– Может быть, вы хоть на несколько дней переберетесь в кот­тедж ко мне и Циаре? Мы будем вам очень рады. Я уверен, и моя сестра думает так же.

Мюйрин натянуто улыбнулась.

– Я бы не хотела доставлять вам неудобство. Уверена, что ваша сестра не придет в восторг от такого незваного гостя, как я.

До сих пор двум женщинам удавалось быть вежливыми друг с другом, но не более того, несмотря на все усилия Локлейна сдружить их.

– Вы бы не хотели покинуть это помещение на пару дней, пока не почувствуете себя более комфортно? – настаивал Ло­клейн, втайне ища возможности снова остаться с Мюйрин на­едине.

– Нет, правда же, это очень мило с вашей стороны, но я взрослая женщина. Глупо чувствовать себя неуютно в собственном доме. В мои годы пора бы перестать бояться ночных кошмаров.

Впервые она заговорила о кошмарах. Он вспомнил ночь, ко­торую она провела в его доме, ворочаясь в постели.

– Ни в отеле, ни в гостинице у вас не было никаких кошмаров.

– Да, но, думаю, не стоит беспокоиться. Я, наверное, просто что-то не то съела перед сном.

Она устало улыбнулась и снова уткнулась в свои расчеты. Локлейн заметил ее нервозность, но решил пока оставить ее в покое.

– В следующий раз, когда буду в городе, попрошу у доктора Фредриксона снотворного для вас.

Мюйрин залилась румянцем.

– Нет, не нужно. Со мной все будет в порядке. Простите, что я вообще об этом упомянула.

Локлейн снова и снова мысленно прокручивал этот разговор, направляясь к сараю, чтобы поработать над столом, который ему заказал полковник Лоури. Когда он решил сделать неболь­шой перерыв, то направился к своему коттеджу и взял с кро­вати несколько одеял и подушку. Прокравшись в кухню и уви­дев, что Мюйрин там нет, он прошагал наверх и открыл дверь соседней с Мюйрин комнаты. Это была большая роскошная спальня с отслоившимися обоями в золотом цвете. Он устроил себе некое подобие постели и попросил Шерон зажечь камин, чтобы спальня немного прогрелась.

Позже он съездил в город за мукой, сахаром, солью и ово­щами. По пути он зашел и к доктору. Там ему удалось достать снотворное, для чего доктору пришлось рассказать, какими напряженными были для Мюйрин последние дни:

– Я знаю, что вообще-то не рекомендуется принимать слишком много лекарств такого рода, но в последнее время она сильно переутомляется. Ей нужен покой. Она плохо ест и спит, а работы при этом выполняет больше, чем любой че­ловек в поместье.

Доктор Фредриксон нахмурился.

– Если она действительно так много работает, странно, по­чему она вечером не падает в постель как убитая.

– Вы правы. Но, возможно, слишком много мыслей мешают ей отдохнуть.

Локлейн принес лекарство домой и умудрился незаметно добавить его ей в пищу.

Он с облегчением увидел, как уже через час ее одолел сон и она уронила голову на стол. Он положил ее на кровать и укрыл одеялами, изо всех сил борясь с желанием лечь рядом, как сде­лал тогда в Дублине. Интересно, что бы она подумала, про­снувшись и обнаружив его рядом с собой?

Он нежно поцеловал ее в бровь и вышел. Затем он поспешил в свою комнату, чтобы подбросить торфа в огонь, и просмотрел несколько документов прямо там, а не внизу – на случай, если он понадобится Мюйрин.

Локлейн слышал вначале постанывание, но через некоторое время Мюйрин успокоилась, и он посчитал излишним заходить к ней. Наконец он сдался подступившему сну, довольный тем, что его план сработал, и крепко уснул до утра.

На следующий день Мюйрин проснулась значительно посве­жевшая и спустилась вниз, едва ли не подпрыгивая, так бодро она себя чувствовала. Локлейн с облегчением заметил, что она выглядит намного лучше, и решил, что в этот вечер снова даст ей снотворное.

Как только она закончила утренний туалет, в кухню вбежал Марк.

– Мюйрин! Мюйрин! Там корабль причаливает!

Накинув шаль поверх темно-синего платья, она побежала к берегу.

Ее двоюродный брат Майкл как раз сходил на берег. Он крепко обнял ее и покружил, когда она буквально впорхнула в его объятия.

– Вижу, ты получил мое письмо, – засмеялась она, заметив загоны для животных, прикрепленные на палубе.

– Конечно, хотя твой отец уже пообещал выслать твоего жеребца и кобылу, как только ты обустроишься как следует, – живо ответил Майкл, разглядывая сестренку. – Мне очень жаль, что у тебя все так вышло.

Мюйрин отмахнулась от его соболезнований:

– Он умер. Больше не о чем говорить. Мне остается жить дальше. Это поместье будет процветать, как только у нас по­явится новый скот, – сказала она и прошлась вдоль загонов, пересчитывая коров, овец и кур. – Надеюсь, Финтри не оста­лось совсем без живности? – засмеялась она через миг, с вос­хищением глядя на зверинец.

– Не совсем. Мы с Нилом взяли по несколько животных из наших поместий. Ты заплатила за них ценными бумагами, ко­торые Нил мог незаметно перевести для тебя в наличные. Я ни­кому ничего не рассказывал, клянусь. Но кое-какие пожилые тетушки и дядюшки прислали тебе кур и гусей в качестве сва­дебных подарков, а остальные прислали наличные, и им даже ничего не пришлось объяснять.

– А мама, папа и Элис не догадываются, что здесь все не так безоблачно?

– Они, конечно, хотели и сами приехать. Но Элис беремен­на, а твоего отца снова беспокоит подагра, поэтому вопрос от­пал сам собой. Ты прекрасно знаешь, каким бурным бывает море в это время года, хотя, честно говоря, мы удивительно легко добрались. Нил бы тоже приехал, но ему надо разобрать­ся с целой грудой твоих бумаг и с несколькими очень важными судебными делами, находящимися в рассмотрении, из-за чего он не смог вырвать для поездки даже несколько дней. Но он передал привет и обещал связаться с Энтони Лоури в Дублине в связи с судебным процессом тринадцатого марта, – сказал Майкл.

Мюйрин вздохнула:

– Мне ужасно неловко из-за того, что я ввела их в заблуж­дение, будто здесь все прекрасно. Но что мне еще остается? Ты не представляешь себе, каковы они на самом деле.

– Как бы то ни было, я знаю дядюшку Алистера, – горько рассмеялся Майкл. – Он абсолютно нетерпим к неудачам, и у него всегда было свое представление о том, как тебя следует воспитывать и как тебе себя вести. Ему стоило только взглянуть на твое платье, на твои руки – и он бы сразу же настоял на твоем возвращении в Финтри, даже если бы для этого ему при­шлось силой тащить тебя на борт «Андромеды».

– Но я же не настолько ужасно выгляжу? – взволнованно спросила Мюйрин.

– Учитывая все, что с тобой произошло, нет. Но это не руки благородной сестрицы Грехем, – он на миг сжал ее руку в своей, прежде чем предложить ей взять его под руку и пройти на суд­но. – Нил взял на себя обязанность заказать тебе все необхо­димое для начала весенней посевной. Он также решил снабдить вас основными продуктами питания – крупами, мукой, саха­ром и так далее.

– Какая-то странная эта его идея с продуктами, – рассме­ялась она, наткнувшись на несколько ящиков с вином и клуб­ничным вареньем.

– Он просто хочет тебе помочь. Он ведь не может знать, как обстоят здесь дела на самом деле.

Она нахмурилась, разглядывая большой контейнер наверху.

– Что ж, зато у нас есть много кофе, значит, не все так ужасно.

– Нил предупредил, что, если мы пойдем ко дну, это самое главное, что я должен спасти, – пошутил он.

– Это очень мило с его стороны. Он знает, во что я превра­щаюсь, если не выпью хотя бы три чашки кофе в день.

Мюйрин снова засмеялась. Она носилась по палубе со своим старым школьным товарищем, гоняясь за канистрой, которую он раскачивал как раз на расстоянии ее вытянутой руки.

Как раз в этот момент Локлейн вошел на палубу, и она пред­ставила его своему кузену. Она заметила, что Локлейн выглядит особенно угрюмо и разглядывает ее высокого, симпатичного, молодого кареглазого двоюродного брата с долей подозритель­ности.

– Посмотрите, что прислал Нил на мою часть денег. Локлейн смотрел на кофе и варенье и на ее кузена Майкла, такого учтивого и утонченного, в дорогой одежде, и почувство­вал, что Мюйрин вдруг начала ускользать от него.