понимаю, к чему ты пытаешься меня склонить? – хмыкнула она, складывая руки на груди. – То, что ты несешь – полнейший бред. Я была советским солдатом и ношу форму сейчас лишь для того, чтобы такие, как ты, окончательно не уничтожили мою Родину.

–– Да, ты у нас молодец и умница, Ульяна, без преувеличения главная любимица нашего министра. И главный его советник… – снова пожал плечами он, подув на кофе. – И кабинет ей не нужен, и не спит, не ест, а работает. Да вот только твой век прошел. Ты защищаешь простой мусор, выброшенный на обочину истории. Нет больше СССР, нет ни ГДР, ни Варшавского блока. Все! Народы показали, что единство между ними не приводит ни к чему, кроме тирании одних над другими. И весь этот мусор отбросился сам, как ступени от ракет! Все, чему ты присягала, проиграло джинсам по девятьсот рублей и туалетной бумаге. Тебе жаль Прибалтику? Или ты скорбишь по Грузии, в кампании с которой ты участвовала? Ты ведь русский генерал! Прошлое так и останется прошлым, надо думать, как нам выигрывать в будущем.

–– Я родилась в Таджикистане и скорблю по народам и людям, потерявшим все, после распада Советского Союза. Я не хочу больше слушать этот бред. – пошла та по коридору, зацокав ботинками.

–– Такие, как ты, Ульяна – динозавры. – кинул Громов в след. – Вы практически все закончились! И ты не представляешь, насколько это хорошо!

–– Сунь этот кофе себе в задницу. – фыркнула она, не поворачиваясь.

Она была в настоящем клубке змей – здесь каждый был с идеей, при том обязательно своей. Мешанина из новых и старых кадров не приводила ни к чему хорошему – консенсус обычно не находили. Те, кто был офицером еще при советской власти, а таких было больше именно на самом верху, занимали позицию Вирховой: опасались того, что государство не стабильно и может пошатнуться, уже не успев встать на ноги после падения. Они держали бесконтрольно покатившуюся еще с девяностых годов машину в узде, не давали ей сорваться в пропасть, от которой ее только чудом оттолкнули тогда. Но были и те, кто был против, кто считает, что брякать оружием – хороший тон. А все, что за этим – деревни, села и города – разменная монета, простые склады, где можно достать как солдат, так и рабочую силу. Громов – самый яркий представитель этой части офицерства. Несет все, что выгодно для пропаганды узкого круга правящих элит. Делает все, чтобы его замечали и слушали те, кто понимает патриотизм в самом мерзком смысле – превосходства своего народа над остальным светом.

Пройдя мимо солдат-электриков, что возились с электрическим щитком на отделанной деревянными панелями стенке, Ульяна раскрыла еще одни коридорные двери, выходя к тупику – тут была всего одна дверь. Переговорный зал, где ее уже ждали. С секунду постояв, Вирхова обернулась на электриков. Здание ремонтировали, и многие работы проводились как изнутри, так и снаружи. Естественно, все работники имели допуск и были военными, но подозрительный взгляд не был лишним. Все же время было не самое спокойное. Из-под ног уже буквально уходила земля.

–– Разрешите? – постучалась она, открыв двери.

–– Ульяна Евгеньевна, прошу вас – проходите. – министр указал рукой на свободный стул, практически в конце Т-образного стола.

Свет на мгновение мигнул. Никто уже не обращал на подобное внимание. Днем такое повторялось с еще более незавидной частотой. Но уже глубокая ночь, так что постарались подтянуть резервное питание, на котором теперь и работали все электроприборы. Неудобства приходилось терпеть. Часть здания была отключена от электричества вовсе, чтобы мощности хватило на главные помещения. Сейфы и арсенал имели собственные источники питания, которых должно было хватить на годы автономной работы. Так что у здания светилась лишь пара окон.

Присев на указанный стул, Ульяна достала из кармана блокнот и ручку, а также пару свернутых бумаг, на которых были заготовлены ответы на некоторые каверзные вопросы начальства. Вентиляция так же не работала, а в весенней Москве было жарко. Поглядев на остальных генералов, что были лишь в рубашках, Вирхова расстегнула китель.

–– Ульяна Евгеньевна, это не самое запланированное совещание, так что за форму я вас ругать не собираюсь. – чуть усмехнулся министр, поглядев на часы. – Виктор Валерьевич почти начал опаздывать.

–– Можно начинать. – заявила она тогда, чуть кивнув. – Товарищ Министр Обороны, думаю, что он выбрал кофе сознательно.

–– Что ж… – начал вставать с места тот, беря указку в руки. Пройдя вдоль всего длинного кабинета подошел к стенке, на которую проектором была выведена карта мира.

На ней, скупой на топографические подробности, оказались подписанными несколько государств. Последние десятилетия выдались богатыми на смену границ и названий. На месте старых государств вырастали новые, строились и расширялись, затем угасали и погрязали в межнациональные бойни. Но был во всей этой планетарной смуте уникальный, практически единственный сейчас, самый крупный на всем Ближнем Востоке цветок – Социалистический Афганистан. Избавившись от ига американского империализма в начале двадцать первого века, Кабул «покраснел», стал все активнее и ближе сотрудничать с Пекином. Новое и амбициозное правительство отрастило невероятные территории, за счет присоединенных территорий Ирана, по которому так же прошлась нога социалистических революций. И этот громадный, голодный и активно развивающийся цветок, как настоящий хищный плющ тянулся к территориям более северного, когда-то братского – красного – невезучего соседа. Главная ветвь протянулась по Ирану, огибая Каспийское море. Несколькими выделенными мазками на карте, Афганистан уперся точно в Кавказ. Раньше там была Азербайджанская ССР, а теперь, по договору, стояли восточные танки. И весь этот симбиоз получил гордое, на манер ОВД, название – Гардезский блок. Он стал новым, и очень серьезным, политическим игроком на Ближнем востоке. Главным политическим явлением начала двадцать первого века.

–– Товарищи генералы, обстановка становится все менее стабильной. – начал министр, показав указкой на границу. – Мы фиксируем рекордную активность Афганской армии на наших границах. Беспилотными аппаратами были зафиксированы шесть крупнейших мест сосредоточения войск. Среди техники замечены их современные мобильные ракетные комплексы и ПВО. Совершенно ясно, что армейские подразделения противника укомплектованы их новейшей или китайской новейшей техникой. Но меня больше интересуют наши войска. Сколько танков сейчас мы имеем на вероятной линии соприкосновения?